Всю дорогу до больницы мы с Таиром молчим. Мелкую дрожь не унять, я хочу уснуть и проснуться в другой реальности, где не было никакой аварии. Словно муж везет меня домой к маме, папе и сестре. Беззвучно шевелю губами, читая молитву, которую помню с детства. Цепляюсь за нее, как за спасительную соломинку.

Выходим из машины на парковке и муж впервые за долгое время берет меня под руку и ведет в приемное отделение. Ноги ватные, не слушаются, а я злюсь на себя еще больше. Также, как и боюсь.

Оставив меня в стороне, Таир подходит к регистратуре и спрашивает у девушки об аварии. Она бросает на меня короткий, сочувствующий взгляд и просит подождать. Остальное не слышу, словно оглохла. Хорошо, что Таир сегодня не уехал, как это часто бывает. Без него я бы не выдержала. Он хладнокровный и разумный, с ним как за каменной стеной.

– Что сказали? – трясясь от нетерпения, спрашиваю его.

Таир неожиданно берет меня за руку, прижимает ее к своей груди и отвечает:

– Сабина, что бы не случилось, ты должна быть сильной. Я рядом.

– Ты…что— то знаешь? – глаза вмиг наполняются слезами, потому что до меня доходит смысл его слов и интонации. – Кто?

Он тяжело вздыхает и шепчет:

– Папа. Он погиб на месте.

– Нет! Нет! – прижав ладонь к губам, начинаю кричать и плакать, а Таир обнимает меня и крепко прижимает к себе. – Дада! Дада! Таир, может они ошиблись? Скажи, что они ошиблись.

Но он только целует меня в макушку и повторят: “я рядом”.

– А мама? – с надеждой поднимаю на него воспаленные глаза.

– На операции.

Крохотная надежда теплится во мне. Я не могу их потерять. Остается лишь молить Аллаха о спасении.

Таир усаживает меня на скамью у стены, садится рядом и приобнимает меня. Кладу голову на его плечо и трясусь от новой волны рыданий. Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем к нам выходит хирург.

– Родственники Мавлюды Кибировой? – спрашивает он, окинув взглядом зал приемного отделения.

– Мы, – Таир помогает мне встать, а доктор подходит ближе.

– Это моя мама, – с надеждой говорю я.

– Мне очень жаль, – звучит приговор. – Травмы очень тяжелые. Остановка сердца на операционном столе.

Упасть не дает муж, подхватив меня и обняв. В ушах эхом отдаются слова хирурга: “остановка сердца, остановка сердца, остановка…” Мое собственное сейчас обливается кровью, потому что я не смогу без них.

– Таир, что сказал врач? Это же неправда, да? Мама жива? – я все еще лелею призрачную надежду, потому что не хочу верить в смерть родителей.

Но Таир сжимает мои плечи, целует в висок и тихо произносит.

– Нет, Сабина. Их больше нет.

– Нет, мама! Мама! – я кричу, вцепившись ногтями в его руку. – Мамочка. Пустите меня к моей мамочке! Мааам!

– Все, все, Сабина! Все! – он так сильно обнимает меня, что мне не хватает воздуха. Кажется, я тоже умираю.

– Что с девушкой? Они ехали с дочерью – Ирадой, – не выпуская меня из рук, спрашивает муж у врача.

– В реанимации после операции. Состояние средней степени тяжести, – сообщает тот.

– Ей что— то нужно?

– Пока нет. Она под наблюдением. Когда придет в себя, мы вам сообщим. Но в реанимацию мы не пускаем.

– Хорошо, спасибо. Сабина. Сабина, послушай, – Таир гладит меня по волосам и шепчет в ухо. – Ирада жива. Она в реанимации.

Постепенно до меня доходит смысл его слов. Сестренка выжила! Она здесь, борется за жизнь. И я должна быть с ней рядом.

– Правда? – отстранившись заглядываю в его глаза.

– Да. Да, – повторяет он несколько раз.

Вытираю щеки рукавом и судорожно вздыхаю.

– К ней можно?

– Пока нет. Она еще не пришла в себя.

– Я хочу быть здесь, когда она очнется, – убираю волосы за уши и нервно приглаживаю их ладонями. – Надо позвонить домой, сказать, что мы задержимся. Нафиса, наверное, капризничает.

– Не волнуйся, я позвоню. Попрошу сестер помочь родителям.

– Да, – говорю я в пустоту. – Ты прав.

У меня очень хорошие отношения как со старшей, так и с младшей золовками. У них тоже семьи и наши дети примерно одного возраста. И сейчас я благодарю в Аллаха за то, что попала в такую семью.

В больнице мы уже, наверное, два или три часа. Не знаю, я потеряла счет времени. Таир вышел на улицу с полицейскими, которые приехали из-за аварии. Я еще не в курсе подробностей, да и боюсь узнать, как все произошло.

– Вы родственница Ирады Кибировой? – спросил меня пожилой мужчина в очках и белом халате.

– Я. Как моя сестра? Она очнулась?

– Да, она пришла в сознание, но пока останется в реанимации. Потом мы переведем ее в палату интенсивной терапии.

– А когда к ней можно? – с надеждой вглядываюсь в его лицо.

– Я сообщу. Оставьте свой телефон, – он вытаскивает из кармана халата мобильный.

– Да, конечно, – диктую ему свой номер и на прощание прошу позаботиться о ней.

Я растеряна и дезориентирована. Совершенно не знаю, что теперь делать. Надо забрать тела родителей домой, заняться организацией похорон, позаботиться о сестре. Думаю об этом, когда выхожу из здания, но внезапно слышу голос мужа, который разговаривает по телефону.

– Я не могу приехать. Пойми меня, пожалуйста, – мягко просит он, словно на том конце провода тот, кто ему дорог. Нотки такие теплые…или мое это мой мозг уже неверно считывает информацию.

Но вот Таир замечает меня и резко меняется в лице. Я спрашиваю взглядом: “Кто это?”. А он только бросает в трубку кроткое:

– Я потом позвоню.

– С кем говорил? – ежусь от мартовского ветра.

– На работу звонил. Сказал, что не смогу поехать в командировку. Группа справится там без меня. А ты? Почему вышла?

– Ирада очнулась, но врач сказал, что ее все равно нельзя увидеть, – вытираю слезу краешком куртки.

Он подходит ближе и гладит по руке.

– Тогда поедем домой?

– Да.

Как только мы переступаем порог дома, на меня накатывает новая волна боли, отчаяния и осознания потери. Свекровь и свекор обнимают меня и просят быть сильной, а я не могу. Невыносима мысль, что моих родителей больше нет. И все из-за таксиста, который выехал на встречку. Полицейские предполагают, что он заснул за рулем. Мужчина тоже погиб на месте, как и мой папочка.

Папа…я была его маленькой девочкой, папиной дочкой. Как он плакал, когда выдавал меня замуж, как радовался внучке, как играл с ней и нянчился. Мамочка…моя душа, мой идеал женщины, моя родная. Как мне жить без них? Как больно осознавать, что я их больше не увижу, не обниму, не услышу голоса. Папа не погладит по щеке, мама не поможет советом. А вместе они никогда больше не сядут за стол, не возьмутся за руки и не посмотрят друг на друга. Такие молодые – им было по пятьдесят…

Лежу в темной комнате после очередной истерики. Хорошо, что Нафису забрала к себе старшая сестра Таира – Надира. Иначе я бы ее напугала. Я то засыпаю, то просыпаюсь и плачу по новой, осознавая, что смерть родителей – не сон.

Дверь в спальню осторожно открывается и узкая полоска света косой линией ложится на пол. Вскоре матрас на стороне Таира прогибается, и я открываю глаза.

– Таир, – зову его шепотом. – Что мы будем делать дальше?

Он накрывает мою ладонь своей и нежно поглаживает.

– Ни о чем не волнуйся, я все устрою. Мама с папой знают, что надо делать.

– У родителей должны быть сбережения. Понадобятся деньги на похороны.

– Не надо, – ласково отвечает муж. – Я же сказал, что все решу.

– Спасибо, – всхлипываю я и ложусь ближе к нему. – Таир, побудь со мной, пожалуйста. Не уходи.

И он остается рядом. Я кладу голову на его плечо, обнимаю за талию и под его размеренное дыхание засыпаю.

Глава 5. Выбор без выбора

Таир

Вернулся на работу через пару дней после похорон тестя и тещи. До сих пор в ушах звенит крик жены, когда тела ее родителей увозили на кладбище. Ее тогда удерживали мои сестры, потому что она порывалась бежать за катафалком. С головы даже слетел белый платок, которым женщины покрывают волосы, когда умирает близкий. А она потеряла сразу двоих.

Я запутался в паутине собственной лжи и своих чувствах. Хотя нет, в них я как раз— таки уверен. Я люблю Элину, но и Сабину бросить не могу, потому что сейчас она как никогда нуждается в моей поддержке. И если бы жена узнала об Эле, это бы еще сильнее ее подкосило.

Но Эля…она тоже страдает из-за меня. По моей вине. За это я корю себя еще больше. Но что толку? Лучше бы я никогда ее не встречал, не влюблялся, не сходил с ума от этой женщины. Столько лет прожив без этой чертовой любви, ставя во главу угла рациональность и холодный разум, я в какой— то момент свернул не туда. А теперь как бы я не поступил, все равно сделаю больно одной из своих женщин.

И ведь никак не выкорчевать из сердца любовь к Элине и желание быть с ней рядом, растить с ней общего ребенка. В последний раз она попросила сделать выбор. Но обстоятельства перевернули все с ног на голову. И теперь единственный выход – попросить ее подождать. До рождения малыша я все решу. Как только Сабина придет в себя, я поговорю с ней. Я сделаю все, чтобы они с дочкой ни в чем не нуждались. Я никогда их не обижу. Знаю, она возненавидит меня. Знаю, от меня отвернется семья, потому что обижу Сабину. Я не первый, кто развожусь в нашей большой семье. Но у других все было обоюдно. А у меня другого варианта нет. Сабина удивительно добрый, чистый человек, которого я предал. Она должна быть счастлива и любима. А я ей этого дать не могу.

Несколько дней не звонил Элине, как и она мне. И теперь, набрав ее номер, я с нетерпением жду ответа и отчаянно хочу услышать голос. После одного долгого гудка пошли короткие. Звонок сорвался. Пробую еще раз – та же история. Неужели, отправила меня в блок? Пишу ей в мессенджере и долго гипнотизирую экран в ожидании ответа. Но сообщение висит непрочитанным пять, десять, пятнадцать минут…час. Позвонил в Департамент маркетинга и спросил, где Элина. Вспомнил, что она должна была подготовить план конференции.

– Ой, а Элина на больничном, – объяснила ее коллега.

– Как на больничном? Что с ней? – по позвоночнику прокатился холодок.

– Не знаю. Она просто позвонила и сказала, что плохо себя чувствует и откроет больничный.

– Ясно. Спасибо.

Еле досиживаю до конца рабочего дня и мчу к ней через весь город, проклиная пробки и матеря водителей. Втиснувшись между двумя машинами во дворе, быстрым шагом иду к подъезду и, на мою удачу, из него как раз выходит мужчина. Обошел домофон – значит, шансов, что откроет больше. Звоню и стучу в дверь несколько раз, но она не открывает.

– Элина, открой! Я знаю, что ты дома! – требую я, а внутри все в узел скручивается – а если нет ее?

Через минуту слышу, как щелкнул замок, но Эля больше не встречала меня на пороге, как раньше. Я сам открыл ее и вошел в квартиру. Элина стояла, прислонившись плечом к стене и обнимая себя за плечи. В глаза тут же бросились воспаленные, опухшие глаза и болезненная худоба. Подойдя к ней, протянул руку в остром желании дотронутся до любимого лица.

– Бледная, – вполголоса сказал ей, но она одернула руку и отвернулась.

– Зачем пришел? – глухо спросила.

– Соскучился. Увидеть хотел, поговорить.

– Я не хочу разговаривать. Уходи.

– Почему?

– А ты не понимаешь? – развернувшись, кричит мне в лицо. – Я не собачонка, Таир! Захотел приласкать, поманил пальчиком, и я на задних лапках перед тобой встала. Все! Так больше не будет!

– Что ты говоришь? Я никогда…

Но она не дает мне договорить и продолжает свою тираду.

– Замолчи! Просто молчи! Все твои слова про любовь – чушь, если ты обращаешься со мной как с дешевкой. Ты мне сообщение отправил зачем? Чтобы я готовилась к тому, что ты не поговоришь с женой, останешься с ней, а я у тебя буду запасным аэродромом. Токалкой?

– Что за чушь? Я просто хотел поговорить, попросить тебя подождать. У Сабины умерли родители.