Кэти Апперман: Все, что я тебе обещала

Знак информационной продукции (Федеральный закон № 436–ФЗ от 29.12.2010 г.)

Переводчик: Вера Полищук

Редактор: Анастасия Маркелова

Издатель: Лана Богомаз

Главный редактор: Анастасия Дьяченко

Заместитель главного редактора: Анастасия Маркелова

Арт-директор: Дарья Щемелинина

Руководитель проекта: Анастасия Маркелова

Дизайн обложки и макета: Дарья Щемелинина

Верстка: Анастасия Абалихина

Корректоры: Наталия Шевченко, Мария Москвина

Рецензия: Марина Самойлова

Иллюстрация на обложке: Andreea Dumuta

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Copyright © 2025 by Katy Upperman

Published in agreement with the author, c/o BAROR INTERNATIONAL, INC., Armonk, New York, U.S.A.

Cover illustration © 2025 by Andreea Dumuta

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина Паблишер», 2025

⁂

Маме и папе, которые стали прообразами самых замечательных родителей в моих книгах

Благое предсказание

Пролог

Когда моей маме исполнилось семнадцать, она пошла на поводу у друзей и заплатила двадцать долларов гадалке на бродячей ярмарке, чтобы узнать свою судьбу.

Мама оставила друзей на пыльной тропинке под гирляндой электрических лампочек и очутилась в шатре, освещенном свечами. Стены были затянуты коврами с вышитыми созвездиями, а в центре стоял стол, накрытый угольно-черной скатертью, и на ней были разложены кристаллы, карты звездного неба, ракушки и кости. На деревянной подставке тлели благовония с корицей. Мама устроилась напротив гадалки. Та – воплощение всех штампов, в шифоновых шарфах и серебряных побрякушках, – принялась раскладывать свои принадлежности загадочными кучками, перемещая ракушки, кристаллы и кости. Сначала гадалка изучила карты звездного неба, а затем уже перевела внимание на мамину ладонь.

Как-то я спросила маму, было ли ей тогда не по себе.

– Совсем наоборот! – ответила мама. – В шатер я вошла настроенная скептически, но, когда села… Гадалка была не местной и выглядела странновато, но я сразу ощутила спокойствие.

Негромко, с выговором более четким, чем мамин миссисипский, гадалка принялась рассказывать, что прочитала по ракушкам, звездам, кристаллам и маминой ладони.

– Тебе необходимо образование. Старайся и дальше учиться хорошо.

Мама, с ее ненасытной любовью к книгам и почти что фотографической памятью, кивнула.

– Ты ищешь глубокой дружбы, и на друзьях держится вся твоя жизнь, – продолжала гадалка. – Семья для тебя тоже важна. Мать для тебя опора. Пусть вы и не всегда рядом, но душой близки.

Тут глаза гадалки потемнели – зрачки расширились, и она как будто бы погрузилась в транс.

Мама подалась вперед – озадаченная, но заинтригованная.

И вдруг гадалка нанесла ей сокрушительный удар:

– Прежде чем ты съедешь от родителей, отец твой умрет.

Мама намеревалась покинуть родительский дом в следующем году: ее ждал Оле Мисс, он же Миссисипский университет. Сейчас она от потрясения откинулась на спинку стула. Ей хотелось возразить, засыпать гадалку вопросами, ведь папа был крепок как дуб и обладал отменным здоровьем.

И что она делает в этом шатре, когда за пологом бурлит ярмарка? Ей бы веселиться с друзьями. Ей бы встать и уйти – да что там, она должна, должна встать и уйти.

Но гадалка посмотрела на нее так серьезно и проникновенно, что мама не шелохнулась.

Лишь сморгнула слезы, взяла себя в руки и приготовилась слушать дальше.

– Родственную душу ты повстречаешь после смерти отца, – продолжала гадалка. – Вот в ком будешь черпать силы, чтобы идти дальше. Ну а вскорости будет тебе и романтическая любовь. Поначалу он тебе не особенно понравится, но ты будь готова к встрече и откройся ему. – Гадалка протянула руку поверх ракушек и прочего и положила маме на запястье, где бился пульс. По коже у мамы побежали мурашки, ее всю окатило жаром. – Ты от природы заботливая, сердце у тебя любящее. Ты рождена для любви.

Когда мама, вспоминая, доходила до этого места, на глаза у нее всегда наворачивались слезы.

А потом гадалка завела речь обо мне.

– Ребенка ты родишь только одного – девочку с льняными волосами и отцовскими глазами, синими, как море. Она тебе будет самой большой радостью в жизни и пойдет твоей дорогой. А задушевная подруга, про которую я тебе сказала, твое отражение, – она родит суженого для твоей дочки.

На этом гадание закончилось, и мама вышла из шатра.

Снаружи все так же бурлила ярмарка. Звенели колокольчики, мигали неоновые огни. В воздухе, застланном дымом, смешивались запахи хот-догов и пирожков. Мама отыскала друзей, и они принялись упрашивать: расскажи да расскажи, что тебе нагадали.

А она наотрез отказалась говорить.

Она сохранила предсказание в тайне ото всех…

…с трепетом наблюдая, как оно претворяется в жизнь.

Мама – преподавательница. У нее сплоченный круг друзей. С бабушкой они созваниваются каждый день. Папа ее скончался от рака простаты через две недели после того, как мама закончила школу. С Бернадеттой – Берни – мама познакомилась в первый же день в колледже. Они оказались соседками по общежитию и до сих пор клянутся, что жить друг без друга не могут. Месяц спустя на вечеринке студенческого общества какой-то голубоглазый студент уронил арбузную конфету «Джолли Ранчер» в мамин коктейль «Зима». Они станцевали два танца, он объявил, что мама – любовь всей его жизни, а потом его стошнило «пуншем из мусорного ведра»^[1] на мамины туфельки марки «Стив Мэдден».

Мама его простила.

Они встречались со студенческих времен, и именно мама приколола ему погоны в тот день, когда он получил офицерский чин. Спустя несколько недель они поженились под благоухающей магнолией. А на свадебном приеме, к большому возмущению бабушки, пили из бумажных стаканчиков все ту же смесь – водку с фруктовым пуншем. Они переехали, пережили командировку и снова переехали. Берни вышла замуж за боевого товарища папы по Корпусу подготовки офицеров запаса – Коннора Бёрна. Вскоре у Берни и Коннора родился сын, здоровенный, почти пять кило веса. В родильном отделении Коннор хлопнулся в обморок прямо на пол, так что пуповину подруге перерезала мама, которая тоже присутствовала на родах.

Беккет Бёрн.

Волосы: рыжие, как ржавчина.

Глаза: зеленые, как армейская форма.

Сердце: отдано мне.

Я родилась через полтора года после Беккета, и если он появился на свет великаном, то я – крошкой. С льняными волосами и синими, как море, глазами. Когда мама впервые взяла меня на руки, она не заплакала – и не потому, что не растрогалась или не обрадовалась.

– А потому, лапочка моя Лия, – говорит мама, заканчивая историю, которую рассказывала много-много раз, – что я о тебе уже знала – со своих семнадцати лет.

Дети военных

Семнадцать лет, Вирджиния

Когда я училась в восьмом классе, папу на год отправили в Афганистан. В одну из бессонных ночей я раскрыла дневник, с которым не расставалась, и кое-что подсчитала. Из тринадцати лет моей жизни папа отсутствовал шесть. Получалось, почти половину моей жизни он был на военной службе где-то далеко, в чужих краях. Каждый раз, когда папу отправляли куда-то, я рыдала в три ручья. И мама тоже. Но вскоре у нас налаживался свой ритм жизни. Мы жили без него. Мы как-то справлялись.

И молились, чтобы и папа тоже справлялся.

Проходило шесть месяцев, восемь, год, и папина командировка заканчивалась. Мы с мамой встречали его плакатами, на которых моим детским почерком, красными и синими буквами было накалякано: «Добро пожаловать домой, папочка!» Папа обнимал меня и шептал: «Я соскучился по тебе, Милли», и от него пахло чужими краями.

Присутствующие утирали слезы и благодарили его за доблестную службу. Папа смущенно улыбался. Он – военный в третьем поколении. Для него это не служба и не работа, а призвание: в жилах его течет патриотизм.

У нас даже есть семейная традиция: когда папа возвращается, мы едем в «Бургер Кинг» и всегда заказываем там двойные гамбургеры и газировку. А потом катим домой – туда, где снимаем очередной дом в очередном военном городке при гарнизоне. Папа закидывает пыльные дорожные сумки в гараж. Принимает горячий душ, выпивает парочку банок крепкого эля, а потом выключается прямо в кресле, измотанный разницей часовых поясов, – и надо дать ему отоспаться.

С родителями я всегда была близка. Думаю, что так оно обстоит у всех детей военных. Мы ведь бродяги, мы все равно что бедуины, которые странствуют, подчиняясь приказам отцовского начальства, и единственная наша константа – это мы сами. Конечно, где бы мы ни жили, я заводила друзей, но, когда думаю о них, вспоминаю лишь о том, как мы веселились, дурачились, коротали время. Это не друзья на всю жизнь.

Исключение – только Бек.

Бек – он тоже был ребенком военнослужащего. Знал, каково это – переезжать каждые несколько лет, снова паковать вещички и прощаться с приятелями. Знал, каково опять оказываться новеньким в школе. Его отца призывали так же часто, как и моего. Бек отрывал колечки от бумажных гирлянд, отсчитывая дни до папиного возвращения^[2]. Берни была для него такой же опорой, как для меня – мама.

Бек меня понимал.

Все каникулы с раннего детства я проводила с семьей Бека. Созванивалась с Берни по фейстайму, чтобы обсудить драматические сериалы, которые мы с ней смотрели синхронно. Я ходила на все церемонии повышения Коннора в звании, так же как и на папины. Когда мне было три-четыре-пять (а Беку пять-шесть-семь), наших пап вместе отправили в одну воинскую часть в Форт-Брэгг. Мы жили в одном военном городке. Когда мне было восемь-девять-десять (а Беку десять-одиннадцать-двенадцать), пап снова перевели. Теперь уже в Форт-Льюис. Мы жили на одной улице. Когда мне было четырнадцать (а Беку только-только стукнуло шестнадцать), папу направили в Пентагон. А Коннора перевели в Форт-Белвуар, тоже в Северной Вирджинии.

И мы снова были вместе.

Берни и мама были сами не свои от счастья.

А мы с Беком влюбились друг в друга.

Смена места дислокации

Семнадцать лет, по дороге в Теннесси

Переезд в выпускном классе – это самый кошмарный кошмар многих детей военных.

Но не мой.

Покинуть Вирджинию.

Покинуть Коннора, Берни, близняшек.

Покинуть школу «Роузбелл».

Я жду того июльского дня, когда мы наконец уедем.

Бежать, спастись, исчезнуть.