– И она бедная несчастная не переживет правду о любовнице? – горько усмехается Эля. – То есть о ее чувствах ты думаешь, а на мои тебе наплевать! Тебе все равно, что у меня здесь все болит? – она кладет руку на сердце и сильно сжимает футболку. – Что ты меня приручил и я дышать без тебя не могу? Но меня больше не устраивает роль любовницы. Ждать, когда ты соизволишь прийти и трахнуть меня. А потом соберешься и свалишь к законной жене и ляжешь с ней в кровать! А я останусь здесь и буду рыдать в подушку и проклинать себя, тебя и ее! Потому что она с тобой, у нее все права! У нее, не у меня! – выпаливает она, а из глаз брызжут слезы. Каждое ее слово – звонкая пощечина.

Хватаю ее за предплечья, не даю сбежать, прижимаюсь лбом к ее горячему лбу.

– Моя девочка, остановись, – шепчу в ее прикрытые виски. – Дай мне время. Я с ней поговорю, но не сейчас. Она нестабильна.

– Мне плевать! – Эля вырывается из объятий и толкает меня в грудь. – Я больше не твоя девочка. С сегодняшнего дня мы друг другу никто! Мы расстаемся, – она убирает выбившиеся из хвоста пряди, мажет рукавом по заплаканному лицу. – У меня просто глаза открылись, что ты никогда не выберешь меня. Ты не можешь, мечешься, между нами. Так вот я тебе помогу с выбором. Уходи и не возвращайся.

– И ты так просто сейчас все сама решила? – цежу сквозь зубы, подойдя вплотную. – Мы вместе работаем, постоянно пересекаемся.

– Я уволюсь!

– Ты только недавно устроилась.

– Плевать! Если это поможет тебя забыть. Лишь бы не видеть тебя больше.

– А ребенок? У нас с тобой будет ребенок! – уже я срываюсь на крик.

– Нет никакого ребенка! Нет! – орет она в ответ.

– Как нет? – хватаю ее, трясу и кричу. – Что ты с ним сделала? Ты поэтому взяла больничный? Поэтому такая бледная?

– Я не убивала его, идиот. Я все придумала, чтобы подтолкнуть тебя к решению, потому что видела тебя тогда с дочерью и мне казалось, если у меня будет малыш, то ты выберешь нас! Снова ошиблась! Я поняла, что я тебе нужна только для постели, а она – для жизни. Поэтому уходи! – она вырывается, вскидывает руку и указывает на дверь.

– Уходи! – повторяет она еще громче. – Вон пошел! Не приходи, не звони, не ищи меня. Забудь сюда дорогу!

Я правда не могу оставить ее. Она – воздух, которым дышу. Та, которую хочу увидеть во сне каждую ночь. Моя родная, близкая, но такая далекая. Обхватываю ее лицо ладонями и покрываю короткими поцелуями.

– Эля, Элечка, любимая моя девочка.

– Пожалуйста, – жалобно скулит она, сжимая мое запястье. – Забудь меня. И я тебя забуду. Нас больше ничего не связывает. Иди к жене. Она ведь в тебе нуждается.

– Нет. Я не могу тебя отпустить.

– Можешь. И отпустишь, если действительно любишь, – Эля закрывает глаза, а из них все текут слезы. – Когда я их открою, тебя уже не должно здесь быть.

Убираю ладони с ее лица и плетусь к выходу. Как только за мной закрывается тяжелая дверь, я слышу ее вой и истошный крик в прихожей. Он до боли, до крови разрывает барабанные перепонки, обжигает кожу до мяса, перекрывает кислород до помутнения рассудка.

Сев в машину, отрешенно смотрю прямо перед собой, вспоминая ее слова. Она сильнее меня, потому что сделала выбор. У меня на это не хватило духа, потому что не хотел ее терять. В гневе со всей силы ударяю по рулю, рычу и грубо тру ладонями лицо. В голове снова крутится вопрос: “Зачем я вообще тебя встретил?”

Домой приезжаю только через час. Внутри него тихо, спокойно, привычно. Видимо, я слишком громко бросил ключи от машины на комод, потому что через несколько секунд из кухни выглянула мама.

– Таир? Все нормально? – взволнованно спросила она, подходя ближе.

– Да. просто устал.

– Иди на кухню. Покормлю тебя.

– Где Сабина?

Мама судорожно вздохнула и ответила тихо:

– Наверху с Нафисой. Она ездила в больницу к сестре, а потом опять плакала. Еле успокоили.

– Я схожу к ним.

Поднявшись на второй этаж, заглянул сначала в детскую, но никого там не обнаружил. Тогда я осторожно приоткрыл дверь в спальню и увидел, как жена и дочь спят в обнимку на большой кровати. Комнату слабо освещает ночник. Крохотные ручки Нафисы лежат на щеках Сабины, которая приобнимает дочь одной рукой. Они дышат размеренно и спокойно. Сажусь на край кровати и любуюсь ими. У меня есть все, о чем многие мечтают: карьера, деньги, дом, семья, прекрасные жена и дочь. А сердце мое все равно не здесь.

Глава 6. Моя девочка

Сабина

Два месяца спустя

– Вот так, давай я тебе поправлю подушку, – взбиваю ее под спиной Ирады, которая полулежит на кровати. – Удобно?

– Да, супер, – улыбается она.

– Тебе что-нибудь принести? Может чего— то хочется? Правда, чон— апа (уйг. старшая мама, так называют тетю – старшую сестру отца или мамы, а также жену старшего брата мамы или папы) готовит куриный суп для тебя.

– Подожду суп. Пожалуйста, сядь и выдохни, – младшая сестра не любит, когда ее жалеют или суетятся вокруг нее. Ирада на два года младше меня. Она очень сильная девочка, гораздо сильнее и храбрее меня.

Из больницы мы привезли ее не в родительскую квартиру, которая сейчас пустует, а в дом к тете и дяде – старшей сестре папы и ее мужу. Она не работает, поэтому может ухаживать за Ирадой, пока она не окрепнет. Я предложила сестре переехать на время ко мне, но она наотрез отказалась, сказав, что не хочет напрягать чужих людей.

– Врач сказал, что через месяц можно начать реабилитацию. Вот и придешь в форму, – улыбаюсь я, стараясь подбодрить сестренку.

– Ты узнавала сколько это стоит?

– О деньгах не волнуйся. Таир сказал, что даст.

– А родительский депозит в банке? Там должны быть сбережения и мы можем их вытащить оттуда. Ты же ходила в банк со справкой о смерти?

– Ходила, – киваю и прикусываю нижнюю губу. – Но ты сейчас не о том думаешь. Я же сказала, муж покроет расходы.

– Таир и так оплатил похороны, поминки, еще и “40 дней” сделал. Это же уже миллиона два (400 000 рублей).

– Я знаю, – опускает глаза. – Я ему говорила про родительские деньги, и все наши хотели скинуться, помочь нам. Но Таир настоял, что сам все сделает. Поэтому не переживай об этом.

– Уфф, Сабина, – вздыхает Ирада. – Может, это просто наше воспитание сказывается. Помнишь, что дадака говорил?

– ”Не люблю быть кому— то должным” – сказали мы вместе, а глаза сестренки наполнились слезами. Да, папа всегда учил нас не брать в долг, а если тебе помогли, то помочь в ответ, когда попросят. Вот и Ирада теперь никак не угомониться, не хочет быть должницей моего мужа. Когда она узнала, что родители погибли в аварии, ей пришлось колоть успокоительные.

– Ты ему скажи, что я все верну. Приду в себя, снова начну работать.

– Давай поговорим об этом потом, – глажу ее по руке. – Сейчас сосредоточься на восстановлении. Хорошо?

– Ладно, – уголки ее губ задрожали в слабой улыбке. – Расскажи лучше, как вообще дела? Как там моя крошка— картошка?

Как у нас дела? Хороший вопрос. Все это время я старалась не думать о грустном, занимая себя делами. После похорон, я каждый день ездила в больницу к сестре. Пускали только на час, но и на том спасибо. Теперь мы с Ирадой остались одни и должны еще больше друг друга поддерживать. Хотя мы всегда были очень близки.

После больницы возвращалась домой, кормила дочь, накрывала стол для свекров. Вечером встречала мужа с работы. Все эти дни он молчалив и загружен, иногда, задумавшись, долго смотрит в одну точку, а когда окликаю, не сразу отвечает. Я знаю, какой сложный у них режим работы, ведь они сотрудничают с крупнейшими компаниями страны, оказывая аудиторские и консалтинговые услуги. Я— то сама сидела на группе в бухгалтерии небольшой компании, а у Таира все по— другому: ответственность, большие требования и огромные деньги.

Убрав кухню после ужина, выключаю свет, закрываю дверь и выхожу в коридор. Слышу голос Таира, который тихо читает стишок из детской книжки. На цыпочках крадусь к двери гостиной на цыпочках, прячусь, чтоб не заметили и наблюдаю за картиной. Таир и Нафиса устроились на диване. Он, как папа— медведь обнял ее сильной рукой, а она – маленький медвежонок – сидит, прижавшись к нему, и то и дело бросает на него восхищенный взгляд. В эти редкие минуты наедине она превращается в настоящую папину дочку.

– Про кого ты хочешь почитать? – ласково спрашивает ее Таир и целует в макушку.

– Лев, рррр, – сладко отвечает Нафиса, переворачивая страницу. Она почему— то любит именно это стихотворение в книжке. На иллюстрации папа— лев в очках читает книжку трем львятам, а мама львица обнимает и ласкает одного из них.

– Про папу льва? Ну хорошо, давай, – Таир старается изменить голос, чтобы изобразить царя зверей и у него отлично получается. – Папа— лев читает книжку. Мама обняла сынишку. До чего ж нам хорошо. Продолжай читать еще.

– Ну— ка, кызым, покажи еще раз, как делает лев? – просит он Нафису.

– Ар— р— р, – она смешно картавит, но очень старается быть грозной.

– Молодец.

Дочка хлопает в ладоши и смеется, а потом вдруг видит меня и показывает пальчиком на дверь.

– Мама. Апа, – лопочет на двух языках.

– Умничка, – хвалю ее и подхожу к дивану.

Дочка тянет ко мне руки. Я поднимаю ее и целую в щеку.

– Спасибо, что почитал с ней, – благодарю Таира и он расплывается в улыбке – такой редкой в последнее время. – Мы так всегда перед сном делаем, чтобы она успокоилась.

– Я знаю, – кивает муж. – Видел несколько раз.

Мы соприкасаемся взглядами, и у меня в душе все дребезжит от притяжения и потребности в нем. Каждая его черточка, слово и интонация западают все глубже и глубже.

– Ей пора спать, вон уже зевает, – указываю на смешную доченьку, которая после зевоты трет глаза. – Пойду уложу.

– Давай. Я в комнате буду. Поработаю.

Нафиса засыпает за полчаса. Оставляю на столике рядом с манежем радионяню и иду в спальню. Таир снова спит, только на этот раз свет включен, а на моем месте лежит раскрытый ноутбук. Закрываю компьютер, убираю его с кровати и склонившись над мужем, шепчу ему в ухо:

– Таир, извини, что тревожу, но надо убрать покрывало.

– Мм? – он разлепил веки и вопросительно посмотрел на меня.

– Ты заснул за компьютером. Я хочу убрать покрывало, чтобы лечь.

– Да, конечно. Я встану.

Таир выходит из комнаты, а я переодеваюсь в пеньюар, выключаю свет и ложусь в кровать. Через несколько минут входит муж. В темноте снимает футболку и штаны. В спальне душно, поэтому он предпочитает спать именно так.

– Спокойной ночи, – желает он и снова поворачивается спиной ко мне.

– И тебе, – тихо произношу я.

Лежим в тишине и у меня в голове сейчас столько мыслей крутится. Вспомнился его взгляд в зале, то каким ласковым он был с Нафисой, как поддерживал меня все это время. Без него я бы совсем расклеилась, сошла с ума. Закусываю краешек губы, прикрываю веки и задерживаю дыхание. Затем переворачиваюсь на бок, просовываю руку между его рукой и талией и целую между лопаток. Смелею, глажу пальцами волосы на груди и цепенею, он накрывает мою ладонь своей и сжимает ее.

– Таир, – зову в тишине, чувствуя, как внизу живота разгорается огонь желания.

Он подносит мои пальцы к губам, целует их, через секунду разворачивается и впивается в губы. Этот поцелуй такой другой – не сравнить с прошлыми. Он как будто жадный, искренний, неистовый. Наверное, так целуют после долгой разлуки, когда не могут насытиться. С губ слетает сладкий стон, когда муж кладет ладонь на мое бедро и закидывает ногу на свою талию. При этом продолжает целовать, гладить, сводить с ума смелыми ласками.