Внутри, как и раньше, пахнет борщом, тройным одеколоном и старыми газетами. Длинный коридор с десятком дверей. На стенах у комнат висит всё что угодно. Велосипеды, санки, тазы… Кроме этого проход сужают запертые на замки ящики, служащие для хранения картошки, банок с соленьями и всякого хлама. Квадратных метров в коммуналке не хватает.

Я машинально направился к своей бывшей комнате. Попробовал открыть её жёлтеньким ключом со связки, но не получилось.

В процессе за дверью послышался шум, и она распахнулась.

– Соколов, ты чего к нам ломишься в десять вечера? Лёша, иди лучше домой и проспись!

Это сказал мой отец. Тот самый, с чёрно-белых фотографий. Я его не знал живым. Но он каким-то непостижимым образом стоял прямо сейчас передо мной. Папа молод, лет тридцать не больше. В тапочках, домашней майке и полосатых брюках с подтяжками он выглядел забавно. Только мне не смешно. К горлу подкатил комок.

– Ты… – пытаюсь сказать, как рад его видеть, но не могу.

– Лёша, ты опять напился и ошибся дверью, – наставительно, как это умеют делать только учителя, объяснил отец. – Сейчас же иди к себе в комнату и ложись спать. Иначе завтра на работу не проснёшься. Вот помяни моё слово, уволят тебя с завода однажды.

После этого дверь захлопнулась, оставив меня в состоянии полного оцепенения.

Я стоял в коридоре, чувствуя, как земля уходит из-под ног. На стене висело треснувшее зеркало. Подошёл к нему и увидел вроде знакомое, но чужое лицо.

Русоволосый симпатичный парень. На вид чуть больше двадцати лет. Глаза зелёные. Челюсть немного тяжеловата, но не критично. Портил картину только расквашенный нос.

И тут я его узнал! Как сразу-то не догадался?

Алексей Иванович Соколов, или просто Иваныч. Именно так его звали мужики во дворе. Только сейчас он чисто выбрит, без морщин и очень молод. А ещё он подстрижен под полубокс, с ровным, пусть немного опухшим, носом. Это совсем не тот приплюснутый и свёрнутый на бок ужас, который я помнил с детства.

Тот самый одинокий алкаш, всю жизнь проживший в крохотной комнатушке, расположенной рядом с кухней. Кажется, он окончательно спился и замёрз в сугробе в 2002 году. После этого обитатели коммунальной квартиры долго и яростно спорили, решая, кому достанется освободившаяся жилплощадь.

Повернувшись, смотрю на отрывной календарь, висящий на стене:

«5 июня 1979 года».

– Да что за чёрт?

Внезапно за спиной скрипнула дверь.

– Лёш, ты чего там застыл? – произнёс женский голос.

Оборачиваюсь. В дверях стоит моя мама, словно сошедшая с фотографии. В ситцевом халате, с влажными от мытья посуды руками. Молодая и улыбчивая. Я сразу заметил её беременность и прикинул даты. Значит, в животе моя старшая сестра. Бред!

– Лёша, зайди на кухню, я недавно чай заварила. Сахар и баранки с ирисками можешь взять на нашей полке. Выпей сладкого чаю и ложись спать. А то завтра на завод не проснёшься, – повторила мама слова отца.

К хлипкой двери рядом с кухней мой ключ подошёл идеально, и она со скрипом распахнулась.

Щёлкнул выключатель. Под потолком зажглась висящая на проводе тусклая лампочка без плафона. Комнатка оказалась крохотной и вытянутой – не больше восьми квадратов. Ещё заставлена по самое не могу. Первое, что бросилось в глаза – это панцирная кровать с продавленным матрасом, застеленная грубым одеялом. Над ней висит знакомый с детства советский гобелен с оленями. Точно такой же был у тётки.

У входа стоит допотопный шифоньер с выщербленными дверцами. Я потянул за ручку. Внутри оказалась дембельская форма с самодельными нашивками ГСВГ и аксельбантами, несколько гражданских рубашек и прикрытый газетами новенький костюм.

На стенах полки, ломящиеся от книг с потрёпанными корешками. У противоположной от кровати стены красуется радиола «УРАЛ-111» на ножках. Рассматриваю лежащую сверху стопку пластинок. Высоцкий, ВИА «Пламя», «Песняры», Пугачёва и «Весёлые Ребята» с датой выпуска от 1978 года.

– Да здесь всё до семьдесят девятого! – я рванул к столу, чтобы проверить догадку.

Разгребаю стопку газет. Сверху «Правда», датированная 30 мая 1979 года. Рядом свежий майски «Огонёк» с Брежневым на обложке. Всё валяется вперемешку. «Вокруг Света», «Уральский Следопыт», «Техника молодёжи», «Искатель» и «Моделист-конструктор» добавляли сюрреализма увиденному.

Я принялся лихорадочно перебирать журналы, но нигде не встретил год дальше семьдесят девятого…

В углу, рядом с двухпудовой гирей, обнаружился армейский вещмешок. Вытряхнув содержимое на кровать, вытаскиваю из кучи барахла дембельский альбом. На первой странице красуется надпись: «Соколов А. И. 1976–1978 гг. Группа советских войск в Германии».

Там же групповое фото с подписью в углу: «Виттенберг, ГСВГ, 1978 год».

На самом фото Лёша Соколов стоит рядом с товарищами по роте. На обороте надпись: «Сержанты Соколов, Шевченко и Малышев. 3-я мотострелковая рота».

Откуда я знаю их имена? Почему помню, как Витя Шевченко чуть не подорвался на учебной гранате во время выезда на стрельбища? Это же не мои воспоминания!

Руки машинально потянулись к радиоле. Щёлкаю тумблером. После характерного потрескивания раздался голос диктора:

– Сегодня, 5 июня 1979 года, в Москве состоялась приёмка правительственной комиссией Олимпийской деревни…

Выключив радио, я опустился на кровать, чувствуя, как предательски дрожат колени. Всё совпадало – запахи, детали, даты. А главное – город с людьми. Никаких следов современности. Нет мобильных телефонов и компьютеров. В комнате даже чёрно-белого телевизора нет. На стене висит плакат кинофильма «Пираты XX века», рядом календарь за 1979 год с олимпийским мишкой.

– Чёрт побери! – шепчу, рассматривая чужие мозолистые руки. – Я действительно попал в СССР?

Меня повело. Видимо, спиртное, выпитое прежним хозяином тела, ударило по мозгам.

Улёгшись на скрипучую кровать, я закрыл глаза и почувствовал, как чужая реальность окончательно смыкается вокруг. Пришла мысль, что пути назад нет и идти придётся только вперёд – к прошлому, которое теперь стало моим будущим и настоящим.

Эх, только бы не спиться и найти смысл жизни в эти мрачные времена.

Глава 2. Завод

Смерть – штука неприятная. Особенно когда её не просто предсказывают, а буквально празднуют в твоём сновидении. Как новый год с шампанским и ряжеными цыганами.

Мне снилось, будто я наблюдаю за собственной поминальной вечеринкой, устроенной самыми отъявленными шарлатанами страны.

За огромным круглым столом, заставленным бутылками дорогого алкоголя и блюдами с деликатесами, сидели трое.

Земфира – поддельная цыганская ведьма в пёстрых шелках и с золотыми монетами, вплетёнными в чёрные волосы. Её длинные ногти, покрытые ярко-красным лаком, постукивали по краю бокала с красным вином. Символично. Прямо гротесковая вампирша из фильма.

Следующий – Баян, изображающий колдуна-целителя. Мужик с бородой до пупа, напоминающий былинного сказителя или косплеера серии игр «Меч и магия». Его пальцы перебирали деревянные чётки, а глубоко посаженные глаза блестели из-под мохнатой моноброви.

Последним участником застолья был Марк. Фальшивый чёрный маг в кожаном пальто, с холодной ухмылкой и взглядом, от которого у доверчивой публики женского пола бежали мурашки по спине. Он напоминал персонажа из дешёвого готического романа, а его движения были просто переполнены искусственностью.

Они радостно чокались, предвкушая, как богатые клиенты Иннокентия Белого повалят к ним с пачками денег.

– Наконец-то этот выскочка сдох и перестал нам мешать! Поздравляю вас! Скоро все его клиенты станут нашими! – Земфира воздела бокал к кованной люстре, в ячейках которой горели настоящие свечи.

– Это похоже на тост, – Баян усмехнулся. – Долго же мы терпели. Этот гад постоянно выставлял нас шарлатанами, а сам жульничал на каждом этапе.

Псевдоколдун злорадствовал, теребя короткими пальцами редкую бородёнку. По заверению его помощника, волосы пришлось пересаживать с затылка. А может, с чьей-то задницы. Ха-ха!

– Главное – не забыть про богатых вдовушек, – заметил Марк, ковыряя в зубах серебряной вилкой. – Вчера я поговорил с Соломоном Моисеевичем. Он согласился передать нам базу клиентов Кеши за десять процентов от будущего дохода. Разумеется, только после составления контракта. Агент говорит, что в списке немало весьма состоятельных людей.

– Ну наконец-то! – рассмеялась Земфира.

– Ненавижу этого выскочку! – выпалил Марк. – Белый даже в телешоу меня умудрился выставить идиотом! Помните, как он поставил под сомнение мою связь с духом Калиостро?

– А ещё сказал, что мои старинные венецианские карты – обычные картонки с картинками.

Баян сморщился, будто страдал от зубной боли.

– Предлагаю выпить за покойника. Чтобы ему в аду пришлось вкалывать на каком-нибудь производстве, – бородатый поднял рюмку с водкой.

Троица захохотала, но смех вдруг превратился в гул, заполняющий всё вокруг. Пытаюсь крикнуть, что они жулики, но не могу.

Хотя Иннокентий Белый ни в какую экстрасенсорику не верил и был таким же аферистом, как они. Мне только иногда чудилось нечто странное, что позволяло угадывать некоторые вещи. Но я списывал это на злоупотребление обезболивающими и обычное везение.

Проклятье в адрес ликующих врагов само сорвались с уст.

Словно среагировав на него, со стула вскочил Марк. Выхватив декоративный меч, он взмахнул над собой и ударил по люстре. На стол полетели толстенные свечки, окатывая заговорщиков брызгами воска. После чего люстра слетела с цепи и задела задрапированную портьерами стену. Затем уже тяжёлая ткань упала на ряды свечей, стоявших на камине. Огонь вспыхнул сразу и быстро распространился по комнате…

* * *

Сновидение оборвалось резко, не дав возможности досмотреть огненное представление. Болезненно. Ощущение, будто тебя вырвали из тёплой постели и швырнули в прорубь. Только полынья оказалась толпой работяг, топающих к заводской проходной.

Я моргнул, пытаясь осознать, куда попал. Вокруг шли люди. Впереди дымилась труба литейки. Откуда-то несло запахом машинного масла. У проходной скрипел громкоговоритель, из которого лилась бодрая советская песня о монтажниках-высотниках.

«Литейно-механический завод „Металлист“ ордена Ленина и Красного Знамени», – гласила надпись на стенде с фотографиями передовиков производства. После увиденного моё сердце совершило кульбит, достойный циркового акробата.

– Соколов, ты чего тормознул? Опять опоздать хочешь? – хриплый голос, донёсшийся сзади, заставил вздрогнуть.

Обернувшись, увидел коренастого мужчину в костюме, смотревшего на меня с немым укором. В голове сразу всплыла информация – начальник транспортного участка по фамилии Севастьянов.

– Алексей, ты с похмелья? Или только из-за стола встал?

Севастьянов недовольно фыркнул и отвернулся. При этом окружающие снисходительно заулыбались.

Я хотел выкрикнуть начальнику что-то злое, но промолчал. В голове вдруг появились знания, кем работает Соколов и почему он на плохом счету. Сразу захотелось вернуться в коммуналку. Но пришло понимание, что так нельзя. Всё очень странно. Похоже, смерть меня миновала. Зато продолжение жизни грозит ударным трудом, плановой экономикой с отсутствием интернета, нормальных условий жизни и даже сотовой связи. Между тем толпа несла моё тело к проходной, как река безвольную щепку.

Рассматриваю окружающих и поражаюсь. Среди рабочих нет даже намёка на обречённость. Наоборот, удивляет полное отсутствие постных и угрюмых лиц. Молодые литейщики перемигиваются с девчонками из формовочного цеха, те краснеют, но смеются над шуточками. Мужики с седыми усами и папиросами «Беломор» в зубах снисходительно улыбаются, наблюдая за молодежью. Некоторые начальники идут пешком вместе с подчинёнными. Только редкие обладатели собственных машин подъезжают к проходной на «Москвичах» и «Жигулях».