Убийство на улице Доброй Надежды (страница 2)
Я получил стипендию имени Швейцера и проходил клиническую ординатуру в Габоне, где каждый комар является разносчиком малярии, а большинство детей голодают. Продержаться там мне помогал неистребимый оптимизм и вдохновляющий пример самого Альберта Швейцера. Этот врач, филантроп и теолог считал своим священным долгом лечение тысяч африканцев. Сначала он занимался этим в лачугах, а потом построил в селении Ламбарене настоящую больницу. Я вспомнил, как лечил там молодого мужчину примерно моего возраста. Он угасал на глазах от неврологического заболевания, известного как синдром Гийена-Барре. Его легкие не функционировали, было необходимо подключение к аппарату ИВЛ. Но в наличии был только мешок Амбу с маской, что означало, что кому-то придется дышать за этого мужчину. Несколько часов за него дышал я сам. По окончании смены я свалился спать на территории больницы. Когда я проснулся, мужчина уже умер. Дышать за него было некому.
Я сказал комиссии, что мы обязаны дышать друг за друга. Что в Америке этот мужчина не умер бы. Что в Габоне жизненно важными являются три простые вещи: еда, доступная медицинская помощь и простое везение. У этого мужчины не оказалось ни одного, ни другого, ни третьего.
Этот опыт заставил меня полностью пересмотреть представление о себе и своей будущей медицинской карьере. Накладывая гипс на сломанные конечности, назначая противомалярийные препараты, принимая роды и борясь с нехваткой продовольствия, я понял все значение первичной медико-санитарной помощи на ее самом элементарном уровне. Смерть этого молодого человека, пусть и невозможная в Америке, показала мне, что и в нашей стране есть проблемы с лечением пациентов, особенно в сельской местности.
Я сравнил сельскую глубинку Северной Каролины с сельскими районами Габона. Оказалось, что базовые потребности одинаковы и там, и там: школьное образование, работающая экономика и доступность медицинской помощи. Для меня сельский врач является олицетворением медицины: такая работа требует от меня влиться в общественную жизнь этих мест, узнать этих людей и сделаться частью их повседневной жизни.
Я сказал комиссии, что работа сельским врачом в Африке позволила мне увидеть пациентов так же, как видел их мой отец-священник – цельными одухотворенными человеческими существами. Эта работа потребовала от меня маминой настойчивости и любознательности. Она подразумевала подходить к оказанию помощи пациентам так же, как мой отчим-проповедник – как к необходимому акту милосердия, исцеления и смирения.
Это и есть то, что я принесу обитателям Кэйн-Крик в селькой глубинке Северной Каролины. Это мой земной долг.
По прошествии примерно тридцати минут я устало откинулся на спинку своего кресла. Мне показалось, что я выступил неплохо.
Уловить настроение членов комиссии было непросто. Мои друзья и наставники доктора Хек и Халковер были вроде бы полностью согласны, но на некоторых других лицах читалось сомнение. Я подумал, не сказал ли я чего-то невпопад или просто наговорил лишнего? Не переступил ли я тонкую грань между увлеченностью и самонадеянностью?