– Моя мать сажает все эти цветы, – сказал он. – Иногда мне кажется, что больше в жизни ее совсем ничего не интересует.

– Мне кажется, с возрастом у многих женщин просыпается тяга к грядкам и саду, – улыбнулась я.

– Не знаю. Я один раз случайно сломал ветку у ее гортензии, она не разговаривала со мной месяц, – мужчина мягко засмеялся, вспоминая этот случай, и мне пришлось ему подыграть.

Все же, княгиня производила крайне неприятное впечатление, и мне было сложно ее понять.

– У всех у нас разный характер, – заметила я.

Мы вышли к небольшому пруду с фонтаном-рыбкой в центре, а после прошли в беседку, где устроились на противоположных друг другу скамейках.

– Вы приехали на осле, – произнес мужчина, внимательно скользя по мне взглядом. – Любимый питомец?

– Что-то вроде того, – уклончиво ответила я. – Но характер у него очень вредный!

– Да? Мне казалось, он довольно спокойный…

– Это пока он не начнет бежать с горы!

Не удержавшись, мы оба прыснули от смеха. Неожиданно стало очень легко. И тепло, уютно. Как будто бы мы оба были давно знакомыми друг с другом людьми. Очень странное ощущение.

– А вы – военный?

Мужчина кивнул.

– Да, хотя, признаться, никогда не думал, что пойду по этой стезе.

– Сложно?

– Некроманту? Я выполняю свою работу. Но бывают свои трудности, конечно. Жаловаться не привык, поэтому без подробностей. Уж простите, барышня.

И снова взгляд на меня. Какие же красивые у него глаза! Цвет такой глубокий, темно-синий и звездчатый, словно ночное небо… Завораживает.

– А какие вы любите цветы? – снова вопрос ко мне.

Я растерялась. Если честно, некому мне было цветов дарить. Разве что дарила их мама – на день рождения, скромные букетики. Так что особенные предпочтения у меня просто не выработались.

– Да… Не знаю. Как-то не задумывалась над этим. Может, розы?

– Розы… – на губах у мужчины появилась странная улыбка.

А после он взмахнул рукой, вызывая у меня восхищенный вздох, и призывая, прямо из воздуха, тысячи мерцающих синевато-серебристых светлячков, которые, вдруг соткались в красивый цветок-розу, мерцающую и переливающуюся, которая подплыла ко мне, и упала у моих ног.

– Почти как шоу беспилотников, только в меньшем масштабе… – пробормотала я восхищенно.

– Что?

– Красиво! – поправилась я. – Очень! Правда!

Эта роза, она была очень смущающей. Какой-то неправильной что ли. С чего ему дарить мне цветы, пусть даже такие? Призрачные?

– Варя! – вдруг раздалось у беседки.

Кажется, это был голос моего отца.

– Да?

Я почти сразу же подскочила с места, а роза растаяла, будто бы ее и не бывало.

Радов тоже встал. Мой отец оказался совсем рядом.

– Пойдем. Твой осел чего-то забеспокоился. Конюхи не знают, как его успокоить!

Фома-Фома… Опять что-то выкинул!

Я лишь, извиняясь, пожала плечами и махнула Радову. Видимо, нужно было принести моему ослику сухарей или морковки, чтобы ему не слишком скучно стоялось в стойле.

Я надеялась, что мы уедем уже на следующий день, но к вечеру княгиня попросила нас остаться еще ненадолго.

– Завтра я хочу отправиться за травами! Сейчас идет активное цветение зверобоя и иван-чая! Я сама лично собираю и сушу их. Вы же составите мне компанию, душечка? – спросила у меня Елизавета Константиновна Радова.

Папа посмотрел на меня с мольбой. А мне самой хотелось повыть, подобно собаке или волку. Я не хотела составлять компанию карге-любительнице сада и трав, но выбора, похоже, не было. Отец не собирался посылать в далекое плаванье высокопоставленную особу, а я строила из себя приличную девочку. Пока не разобралась, что вообще вокруг меня происходит.

– С удовольствием, – на мою сахарную улыбочку разве что бабочки слетаться не стали.

Но Радова осталась довольна.

– Вот и славно.

Ночью я снова оказалась наедине сама с собой в комнате, больше похожей на музей. Какое-то время глазела, лежа в кровати, на лепнину на потолке. Невольно заметила, что штору уже снова привесили на место.

– Прекрасно, можно снова ее топтать! – хмыкнула я.

За стенкой что-то заскреблось. Я насторожилась и натянула повыше одеяло. Мыши? Крысы? Кошки?

Да нет. Откуда в таком крутом особняке крысы? Может, птица какая? Я снова прислушалась, но звук никуда не исчез. Напротив, стал будто бы громче. А еще к нему прибавился будто бы чей-то завывающий голос. Приглушенный конечно же, но…

Любопытство зудело между лопаток. Я уже знала, что за стенкой, пусть и достаточно толстой, находятся покои князя Захара Радова. А значит, завывание идет оттуда. Интересно, что он там делает?

Мой взгляд невольно выхватил на столе графинчик с граненым стаканом. Взяв последний, перевернула его, приложила к стене и прижалась ухом.

Вначале ничего не было слышно. Я различила лишь какую-то возню, а после… Сердце аж в пятки ушло!

“Пе-е-е-ечень! Моя любимая печень, пораженная червями и личинками! Ве-е-ерни ее!”

Секунд пять я пыталась переварить услышанное, а после расхохоталась. Ну да. Меня, пересмотревшую тучу ужастиков двадцать первого века, точно этим не напугать! Подумаешь, печень, черви! Ничего пооригинальнее не нашлось? И все же, что там происходит?

“Повинуйся. Тогда получишь все назад!” – а вот это уже голос Радова.

В ответ я услышала что-то нечленораздельное. Как назло, ухо начало затекать!

“Я буду следить за ней, господи-и-и-ин!” – снова провыло нечто.

За кем следить? И кто следить-то будет? Лишенный печени индивид?

Раздались гулкие шаги. Хлопнула дверь. И все. Все стихло. А я, поставив стаканчик обратно на столик, нырнула под одеяло.

Итак. Какие у меня могут быть предположения? У него там зомби? Беспеченочник первого ранга, назовем его так. И его отправили за кем-то следить. Интересно за кем? За его мамашей, любительницей садовых роз? За какой-нибудь пассией, к которой Радов неровно дышит? Или, может, за мной?

От осознания того, что где-то у меня на балконе на коврике сладко прикорнул оживленец со стеклянными глазами и милой улыбкой, стало не по себе.

Еще и, как назло, на том самом балконе, куда я невольно глянула, что-то промелькнуло. Какая-то тень, но… Стало очень страшно! Очень!

Накрылась одеялом с головой. Это все ненадолго! Мы скоро уедем с папой, и обо всем этом я забуду, как о страшном сне. А в идеале, вообще найду дорогу домой, и то, как там выжить!

ГЛАВА 3

Травы Елизавета Константиновна Радова собирала с фанатичным остервенением. Я отчасти помогала ей, а отчасти опасалась, как бы среди срезанных ей растений не затесалось чего-нибудь ядовитого, что бы она после добавила мне в чай. А то вылезет потом какая-нибудь прыщавая сыпь, и думай, от чего это!

Я видела, что неприятна княгине. Но не могла понять, ни чем вызвала подобный негатив, ни почему меня и папу заставили остаться еще не несколько дней. Тем более, что о его шахте особенно никакого разговора больше не заходило ни за завтраком, ни за обедом – все больше о погоде, о природе, и о службе любимого сыночки – Захара Радова.

Впрочем, разговоры о его службе были хоть сколько-нибудь интересными. Радов рассказывал о настроениях в армии, о том, что собирается поход в Кокандское ханство, как я поняла это было где-то на территории современного Узбекистана. Там вспыхнул какой-то конфликт на фоне восстания. Я все хотела спросить, в чем заключается роль некромантов-офицеров в подобных военных кампаниях, но почему-то робела, невольно вспоминая то, что услышала ночью. Нет уж. Не готова я принять суровую правду о том, что умертвия из ужастиков расхаживают по поместью Радовых аки живые.

– Зверобой срезают на пять вершков от основания! А ты что делаешь? – властный голос Елизаветы Константиновны Радовой заставил меня вздрогнуть.

Зашипев от боли, посмотрела на выступившую каплю крови на пальце – все же порезалась этим неудобным ножом с костяной ручкой!

Сам нож, мягко скажем, тоже доверия не вызывал: из темного, с какими-то пятнами ( надеюсь не биологического происхождения ) металла, с рукояткой из кости, на которой были вырезаны странные картинки: лист клевера, половина солнца, череп, бабочка и глаз.

Стоило мне порезаться, как картинки будто бы стали темнее, побагровев. Как будто бы странным образом впитали мою кровь.

– Простите…

Переключилась с картинок на снова недовольное лицо княгини. Что она там говорила? Вершки? Корешки? Ох-х-х… Как же тут сложно!

Мы ползали по холмам, недалеко от особняка Радовых и наполняли цветами и травами, кореньями корзинки. Невольно Елизавета Константиновна напомнила мне мою родную бабушку, которая тоже увлекалась травами. Правда, самостоятельно на ничего не собирала, обычно все покупая в специализированных магазинах или заказывая на маркетплейсах.

– А вы чайный гриб случайно не выращиваете? – спросила я, вдруг вспомнив о таком бабушкином питомце в банке на кухне.

Она все время говорила о том, что он живой, а маленькая я даже придумала ему имя – Чай-Ватрушкович.

Радова удивленно приподняла бровь.

– Чайный гриб?

– Ну, в чайном растворе плавает такой жизнерадостный блин, который делает напиток похожий на квас, – пояснила я своими словами, невольно улыбаясь и почти тут же эту улыбку скрывая, Радовой моя вольность не пришлась по вкусу.

– Блинами не увлекаюсь! И вам не советую, душечка! – она выразительно окинула взглядом мою фигуру. – Аристократка должна быть изящной и бледной! А блины могут испортить облик юной барышни. Будет стыдно перед лордами и леди…

Если честно, я себя полной никогда не считала. Даже и близко. Я была низкого роста и довольно худенькая. Но все же до анорексии еще не дошла, слава Богу!

– Мне и так не стыдно, – фыркнула я.

“И даже если растолстею вдруг, то тоже стыдно не будет. Это моя жизнь и моя фигура, я не собираюсь подстраиваться под других и их вкусы”.

– Я подарю вам замечательных свинцовых белил. Ваша кожа будет казаться бледнее… – ответила на это строго княгиня.

Я поперхнулась.

– Спасибо, я как-нибудь другими средствами красоту наведу.

Не то поживу недолго, и бледность станет настолько естественной, что белила уже не понадобятся.

– Да как ты смеешь?! – вдруг подскочила женщина. – Хамка! Тебе что, не нанимали учителей?!

– Свинец крайне токсичен. Не рекомендую вам им пользоваться и кому-либо дарить, – я лишь пожала плечами.

После нашей размолвки мы как-то очень быстро свернули наш ботанический поход, и вернулись в поместье.

Радова понесла корзинки с собранным богатством куда-то в подвал, а я, не слишком горя желанием оставаться в холодной роскошной комнате, пошла к Фоме.

Тот в стойле меланхолично жевал предложенное ему сено. А у меня в кармане завалялся сухарик. Протянула ладонь, угощая питомца. Тот моментально повернулся ко мне, зафырчал, в один присест схрумкал лакомство и недовольно забил копытом. Еще хотел.

Я показала пустые карманы.

– Прости. Тут мы в гостях. У меня больше нет.

Ослик обиженно снова фыркнул. А я подумала о том, что с удовольствием бы прокатилась на нем вокруг поместья. А может и куда еще, лишь бы подольше не видеть княгиню.

– Кататься пойдешь?

– Фыр-р!

Решив, что это совершенно точно положительный ответ, я вывела ослика на улицу и, на этот раз проверив, прочно ли сидит седло, вскарабкалась на него.

– Н-но! – скомандовала я, чуть тряхнув поводьями.

Ослик мой посыл понял верно, и мы потихоньку тронулись в пусть.

Я специально выбирала маршрут, на котором бы не было никаких возвышенностей, и, похоже, у Фомы это вызвало некоторое разочарование. По крайней мере, он фыркал и издавал ужасающие ревущие звуки куда как чаще, чем обычно.