– Вот что, Марилла, скажу без обиняков: вы делаете ужасную глупость, притом совершенно безрассудную. Это такой риск! Вы понятия не имеете, кого пускаете в свой дом. Это чужой ребёнок, вы о нём ничего не знаете: ни какой у него характер, ни какие у него были родители, ни каким он вырастет. Да я только на днях читала в газете, как одна пара – тоже с нашего острова, с запада – взяла из приюта мальчишку, так он ночью дом поджёг. Нарочно! Они чуть заживо не сгорели в своих постелях. Или вот был другой случай: приёмыш высасывал сырые яйца и оставлял в курятнике одни скорлупки, так и не смогли его от этого отучить. Спроси вы моего совета – а вы, Марилла, не спросили! – то я бы сказала: ради всего святого, даже не думайте! Так-то!

Эти благие назидания, казалось, ничуть не расстроили и не встревожили Мариллу. Не прекращая вязать, она ответила:

– Не стану отрицать, что в твоих словах есть доля правды. Я и сама долго сомневалась. Но я видела, как проникся этой идеей Мэттью, и согласилась. Он так редко чего-то по-настоящему хочет, что в такие минуты я всегда чувствую, что мой долг – уступить. Что же до риска, так в нашем мире он есть в любом деле. Даже своих детей заводить – это риск, тоже не знаешь, какими они вырастут. Ну а Новая Шотландия отсюда – рукой подать. Мы ведь ребёнка берём не из Англии или Штатов. Вряд ли он будет сильно от нас отличаться.

– Что ж, надеюсь, что всё обойдётся, – произнесла миссис Рэйчел тоном, выдававшим её тревожные сомнения. – Только не говори потом, что я тебя не предупреждала, если он сожжёт Зелёные Мезонины или бросит в колодец крысиный яд. Слышала я о таком случае в Нью-Брансуике – вся семья скончалась в страшных муках. Правда, там была девочка.

– Ну а мы берём не девочку, – отрезала Марилла, словно отравление колодцев было сугубо женским занятием, на которое мальчики не способны. – Я бы ни за что не согласилась на девочку. Удивляюсь, как миссис Спенсер на это решилась. Впрочем, она бы и весь приют усыновила, взбреди ей это в голову.

Миссис Рэйчел охотно дождалась бы возвращения Мэттью, но, смекнув, что сидеть придётся часа два по меньшей мере, решила заглянуть к Роберту Беллу и рассказать последние новости. Они произведут настоящую сенсацию, а миссис Рэйчел обожала сообщать сенсации. Она удалилась, к большому облегчению Мариллы, в которой под влиянием мрачных рассказов соседки вновь зашевелились сомнения и страхи.

– Ну и ну, чудеса, да и только! – воскликнула миссис Рэйчел, выйдя на дорожку. – Словно сон наяву! Жаль мне этого мальчишку. Мэттью и Марилла в детях ничего не смыслят и станут требовать, чтобы он был благоразумнее и степеннее собственного деда Мэттью, если у него вообще когда-либо был дед, в чём я сомневаюсь. Представить не могу, что в Зелёных Мезонинах появится ребёнок. Даже Мэттью и Марилла уже выросли, когда их отец построил дом. Впрочем, глядя на них, трудно представить, что они вообще когда-то были детьми. Как мне жаль бедного сиротку! Не хотела бы я оказаться на его месте, скажу я вам. Да-да, ни за что бы не хотела.

Так и шла миссис Рэйчел, изливая душу кустам шиповника. Если бы только она знала, что за ребёнок терпеливо ожидает Мэттью на станции, то её жалость стала бы ещё глубже и полнее.

Глава II
Удивляется Мэттью Катберт

Мэттью Катберт в коляске, запряжённой гнедой лошадью, неспешно проделал восемь миль до Брайт-Ривер. Живописная дорога то бежала меж уютных ферм, то ныряла в пихтовые леса, то спускалась в лощины, где нежно цвели дикие сливы. Воздух был напоен сладкими ароматами яблоневых садов, луга, убегая к горизонту, терялись в перламутрово-лиловой дымке, а птички пели так сладко, словно на дворе стоял единственный в году летний день.

Мэттью на свой лад наслаждался поездкой, и она была бы ещё приятнее, если бы на пути ему не встречались женщины, которым он был вынужден кивать в знак приветствия, поскольку на Острове Принца Эдуарда принято здороваться с каждым встречным, знакомым или незнакомым.

Всех женщин, кроме Мариллы и миссис Рэйчел, Мэттью побаивался. Его не покидало смутное ощущение, что эти загадочные создания втайне над ним смеются. Возможно, в этом была доля правды, ведь вид у него был довольно странный: нескладная фигура, длинные седые волосы, спадавшие на сутулые плечи, густая и мягкая темная борода, которую он носил лет с двадцати. По правде говоря, в двадцать он выглядел точно так же, как и в шестьдесят, разве что без седины.

Когда Мэттью доехал до Брайт-Ривер, ни уходящих, ни прибывающих поездов не было. Решив, что приехал слишком рано, он привязал лошадь во дворе скромной местной гостиницы и направился к станции. На длинной платформе было пустынно, и только в дальнем углу на груде черепицы сидела девочка. Мэттью лишь отметил про себя, что это не мальчик, и, не глядя, поспешил пройти мимо. Будь он внимательнее, то заметил бы, в каком напряжении сидела эта девочка, явно ожидая чего-то или кого-то и всей душой отдаваясь этому единственно возможному для неё в тот момент занятию.

Когда Мэттью подошёл к кассе, смотритель станции как раз запирал её на ключ, чтобы пойти ужинать. Мэттью поприветствовал его и спросил, скоро ли прибудет вечерний поезд.

– Он уже прибыл и отбыл полчаса назад, – ответил бодрый служащий. – Но вам тут кое-кого оставили. Девочку. Вон она на черепице сидит. Я предлагал ей пройти в комнату ожидания для дам, но она очень серьёзно заявила, что лучше останется снаружи, якобы там «больше простора для воображения». Занятная девчушка.

– Но я не за девочкой приехал, – растерянно пробормотал Мэттью, – а за мальчиком. Он должен быть здесь. Миссис Спенсер должна была привезти его из Новой Шотландии.

Смотритель присвистнул.

– Видать, напутали что-то, – сказал он. – Миссис Спенсер сошла с поезда с этой девочкой и оставила её мне на попечение. Сказала, что вы с сестрой забираете её из приюта и вскоре приедете. Больше я ничего не знаю, а других сирот в запасе у меня нет.

– Ничего не понимаю, – беспомощно пробормотал Мэттью, жалея, что рядом нет Мариллы, которая с лёгкостью бы со всем разобралась.

– Расспросите лучше девочку, – беззаботно отозвался смотритель. – Смею предположить, что она вам всё объяснит. Уж что-что, а за язык её тянуть не надо. Может, у них закончились мальчики нужного вам сорта.

И с этими словами он бодро поспешил к своему ужину, оставив несчастного Мэттью один на один со страшной задачей – заговорить с девочкой. Незнакомой девочкой. Девочкой из приюта. И потребовать, чтобы она объяснила, почему это она не мальчик. Уж лучше бы его бросили на растерзание львам! Мысленно взвыв, Мэттью повернулся и тихой поступью направился к черепице.

Девочка наблюдала за ним с тех пор, как он прошёл мимо, и сейчас тоже не сводила глаз. Мэттью на неё не смотрел, а если бы и посмотрел, то всё равно бы не разглядел. Однако любому случайному наблюдателю она предстала бы девочкой лет одиннадцати в очень коротком, очень тесном и очень некрасивом платье из жесткой желтовато-серой ткани. На голове у неё была выцветшая соломенная шляпка коричневатого цвета, из-под которой на спину спадали две толстых огненно-рыжих косы. Её личико было маленькое, худое и бледное, с веснушками, широким ртом и большими глазами, которые в одном свете казались зелёными, а в другом – серыми.

Так бы описал её случайный наблюдатель. А более проницательный отметил бы, что подбородок у нее был острый и выдающийся, лоб – высокий и широкий, губы – мягкие и выразительные, а большие глаза полны решительности и живости. Одним словом, вдумчивый наблюдатель мог бы сделать вывод, что в этом бедном создании, которого застенчивый Мэттью так нелепо боялся, таилась далеко не заурядная душа.

К счастью для Мэттью, он был избавлен от мучительной необходимости заговорить первым. Как только девочка поняла, что он направляется именно к ней, она встала, одной худенькой смуглой ручкой схватила потрёпанный старомодный саквояж, а другую протянула ему.

– Полагаю, вы мистер Мэттью Катберт из Зелёных Мезонинов? – спросила она необычайно звонким, мелодичным голосом. – Очень рада вас видеть. Я уже начала опасаться, что вы не приедете, и рисовала в уме всевозможные напасти, которые могли вас задержать. Я решила, что если к вечеру вас не будет, то я пойду вон к той большой вишне на повороте, залезу на неё и там переночую. И я бы совсем не боялась! Разве не чудесно было бы уснуть среди белых цветов вишни в лунном сиянии? Можно вообразить себя в мраморных покоях, согласитесь? И я твёрдо знала, что если не сегодня, то завтра утром вы за мной непременно приедете.

Мэттью неловко пожал худенькую ручку – и в тот же миг решил, что делать. Он не мог сказать этому созданию с сияющими глазами, что произошла ошибка. Он отвезёт её домой, и пускай уж лучше Марилла всё скажет. Как бы то ни было, оставить её одну на станции он не мог, так что все расспросы и разъяснения можно было отложить до возвращения в Зелёные Мезонины.

– Извини, что опоздал, – застенчиво произнёс он. – Пойдём. Лошадь стоит во дворе. Давай мне свои вещи.

– Что вы, я сама, – весело ответила девочка. – Мне не тяжело. У меня здесь все мои пожитки, но мне совсем не тяжело. Знаете, это ужасно старый саквояж. Его надо нести определённым образом, а иначе ручка отваливается, так что я лучше сама понесу, я уже привыкла. Ах, как я рада, что вы приехали! Хотя спать на дикой вишне тоже было бы весьма чудесно. Нам ведь далеко ехать? Миссис Спенсер говорила, что целых восемь миль. Я так рада, обожаю поездки. Как же замечательно, что я буду жить с вами и обрету дом. У меня ещё никогда не было дома – ну, настоящего дома. Хуже всего было в приюте. Я пробыла там всего четыре месяца, но мне и этого хватило. Полагаю, вы никогда не были сиротой в приюте, поэтому вам меня не понять. Такой ужас и представить трудно. Миссис Спенсер сказала, что грешно так говорить, но я не нарочно. Так легко согрешить, даже об этом не подозревая, да? Вообще люди там хорошие – ну, в приюте. Но там так мало простора для воображения, разве что о других сиротах можно повоображать. Было довольно занятно придумывать о них всякие истории: например, что девочка, которая сидела рядом со мной, на самом деле дочь какого-нибудь графа, но в младенчестве её похитила бессердечная няня, которая умерла, так и не рассказав всей правды. Я обычно выдумывала такие истории по ночам, потому что днём на это не было времени. Наверное, поэтому я такая худая – я ведь ужасно худая, да? Одни кости. Мне нравится представлять себя хорошенькой и пухленькой, с ямочками на локтях.

На этом спутница Мэттью умолкла, отчасти потому, что запыхалась, отчасти потому, что они подошли к коляске. Она не проронила ни слова, пока они не выехали из деревни и не продолжили путь вниз по крутому склону холма. Колея дороги здесь так глубоко врезалась в рыхлую почву, что цветущие вишни и стройные белые берёзы на несколько футов возвышались над их головами.

Девочка протянула руку и сорвала веточку дикой сливы, задевшую их коляску.

– Разве не прелесть? – спросила она. – Что напоминает вам этот белоснежный кружевной убор?

– Ну, хм, я даже не знаю… – ответил Мэттью.