Алекс Стар: Булочка и 12 (месяцев) братьев

1

– Соня! – сверлит меня злым взглядом мой босс. – Сколько ты уже работаешь в нашей компании?

– Почти три месяца, – неуверенно мямлю я.

Хотя я прекрасно помню, что сразу же после Нового года заканчивается мой испытательный срок, и только мой босс Слава решает, останусь я или нет работать в нашем агентстве и дальше.

Сглатываю. Мне очень нужна эта работа.

– Ну тогда ты должна уже была выучить, что я люблю, чтобы все мои поручения и распоряжения выполнялись чётко и в срок, – поднимается он со своего кресла и медленно подходит ко мне…

Вся замираю.

Я слышала и не раз, что Слава особенно любит, когда его сотрудницы беспрекословно и чётко выполняют его особенные поручения…

Просто пока я не сталкивалась с этим. Я же маленькая сошка – самый младший ассистент.

К тому же, у меня нет не только опыта в работе, но и вообще нет опыта…

Особенно в таких особенных поручениях, которые любит раздавать Слава своим подчинённым девушкам…

А он уже совсем близко, нависает надо мной всей своей грузной огромной фигурой.

Он него несёт потом и ещё чем-то прогорклым, и я даже не представляю, смогу ли я вообще…

Зажмуриваюсь, и перед глазами встаёт мамино измождённое лицо…

Дорогостоящее лечение… Неподъёмные лекарства… Либо продавать квартиру – и мы с ней окажемся на улице, либо…

А Слава наклоняется ко мне уже ближе и ближе, и я чувствую его прокисший запах изо рта, когда он шепчет мне буквально в губы:

– Ты заказала подснежники для Вероники Ланц? – вдруг так громко выкрикивает он имя приглашённой суперзвезды мне прямо в лицо, что у меня буквально лопаются перепонки.

– Да… Я обзвонила все цветочные базы, – всхлипываю я. – Но ведь сейчас – декабрь… – объясняю я ему очевидные вещи. – Не сезон для подснежников… Все говорят: звоните в конце февраля… Или в марте…

– А мне по хрен! – багровеет мой босс, и мне кажется, ремень его брюк сейчас лопнет от натуги. – По хрен! Поняла?! – брызжет он на меня слюной, и его огромный живот упирается мне в груди. – Вероника Ланц – наш ключевой клиент, и если она захочет, чтобы мы приготовили ей единорога, ты, на хрен, пойдёшь и застрелишь этого сраного единорога и приволочёшь его мне! Ты это понимаешь?! – орёт он как бешеный.

Но вдруг останавливается, и смотрит на меня масляным взглядом.

Мне кажется, он ещё больше возбудился от своего дикого крика.

Делаю шаг назад. Сглатываю. В горле сухой комок.

Мне нужна эта работа.

– Так, ладно, – подходит он снова ко мне вплотную и кладёт мне свою потную ладонь прямо на грудь.

Сжимает её, и я чувствую, как пот растекается по тонкой ткани.

Мне хочется плюнуть в его рожу, но я не могу.

Мне слишком нужна эта работа… Слишком нужна…

– Ты очень умная и сообразительная девочка, Соня, – проникновенно смотрит он мне в глаза, пока его руки шарят по моему телу. – Я только поэтому не уволил тебя два месяца назад. А ещё ты такая вкусная… Аппетитная… Как свежая булочка…

Он уже совсем близко, почти подпёр меня к стенке своим грузным телом, и его дыхание обжигает мою шею…

Пересиливаю себя. Ради моей мамы. Ради нашего с ней будущего…

– У тебя два варианта: сейчас выполнить моё небольшое поручение, – кладёт он вдруг мою ладонь на свою ширинку, и я чувствую что-то твёрдое под своими пальцами, и с омерзением машинально одёргиваю руку, как от противной гадины… – Или пойти и достать мне эти сраные подснежники! До завтрашнего дня! – тут же багровеет он от злости и снова орёт на меня, и я наконец-то выскальзываю из его потных мерзких объятий…

– Хорошо, я привезу вам подснежники, – с вызовом смотрю я прямо в глаза своему боссу. Не отвожу взгляд.

Хотя внутри всё холодеет. Как я справлюсь?

А разве у меня есть выбор?!

2

Его глаза сужаются, в них плещется смесь злости и неприкрытого желания. Он явно не ожидал такого поворота.

– Ну что ж, – он медленно застегивает пиджак, пытаясь скрыть свою неудачу. – Выбор за тобой, Сонечка. Или корзина самых свежих, самых душистых подснежников к утру завтрашнего дня на столе у Вероники Ланц… Или твое заявление об увольнении. Без выходного пособия. И без рекомендаций. Понятно?

Я лишь киваю, сжимая кулаки так, что ногти впиваются в ладони. Разворачиваюсь и почти выбегаю из кабинета, не видя ничего перед собой.

Весь остаток дня я провожу в бесплодных звонках. Каждый разговор является точной копией предыдущего: извиняющиеся голоса флористов, вежливые отказы, совет позвонить весной. Отчаяние сжимает мне горло всё туже и туже. Уже смеркается, за окном офиса зажигаются праздничные гирлянды, все спешат по домам, а я сижу над своим телефоном, заливаясь слезами.

Последней в моем списке значится какая-то полумифическая оптовая компания «Двенадцать месяцев» с адресом где-то за городом, в горах. Я уже не на что не надеюсь, набирая странный номер.

Трубку снимают мгновенно. Мужской голос, низкий, спокойный, бархатный, от которого у меня внутри словно начинают перекатываться крошечными камушки. Кавказский акцент. Или мне только кажется?

– Слушаю вас.

Я сбивчиво, почти плача, выпаливаю свою просьбу о подснежниках.

На другом конце линии повисает легкая пауза. Я уже готовлюсь услышать привычное «нет», но он говорит:

– Подснежники? В декабре? Возможно. У нас есть… Особые оранжереи. Но мы не работаем с по запросу по телефону. Если вопрос настолько серьезен, вы должны приехать. Лично.

– Я… Я приеду! – сразу же выдыхаю я, цепляясь за эту соломинку. – Скажите только адрес!

– Навигатор не покажет. Это частная территория. Я диктую маршрут. Записывайте. – Его голос звучит как приказ, не терпящий возражений.

Я лихорадочно зарисовываю на клочке бумаги его указания: шоссе, потом серпантин в горы, указатель с изображением двенадцати звезд, каменные ворота. Сердце бьется бешено. Это какое-то безумием – ехать одной ночью в неизвестность, в горы, к кому-то, о ком я ничего не знаю. Но мысль о маме, о ее глазах, о Славе, прижавшем меня к стене, заставляет меня действовать.

– И еще одно, – добавляет тот бархатный голос, прежде чем положить трубку. – Будьте готовы заплатить нашу цену. Которую мы назовём… Она… Немного необычна.

Я не расспрашиваю. Какая разница? Я продам душу дьяволу, лишь бы выжить. Тем более, я уверена, моя фирма ради Вероники Ланц готова пойти на любые расходы.

Дорога занимает вечность. Старенькая Лада, которую я взяла в прокат, с трудом одолевает крутые виражи, метель заметает стекла, залепляет снегом фары. Я уже сто раз жалею о своей авантюре, но поворачивать назад поздно.

И вдруг – указатель. Выкованные из черного металла двенадцать звезд, сияющие в свете фар. За ним – массивные каменные ворота, которые бесшумно разъезжаются, едва я к ним приближаюсь, впуская меня внутрь.

Я замираю, затаив дыхание.

Передо мной, в свете луны и факелов, вмороженных в снежные берега подъездной аллеи, высится особняк. Он похож на ожившую сказку – древний, мощный, сложенный из темного камня, с остроконечными башенками и бесчисленными окнами, в которых теплится золотистый свет. Воздух звенит от мороза и тишины, пахнет хвоей, снегом и чем-то неуловимо цветочным, пьянящим.

Они же сказали, что у них здесь есть оранжереи?

Двери главного входа открываются, и на светлых ступенях, залитых теплым светом изнутри, возникает высокая мужская фигура. Он не выходит – он возникает, появляется, будто является частью этой ночи, этого дома.

Я вылезаю из машины, по колено утопая в свежем, хрустящем снегу, и бреду к нему, чувствуя себя совершенно потерянной и маленькой.

Он не один. Из двери за его спиной выходят еще двое, встав по бокам. Трое. Совершенно одинаково одетые в темные дорогие свитера и брюки, но такие разные. И такие… Одинаково прекрасные. Словно сошли со страниц журнала, который я иногда тайком листаю в парикмахерской.

Тот, что в центре, наверняка самый старший из них. Во взгляде – не возраст, а власть. Спокойная, неоспоримая уверенность хищника, который знает, что добыча уже в его власти. Он статен, широк в плечах, с проседью на висках, лишь добавляющей ему шарма.

– София, – произносит он мое имя, и оно в его устах звучит как заклинание. Его голос я узнаю – тот самый, из телефона. – Я – Декабрь. Добро пожаловать в наш дом. В дом братьев Гаджиевых.

Я лишь киваю, не в силах вымолвить ни слова. В горле всё пересохло от волнения.

– А это мои братья, – он делает легкий жест рукой. – Ноябрь. – Мужчина слева, чуть более суровый, с пронзительным взглядом, оценивающе кивает. – И Октябрь. – Тот, что справа, с хитрой искоркой в глазах и чувственными губами, позволяет себе легкую, обжигающую улыбку.

Меня обдаёт теплом из дома, смешанным с ароматом дорогого парфюма, кожи и чего-то чисто мужского, первобытного. Я стою перед ними, запорошенная снегом, в своём дешевом помятом офисном платье и растоптанных ботинках, и чувствую себя зайчишкой, окруженным стаей волков. Голодных, прекрасных и опасных.

Ноябрь, молчавший до сих пор, делает шаг вперед. Его глаза, холодные и ясные, будто зимнее небо, медленно, с невероятной наглостью облизывают меня с ног до головы, задерживаясь на округлостях груди, на изгибе бедер под тонкой тканью.

Я чувствую, ка предательски затвердели мои соски на морозе. Облизываю пересохшие губы. Как я вообще здесь очутилась?! Что я вообще здесь делаю?!

– Так это та самая девочка, которая хочет наши подснежники? – спрашивает он, и в его голосе звучит легкая насмешка. – Какая аппетитная булочка. Правда, брат?

Мои щеки вспыхивают. Я опускаю глаза, но чувствую на себе его взгляд – тяжелый, почти как физическое прикосновение.

Октябрь смеется, низким грудным смехом, от которого у меня переворачивается что-то в самом низу живот:

– Не пугай девочку, Ноябрь. У нее от тебя мороз по коже идет. – Он подходит ко мне ближе, и от него пахнет спелыми яблоками, корицей и чем-то ещё, невероятно дурманящим.

Он протягивает руку и мягко, почти невесомо смахивает снег с моего плеча. Его пальцы едва касаются ткани, но под ней кожа мгновенно вспыхивает огнем:

– Мы просто должны обсудить условия сделки. Не так ли, Соня?

Я лишь тихо киваю в ответ. Я словно лишилась дара речи. Три пары мужских глаз изучают меня, взвешивают, оценивают, словно на аукционе. И в их взглядах нет ничего от похотливой наглости Славы. Это нечто иное – мощное, первозданное, животное влечение, от которого по телу бегут мурашки и перехватывает дыхание.

От которого ноги становятся ватными, как белоснежные сугробы вокруг меня.

Декабрь, наблюдающий за этой сценой со спокойствием хозяина, наконец, нарушает молчание.

– На улице холодно. Не дело – вести переговоры на пороге. – Он отступает вглубь холла, приглашая жестом войти. – Проходи, Соня. Обсудим твой… Вопрос.

Я делаю шаг, потом другой, переступая через высокий порог. Тепло дома обнимает меня, словно плотное одеяло. Внутри пахнет старым деревом, дымом от камина и все тем же пьянящим, цветочным ароматом.