Вероника с Тимуром забирают Диану в три, и я начинаю потихоньку готовится к свиданию. Иду в душ, делаю неброский макияж, укладываю волосы, глажу платье. Чувствую себя спокойно и не строю никаких иллюзий. Ожиданий у меня тоже нет, как и бабочек в животе, о которых сейчас часто пишут в романах.

Думаю ли я об Игоре? К сожалению, да. Думаю о нем больше, чем нужно, больше, чем он думает сейчас обо мне. Вспоминаю его глаза, взгляд, пальцы, сжимающие руль. От него приятно пахло, но я не могла разобрать нотки от волнения. И голос его мне до сих пор слышится. Глубокий, низкий, жёсткий. Их стал другим, но остался таким же мужественным, как тридцать лет назад.

Надеваю серебряный кулон на тонкой цепочке, подаренный дочерью на день рождения. Провожу по нему ладонью и смотрю на свое отражение в зеркале. Судорожно вздыхаю и прикрываю глаза. Снова вижу Игоря и чувствую, как кончики пальцев снова покалывает, а сердце ускоряется. Трепет от воспоминаний о первой любви совсем некстати перед свиданием с другим мужчиной. Но я не властна над собой и никак не могу выкинуть Завьялова из своих мыслей.

В шесть приезжает Виктор. Он ждет меня во дворе с букетом красных роз, и это очень красивый, приятный жест. Искренне благодарю его, разрешаю поцеловать себя в щеку, открыть мне дверь автомобиля. В салоне он интересуется, нравится ли мне итальянская кухня и когда я киваю, вздыхает с облегчением и везёт меня в милый, уютный ресторан.

Всё идёт ровно, гладко, временами даже пресно. Мы едим пасту, пьем лимонад, говорим о детях, внуках, увлечениях. Он работает начальником логистического отдела в компании, производящей профиль для окон и дверей. У него двое детей. Сын живет в Москве, дочка здесь. Он купил ей квартиру недалеко от себя и помогает с внучкой.

– Честно признаться, я впервые на свидании после смерти жены. Очень боялся, что дочка не поймёт, но она меня поддержала.

– Давно твоя супруга умерла? – сжимая в руках прохладный стакан с лимонадом, спрашиваю его и вижу, как меняется выражение его лица.

– Пять лет назад. Онкология. Быстро сгорела, хотя всегда была очень активной, жизнерадостной, веселой, – во взгляде тихая печаль и всё ещё любовь к ней. Это как-то даже завораживает. – И хотя мне сказали готовиться, я не мог принять ее уход. Наверное, год приходил в себя.

– Я очень сочувствую тебе, – ставлю на стол бокал и вдруг Виктор накрывает пальцами мою ладонь, лежащую на столе.

– Ты удивительно на нее похожа. У вас типаж один. Светлые вьющиеся волосы, голубые глаза, где-то поворот головы, мимика.

О, это определенно не то, что хочет услышать женщина на свидании, но Витя завороженно смотрит на меня и повторяет:

– Я сначала не решался с тобой заговорить, а потом ты первая поздоровалась. И я подумал, что это, наверное, знак. Хотя никогда в них не верил, в отличие от моей Лены.

– Я просто хотела быть дружелюбной, – объясняю ему спокойно.

– Понимаю, – кивает он и поглаживает пальцами мою кожу. Не понимаю, почему я ему позволяю, если мне это не очень нравится. Я не люблю, когда мужчины трогают дотрагиваются до меня без моего согласия. Но видимо жалость к Вите взяла верх над принципами. —У тебя удивительные глаза, Лиза. И смотришь ты ими так, будто в душу заглядываешь.

– Спасибо, Вить, – медленно убираю кисть и вежливо улыбаюсь. – Ты тоже, – не приходит ничего на ум, – молодец. Собрался, дочке помогаешь, внучка тебя обожает. – Да что уж, ради них и живу, – он трет шею ладонью, немного нервничает. – Я не напрягаю тебя?

– Нет-нет, все хорошо, – касаюсь пальцами кожи за ухом, отвожу взгляд и понимаю, что мне стало неловко. Разговор свернул в ту самое русло, где по идее мы должны обменяться приятными любезностями, но во мне всё обрывается, когда в ресторан входит мужчина, похожий на Игоря. У него такая же комплекция, походка и стрижка, но нет, это не Завьялов. И тут же я вспоминаю, как моих пальцев коснулся Игорь, когда помогал сесть в машину. И как в конце он бросил мне гневно “Иди”. Его незримое присутствие на этом свидании меня отвлекает и вместо того, чтобы слушать собеседника, я ныряю в воспоминания о другом мужчине.

Глава 9

– Большое спасибо за замечательный вечер, – благодарю Виктора и принимаю из его рук букет, который он подарил в самом начале свидания.

– Нет, это тебе спасибо. Мне очень понравилось, – устало улыбается он. – И я бы хотел еще раз тебя пригласить.

Я не уверена, хочу ли повторить. Наверное, сейчас не самый лучший момент для меня, потому что я слегка дезориентирована и растеряна. Да и частые сравнения с усопшей меня немного напрягли.

Он ждет моего ответа, но вместо этого я смотрю на небо и фонарь, освещающий наши фигуры у подъезда. И почему я такой сложный человек? Почему я не могу открыться хорошему, доброму, галантному мужчине?

– Лиза, – зовет он тихо, и я опускаю голову.

– Да?

– Я сказал, что хотел бы пригласить тебя еще раз.

– Давай как-нибудь просто созвонимся, – решаю неожиданно для себя. Но ничего не определенного не обещаю.

– Добро, – он кладет свою руку на мою, смотрит пристально и без объявления войны касается губами холодной щеки.

Я в замешательстве, хотя это довольно ожидаемый поступок после свидания. Робкий, едва уловимый поцелуй, символизирующий симпатию со стороны мужчины. Взрослого, серьезного, трудолюбивого, того, кто не обидит женщину. И главное – свободного. Хотя это тоже спорно.

Виктор убирает руку и провожает меня до подъездной двери. Мы прощаемся, я прошу его написать, когда он доберется до дома (а живет он в том же микрорайоне, что и моя дочь). Витя обещает обязательно прислать весточку, и моя забота, похоже, ему нравится. А как иначе, если сейчас гололед и десять вечера?

Через пару минут я вхожу в квартиру и включаю свет в прихожей. Делаю на автомате обычные вещи: кладу букет на тумбу, разуваюсь, снимаю пальто и шарф, подхожу к зеркалу и смотрю на свое отражение. В глазах нет блеска, только усталость. Нормальное, я бы даже сказала хорошее свидание, но что-то внутри все равно не так.

Меня оглушает громкий сигнал домофона. Может, опять ошиблись квартирой. Но звонить в такое время – верх невоспитанности. Снимаю трубку и рявкаю недовольно:

– Да?

На другом конце провода слышится шорох, а потом знакомый голос из прошлого:

– Лиза, это я. Игорь.

Нервно сглотнув, прислоняюсь спиной к стене и сжимаю белую трубку. Ну зачем он приехал? Еще и номер моей квартиры узнал. Зачем? Зачем? Зачем?

– Зачем ты приехал?

– Поговорить, – шумно вздыхает, заставляя меня вздрогнуть. – Впусти, пожалуйста.

– Уходи, – поджала губу и зажмурилась, борясь с желанием еще раз увидеть его. Неправильно это всё.

– Впусти на минуту. Давай просто поговорим, – он медлит. – Пожалуйста.

– Давай не будем ворошить прошлое. Это бессмысленно.

Что мы скажем друг другу? Я знаю, что он хочет многое спросить, но я не хочу отвечать, нырять в темный омут болезненных воспоминаний. Я просто не могу.

– Лиза…

Сжимаю и разжимаю пальцы свободной руки. Молчу и думаю. Я не могу его не впустить, как бы сама с собой не боролась. Желание увидеть его сильнее меня.

Повернувшись к домофону, нажимаю на белую кнопку и слышу характерный щелчок. Игорь открывает дверь и входит в подъезд, а я обхватываю ладонью ручку и жду, затаив дыхание. Слышу тяжелые шаги на лестнице, стук в дверь. Медлю. Боюсь. Но все-таки открываю.

Он стоит на темной площадке – у нас сгорела лампочка, а в трех квартирах живут одинокие женщины и некому поставить новую. У меня все руки не доходят. На Игоря падает свет из квартиры, и я на мгновение замираю, потому что он невероятно красив в распахнутом пальто, серых брюках и черной водолазке. Я будто язык проглотила, и он начинает первым.

– Здравствуй, Лиза. Прости, что поздно, – шагает через порог.

– Поздно, действительно, – пожимаю плечами, отхожу на расстояние, упираясь бедрами в высокую тумбу с зеркалом.

– Я только с самолёта. Мне нужно было тебя увидеть, – мы смотрим друг другу в глаза. Оба напряжены до предела, натянуты, как струны, которые вот-вот лопнут.

– Это не могло подождать до утра?

В попытке закрыться от него, скрещиваю руки на груди, но не очень-то помогает, потому что мое сердце бешено колотится, когда я понимаю, что он рассматривает меня, мою прическу, платье. Щеки пылают огнем от стыда, хотя я ничего плохого не сделала. Не в этот раз.

– Не могло. Я должен был спросить.

– О чём?

Приближается ко мне, сверлит взглядом, но я не могу отвести свой. Меня к нему тянет невыносимо и преступно, потому что я не имею это право после того, что сделала с ним.

– Почему ты мне соврала? В том письме тридцать лет назад? Ты же никуда не уезжала, ты осталась в стране.

Первая реакция – шок – накрывает, как большая волна, но быстро сходит. Ну конечно при его возможностях он это выяснил. Пусть так. Но самого главного он ни от кого не узнает, потому что все фигуранты поклялись молчать.

– Господи, Игорь! Чего ты хочешь от меня? – горько вздыхаю. – Я понимаю твою боль и ненависть ко мне, – эти слова даются мне с трудом. – Я писала тогда и скажу сейчас, что мне очень жаль. Прости меня за всё. Прости! Я знаю, что сделала тебе больно, но так было нужно.

– Кому нужно? – повышает он голос, а по телу ползут мурашки от его напора. – Что ты скрываешь, Лиза Лапина? Ты писала, что выходишь замуж и уезжаешь. В селе шептались, что ты забеременела и мать тебя выгнала. А сейчас я узнаю, что ты никогда не была замужем. Ни дня! Ты действительно уезжала, но не в Россию, а в Уральск, родила там дочь и дала ей фамилию и отчество своего отца.

Он в ярости подходит вплотную, кладет ладони на мои предплечья и сдавливает их.

– Еще раз спрашиваю тебя, что ты скрываешь, Лиза? Почему ты соврала в том письме? Что на самом деле случилось в девяносто пятом?

– Случилось то, что случилось, – от его прикосновений, пусть и жестких, бегут мурашки по коже. Другому мужчине я бы никогда такого не позволила, но это Игорь….хотя я тоже не хочу, чтобы он трогал меня с такой злостью. – И убери от меня руки. Пожалуйста.

Делаю резкое движение плечами, и он отступает, шагает назад и склонив голову, сжимает пальцами переносицу.

– Тебя кто-то обидел тогда, да? У меня просто два плюс два не складывается в этой истории. Я никак не мог понять тогда, почему? – вскидывает усталый взгляд, он ведь с самолета и очень утомлен, но продолжает изводить и себя и меня. – Мы же любили. Ты приезжала ко мне в часть перед своей учебой, твое предпоследнее письмо было таким нежным, я перечитывал его сто раз. Потом писем не было…и вот это.

Мне нечего ему сказать, и слёз тоже нет. Он полностью прав в своих суждениях и предположениях, но я не могу ему рассказать. Мне слишком больно вспоминать, ему будет больно все услышать. Игорь ведь так меня любил, надышаться не мог, оберегал. Я жила с верой в доброту, в дружбу, честность. Но жестоко поплатилась за свою наивность. Именно поэтому у меня ни мужа, ни подруг. Я ни с кем не секретничаю, ни у кого не прошу советов. Единственным близким человеком для меня была тетя, а теперь дочь и внучка.

– Почему ты упрямишься? Почему не можешь сказать правду? – стоит на своем Игорь, которого выводит из себя мое молчание.

– Потому что мне нечего тебе сказать. Ты не допускал мысли, что я действительно встретила другого, тебе изменила, забеременела и верила, что он заберет меня в Россию, как обещал? Я, дура, губу раскатала, письмо тебе написала, а он меня бросил. Я поехала к матери, но она назвала меня шалавой, а отчим выгнал из дома. Тогда я нашла адрес папиной сестры в Уральске и поселилась у нее.

– Как складно звучит, – цедит сквозь зубы Игорь и вновь подходит слишком близко.

Вижу, как его глаза наполняются болью и негодованием. Если бы ты знал, как мне тоже больно, Игорь. Ты в этой грязи не должен мараться, хватит и того, что в нее залезла по макушку. Прости меня. Прости. – Почему не написала потом правду? Я бы приехал, нашел тебя.