Пэк Оню: Перечная мята

백온유 Baek Ohn-yu

페퍼민트

PEPPERMINT

Copyright © 백온유 (Baek Ohn-yu), 2022

All rights reserved.

Original Korean edition published by Changbi Publishers.

Russian translation rights arranged with Imprima Korea Agency the Republic of Korea and Impressum Literary Agency (Russia).

© Kaminary.art, иллюстрация обложки, 2025

© Зинатулина А. А., перевод на русский язык, 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2026

* * *

Глава 1. Сиан

– 1 —

Дыхание прошло сквозь округленные губы как ветерок и, покинув мое тело, превратилось в мыльный пузырь. Прозрачный, он взлетел над головой и исчез. Мы бежали за этими пузырями, высоко подняв руки, кончиками пальцев доставая и лопая их на лету. В азарте погони я запнулась о камень и упала. На ладонях и коленях проступила кровь. Хэвон расплакалась. Но мама вдруг оказалась рядом и, осмотрев ранки, сказала: «Ничего страшного. Помажем лекарством, и все пройдет». Я не плакала!

В моих воспоминаниях мама мажет мне коленку йодом и дует на ранку. Из-за рыжего антисептика кожу неприятно печет, поэтому, пока наносишь лекарство, нужно дуть сверху, чтобы боль немного утихла.

– 2 —

Почувствует ли мама мое дыхание?

Я медленно протерла пролежень специальным раствором и, промокнув лишнюю влагу, нанесла заживляющую мазь. Чтобы саднящая боль быстрее уходила, я не переставала дуть на больные места на бедрах и ягодицах. Мама так и не шевельнулась, пока я заканчивала с перевязкой. Подложив ортопедическую подушку ей под бедра и уложив ее в другую позу, я оглядела мамины вещи. Все они были там же, где я оставила их вчера. Ополаскиватель, зубная щетка, полотенце и крем – все на месте. Разве что увлажнитель воздуха работал впустую, без воды.

– Папа вчера снова не пришел? Ничего, ты не расстраивайся. В последнее время он очень занят, часто до ночи на работе задерживается.

Из бумажного пакета я достала пальто и разложила так, чтобы она хорошо его видела.

– Смотри. Это я папе купила. В его шкаф посмотришь – одежда вся черная. Наверное, потому, что с ней хлопот меньше, если испачкается. Я подумала – хотя бы одна светлая вещь в гардеробе у него должна быть. Как тебе? Красивое?

Я всматривалась в мамино лицо. Насчитала несколько родинок: одна под левым глазом, на кончике носа еще одна, над уголком губ тоже и другая, красная, над правой бровью. До того как она заболела, я не замечала, что их так много. Если я вдруг начинала сомневаться, а мама ли передо мной, или она изменилась, или ее подменили, и я почему-то никак не могу ее узнать, когда тревога захлестывает меня с головой, я пересчитываю родинки, и становится спокойнее.

Когда из больницы выписали пожилую пациентку, маму перевели на освободившееся место у окна в глубине палаты. Окна выходят на южную сторону, впуская солнечный свет, а с кровати хорошо видно деревья. Когда мамины глаза были открыты, она почти всегда смотрела в одну точку. Конечно, если человек не может ни голову повернуть, ни положение сменить, ему остается лишь постоянно наблюдать один и тот же вид. А сейчас еще самые заморозки, и деревья стоят голые… Когда весна настанет по-настоящему и зелень листьев окутает кроны, станет совсем хорошо. Тогда из открытого на проветривание окна будет литься аромат акаций.

Мама всегда любила цветы и деревья. Цветочных горшков в доме было больше десятка. Даже самые капризные растения под ее присмотром не вяли, так что соседи спрашивали у мамы, в чем ее секрет.

«Поставьте их в солнечном месте. Цветы растут, обращаясь к небу, так что днем лучше оставить занавески открытыми. А еще каждому растению нужно разное количество воды. Запишите, чтобы ничего не перепутать».

Ухаживать за человеком в вегетативном состоянии и заботиться о растении в какой-то мере схожие занятия. Но я не знаю, есть ли облако на небе, на которое мама смотрит пустыми глазами, сидит ли для нее птица на дереве, дует ли ветер. Казалось, мамин мир давно остановился.

Чайник задышал паром и, щелкнув, выключился. Я заварила крепкий мятный чай, обмотала деревянную палочку марлей, смочила ее в чае и поднесла к маминому рту, чтобы она могла ощутить вкус. Говорят, это помогает пробудить рецепторы, так что я каждый день заваривала мамин любимый чай с перечной мятой.

Аромат трав наполнил палату. Вдыхая его, я ненадолго вернулась в детство, как будто запах мяты, доносившийся из маминой комнаты, достиг меня через время. Она всегда просила не подходить, пока пила чай, боясь пролить горячую воду, но мне было достаточно просто смотреть, сидя в нескольких шагах.

Должно быть, я протолкнула марлю слишком глубоко, и мама стала давиться. Ей необходима кислородная маска, но она может слабо дышать сама, жевать или сосать пищу. А вот глотать самостоятельно ей тяжело, поэтому она кашляет или иногда вот так давится. Она очень редко издает звуки, и все они обычно выражают боль – или просто остаются бессмысленным «у-у-у».

Раньше я вкладывала смысл в каждую из таких реакций. Игнорируя слова врача о том, что эти звуки не больше чем бессознательный рефлекс, я считала их признаками медленного выздоровления. Мы с отцом были уверены, что сможем почувствовать тонкие изменения, которые недоступны врачам и медсестрам.

Из теплового шкафа я достала влажное полотенце, чтобы обмыть мамино лицо, потом – руки и ноги. Почистив ватной палочкой уши, я взяла ее исхудавшую руку и принялась осторожно подстригать ногти. Я обязательно проделывала это каждую неделю. За шесть лет, которые мама провела в вегетативном состоянии, жизненные процессы в ее организме замедлились, а тело заметно осунулось, однако ногти росли с прежней скоростью. Раньше мама каждый раз, обрабатывая ногти на руках, жаловалась, что они растут так необычно быстро. Потом, закончив, она подзывала меня, усаживала между своих ног и неторопливо подстригала ногти и мне тоже. Потихоньку, оттягивая кожу пальцев, чтобы не порезать.

– Нелегко тебе приходится, девочка. Где в наши дни найдутся дети, которые вот так заботятся о своих родителях?

Бабушка Хон повторяла мне это с того дня, как ее привезли в больницу. Она рассказывала, как упала на обледеневшей дороге, когда шла на утреннюю молитву, и сломала правую ногу. Кроме трудностей с передвижением, ее больше ничего не беспокоило, так что из всех шести пациентов этой палаты она была самой активной.

– Дети в наши дни совсем другие, – присоединилась к беседе тетя Чон. Который год вокруг меня ведутся одни и те же разговоры, только пациенты сменяются.

Я тоже ребенок «наших дней». Может казаться, я делаю благородное дело, приношу огромную жертву, но у любого, кому пришлось бы испытать подобное, не останется выбора. Сбежать или закрыть на все глаза не так-то просто. Мне всего лишь пришлось рано осознать это.

Здесь лежали как те, кто уже давно знал меня, так и поступившие на лечение совсем недавно. Даже при смене палаты в течение дня все обязательно подходили узнать мамину историю. Как таковой истории нет, но люди, передавая мой рассказ, то и дело добавляли слова вроде «несчастье», «очень жалко», «тяжелая судьба» – и даже любопытство во взгляде довольно скоро сменялось сожалением.

– Что вы. Ничего особенного.

– Возьми, детка, поешь. Это мой сын сложил, все мытое.

Сегодня бабушка Хон угостила меня мандаринами и клубникой. Тогда тетя Чон сказала, что в холодильнике есть кальбитхан^[1], и предложила мне поесть. У нее был рак желудка, недавно она перенесла операцию по его полному удалению и сейчас восстанавливалась. Как только ей хотелось чего-нибудь поесть, она тут же звонила своим детям и просила купить, днем или ночью – неважно. А когда они привозили еду, она не ела, а убирала в холодильник и потом отдавала мне. Мол, все равно не может это съесть сама. Так что я разогрела суп и поужинала, хоть и поздно.

Побывав с мамой в разных больницах, я привыкла принимать заботу от незнакомцев, хотя жалостливые взгляды по-прежнему вызывали у меня враждебность. Однако времени разозлиться на проявление искреннего сострадания не было. Пациенты в палате постоянно менялись – ведь редко бывает так, чтобы в одну палату клали сразу несколько человек в тяжелом состоянии. Большинство наших соседок довольно скоро выписывались, а пожилых увозили в дома престарелых. Еще реже кто-нибудь из-за обострения болезни оказывался в реанимации. Новость о смерти пациентки из нашей палаты вызывала странные чувства, но и они быстро забывались. Я не придавала большого значения словам тех, кто не задерживался здесь надолго.

– Белая клубника?

– Сын купил что-то модное. Сказал, все спелое. Может, это из-за цвета, но мне что-то не хочется. Все тебе, кушай.

Я взяла одну ягоду и показала маме. Удивительно, правда? Сколько интересного появляется в мире! Она всегда любила фрукты, благодаря ей в детстве они всегда доставались мне на десерт. А сейчас мы с папой фрукты почти не покупаем. Мы стали отдавать предпочтение тому, что легко приготовить и несложно подолгу хранить.

Я была уже сыта, но съела клубнику за один присест. Все равно она скоро переспеет и станет приманкой для насекомых. Со сладким и скоропортящимся всегда много хлопот.

А мама самостоятельно есть не может, кормить ее приходится жидкой пищей через резиновую трубку, идущую от носа к желудку. Она всегда любила готовить и ценила возможность поесть вместе. Должно быть, питание через трубку теперь заставляло маму чувствовать себя так, будто она утратила все, чем дорожила.

Покормив ее, я прибралась, и тогда вошла медсестра Ким.

– Молодец, Сиан, ты прямо настоящий профессионал.

– 3 —

К полуночи пришел папа. Я хотела было спросить, почему он сначала заглянул домой вместо того, чтобы сразу направиться в больницу, но он выглядел таким измотанным, что я не стала.

– Ужинал?

– Поел на работе.

Отец зарабатывал везде, где мог. Когда я была в седьмом классе, он работал на стройке. Пока я училась в восьмом – доставщиком и официантом в баре своего друга, у которого был ментором в университете. К моему девятому классу отец получил квалификацию по уходу за пожилыми и работал в доме престарелых и еще какое-то время – на складе.

До маминой болезни он работал в IT-компании, а сейчас у него столько разных занятий, что с тех пор, как перешла в старшие классы, я перестала спрашивать, чем он сейчас зарабатывает. Отец, конечно, любое место работы называет «компанией» – и бар был «компанией», и завод, и дом престарелых тоже. В последнее время, когда он приходит с работы, запаха пота на одежде я не чувствую, так что, скорее всего, физически он не слишком перетруждается. Подобная работа папе сейчас тяжело дается. Работая на складе, он часто получал травмы, и его до сих пор мучает больная поясница.

Выпив прохладной воды, отец достал кошелек, отсчитал деньги и вручил мне.

– Но карманные еще остались.

– Бери, отложишь, – сказал он и улыбнулся.

Я наблюдала, как он стянул остальные купюры резинкой и убрал в карман брюк. Ну кто в наше время пользуется бумажными деньгами? Все давно расплачиваются картой или телефоном, а отец по-прежнему упрямится. Бабушка – по маминой линии – всегда смотрела на папу с сожалением и говорила, что это все из-за его нервозности. Неизвестно, когда и как настанет черный день, да и настанет ли, но если вдруг что-то случится, отец со своими купюрами окажется самым мудрым человеком на Земле.