Ирина Чарова: В поисках мамы. Майор с прицепом

Глава 1 Доморощенный тиран

Тимур

И вот…

Однажды в жизни наступает момент, когда приходится признать, что ты – конкретно облажался.

Даже если отдел твой первый по раскрываемости, а в конце месяца тебя ждет очередная премия – все равно.

Самое важное стремительно летит к черту.

И сейчас – как раз тот самый случай.

– Тимур Алексеевич, очевидно, что ваш ребенок растет в стрессовых условиях…

– Бред – раздраженно отзываюсь я. – Нет у нас никаких стрессов!

– Я понимаю, вы искренне пытаетесь быть для неё хорошим отцом, но вам нужно принять тот факт, что вы – не справляетесь.

– Ой, слушайте, вот только не надо меня лечить! У нас все нормально.

Психолог…

Очередной психолог!

Господи, как же они все меня задолбали.

Сижу тут у них в кресле, как один из подозреваемых, и меня отчитывает вчерашняя школьница с модным нынче дипломом…

На окнах мигают гирлянды, в углу – уже украшена праздничная ёлка, а жизнь моя всё уверенней превращается в полнейший хаос.

– Майор, ваша дочь рычала на девочку, как дикий зверь. Это, по-вашему, нормально?

– И что с того? – вопросительно изгибаю бровь. – Мы часто смотрим "В мире животных".

– …когда та просто хотела поиграть с игрушкой.

– Прошу заметить, с её игрушкой.

– А потом еще и укусила эту девочку за руку…

– Эта девочка – выделяю особым тоном – оторвала её игрушке ухо. И пыталась отцепить голову…

– И? Насилие, по-вашему, это – выход?

Нет, блять!

Но…

Я понимаю свою дочь!

– А что бы сделали вы, если б кто-то попытался оторвать вашему другу голову? Она его защищала. Как могла, так и защищала!

Её плюшевый медведь – это больше, чем просто игрушка. Он – единственный друг. И дочка требует соответствующего к нему отношения.

Имеет право.

Что тут непонятного?

Но, судя по тяжелому вздоху психолога, непонятно ей вообще всё.

– Тимур Алексеевич.... – явно подбирает слова. – Ваша дочь буквально закрывается от всего мира. У неё нет друзей в садике. Воспитатели не могут найти с ней общий язык. Она то рычит на них, то кусается, и совершенно не идет на контакт. Даже у меня не получилось с ней поговорить. Понимаете?

Поджав губы, оглядываюсь на дочь в проем открытой двери.

Алиса, нахохлившись, как драчливый воробей, сидит в соседнем кабинете.

Рядом с ней куча игрушек, но она на них даже не смотрит, и крепко прижимает к себе только своего любимого, потрепанного медведя по кличке Полковник.

Того самого…

Ухо у него набекрень. На лбу – пластырь. На шее – швы, как у монстра Франкенштейна…

Ну, как смог!

По крайней мере, старался пришивать ровно…

Дочка успокаивающе гладит его по голове, а сама – сверлит обиженным взглядом то меня, то психолога…

Меня, конечно, усердней.

Я ж бать!

– Ладно… – чуть смягчаю тон. – И что вы хотите мне сказать?

– Я хочу сказать, что ребенок – это всегда отражение родителей. Возможно, она просто перенимает вашу модель поведения.

– Нор-рмальная у меня модель…

– Возможно, ей не хватает от вас эмоционального тепла…

Вздыхаю, оседая на стуле.

Тут мне крыть нечем.

Животина ты не эмоциональная, Байсаров. Ты и сам это знаешь. А Лиса у тебя – маленький, одинокий отщепенец, и это – тоже правда, как ни крути.

У неё есть только я, и Полковник.

Один из нас – плюшевый медведь. Второй – просто медведь по жизни.

И с теплыми эмоциями, как и полагается порядочным медведям, у нас беда.

Медведи же, они больше про то, чтобы принести еду в берлогу, прикрыть тылы, загрызть того, кто попытается эти тылы пробить…

А всё остальные функции, про ласку и всякие нежности…

Ампутированы.

Нет, я пытался, правда!

Научился варить каши, плести косы.

Научился даже с выражением читать сказки, пародируя и голос испуганного зайца и возмущенный рёв медведя.

Но этого мало.

Ребенку мать нужна, и с этим ничего не попишешь.

А женщины…

А ни черта с ними не получается. Только встречи пару раз в неделю и самые банальные перепихоны на работе.

Никаких сантиментов. Чувств. Никакого азарта и потребности кого-то впечатлить.

Мой главный приоритет сейчас – это Лиса.

И я просто не готов эмоционально вкладываться в то, что с ней связано не будет.

Ну не верю я в добрых фей, которые могут полюбить чужого ребенка!

Да и вообще, ни во что уже не верю…

– Я направлю вас к психиатру – продолжает Мария. – Пока рано ставить диагноз, но совершенно очевидно, что у Алисы…

При слове "диагноз" меня передергивает.

– Достаточно. На сегодня сеанс окончен – решаю, поднимаясь с кресла.

Хватит.

Слушать это я больше не собираюсь.

Заплатив оговоренную сумму, выхожу к Лисе. Сажусь перед ней на корточки, натягиваю на золотистую голову шапку с ушками.

– Эй, Лиса, – убираю волосы с глаз под шапку – все хорошо?

Стреляет в меня хмурым взглядом исподлобья.

Обиделась…

Ну, готовься, майор.

Сейчас ты будешь получать пули и на родном фронте.

В молчанку мы никогда не играем. У нас все снаряды сразу, в лоб.

Поэтому…

– Она тебе гово-ит, что я пвохая… А ты – свушаешь! – заявляет с чисто женским упреком.

– Нет, Лиса. Она не говорит, что ты…

– Гово-ит! Я свышава! Но ты же ей не ве-ишь? – подбородок начинает дрожать. – Она вьёт! Всё вьёт! Она пвосто…– сощуривает глаза – в-ушка! – выдает гневно.

После ухода матери Лиса считает, что все дело в ней. И думает, что мама ушла, потому что Лиса ей "не нравилась".

А на самом деле – маме не нравился папа, а на Лису ей просто оказалось плевать.

Но ребенок видит этот мир иначе.

И во всем винит себя.

Потому и переживает, что я могу поверить чему-то плохому и тоже её брошу.

– Патрикеевна! Ты у меня лучшая, слышишь? – щипаю за пухлую щеку. – И батя рядом всегда. Что бы ни случилось. Поняла?

Но она меня не слышит.

– Чтобы я не быва пвохая, мне надо маму найти? – шмыгнув, по-боевому вытирает нос кулаком. – Новую. Ховошую!

О…

Нет-нет-нет…

Таких выводов нам точно не надо. Нам и одной "мамы" хватило по горло.

– Лиса… Во-первых, никто не говорит, что ты плохая.

– А я найду! – заявляет, отворачиваясь. – И она меня будет юбить! И тётей пвохих с-ушать не будет! – искоса кидает на меня явно намекающий взгляд.

И молча, без моей помощи спускается с дивана. Поправляет ушки на шапке, кладет Полковника в свой женский ридикюль....

– До свидания, тетя О-я! – обнимает ножку дивана на прощанье.

И важно, обиженно топает к выходу.

Оборачиваюсь на психолога, который стоит в дверях своего кабинета.

Взгляд у неё сочувствующий.

И это злит…

Мне, мать вашу, не надо сочувствовать!

У меня нор-р-рмальный ребенок!

– Если у вас не получилось с ней поговорить, проблема не в моей дочери. Проблема в вас.

– Прошу прощения? – удивленно приподнимает брови.

– Если за три сеанса моя дочь подружилась здесь только с диваном, то вы – хреновый специалист!

– Не стоит перекладывать на меня свою ответственность – отвечает холодно. – Вы – не справляетесь.

– А с этим я и не спорю – отвечаю раздраженно.

Но это – уже моя проблема. И сваливать её на ребенка, как делает этот псевдоспециалист, я не стану.

Загрызу любого, кто снова попытается сказать, что с моим ребенком что-то не так.

С ним всё так!

Это просто мир вокруг хреновый.

Всё.

На этом – заканчиваем с психологами.

Взяв с вешалки куртку, иду вслед за своей дочерью.

Пытаюсь взять её за руку. Не дается, размашисто дергая ладонью, и грозно топает дальше, воинственно выставив по бокам локти.

Вздыхаю, цепляясь пальцами хотя бы за её капюшон.

Тиранчик мой доморощенный…

Глава 2 Принципиальная барышня

Припарковавшись у детского сада, выхожу с Лисой из машины.

Ставлю её на землю, тяну руку…

Снова не дается.

Вместо этого цепляется сейчас за мои штаны.

Потому, что вокруг у моей Лисы – злой мир, в котором много опасных монстров и ужасных чудищ, а батя у неё – вместо щита.

Скашиваю на неё хитрый взгляд.

– Чё? – с претензией косит в ответ. – На бвюки твои И-ся не обижавась… – гордо поясняет, топая со мной к садику.

Хмыкаю, глядя на её важно вздернутый носик.

Моя принципиальная барышня…

Обожать!

Надеюсь, свою идею с мамой она скоро забудет.

А вот няня нам нужна.

Притом, срочно!

Последнюю пришлось уволить.

Пятую по счету.

Беру всех с опытом, с рекомендациями, лучших, но Лиса их всех боится.

Тронуть себя не дает после того, как мать ушла.

А если у тебя сегодня будет ночной вызов, а, Байсаров?

Что ты тогда без няни делать будешь?

Оставишь Лису одну в доме или возьмешь с собой туда, где по стенам размазана кровища и в ванной валяется труп?

Зашибись варианты!

Стоит нам подойти к крыльцу, как дочь останавливается и тянет меня за брюки.

– А-у, Патрикеевна?

– Это не Патвикевна! Она с тобой не азговаивает! – обиженно. – Это товаищ Пауковник вызывает.

– Я думал, он на больничном…

– Неть! – сердито.

– Понял, слушаю, товарищ Полковник! – делаю вид, что подношу к лицу рацию.

Лиса – тоже.

– И-ся не хочет в сядик, ма-ёу! И-ся не пойдет.

Вздохнув, сажусь перед ней на корточки.

– Лиса, папа заберет тебя через четыре часа. Всего четыре часа. Ладно?

– Неть… – обиженно смотрит в пол.

– Посмотрим вечером мультики?

Уголки её губ ползут вниз.

– Неть…– всхлипывает.

– Я куплю нам торт. И мандарины! Нужно просто немного потерпеть.

– Неть… – хмурится, теперь уже сама цепляясь за мои руки.

Намертво.

Отчаяние – оно такое, да…

– Не хочу в сядик! Они гово-ят, я монств! Безмамная вонючка! Не хочу-у-у!

Говорят.

Об этом я уже поговорил с воспитателем и мне пообещали, что примут меры.

– Дочь, сегодня ты будешь в новой группе.

Увы, варианта «не ходить» – у нас просто нет.

Я не могу быть в двух местах одновременно. И иногда просто не понимаю, как жонглировать между работой и ребенком.

Мне не хватает времени в этих чертовых сутках!

– Потерпи еще один день, ладно? Завтра у бати выходной – прошу её.

– Не пойду! Неть! – разворачивается, пытаясь удрать.

Но я тут же беру дочь в охапку и заношу внутрь.

А внутри – пытаюсь стянуть с неё куртку, пока она упорно рычит и сопротивляется, пытаясь меня цапнуть.

Но цапнуть не получается.

Удрать – тоже.

– Спасите! Ю-ю-ди! – начинает тогда кричать на весь садик.

Вот жучка, а…

– Лиса! – рявкаю на неё. – А ну прекратила! Быстро!

Ноль.

– Спасите-помогите! А-а-а-а! – орет так, как будто её режут. – Бовьно! Ю-ю-ди! Умиваю! – выгибается в моих руках, откидывая голову назад. – А-а-а!

Родители в ужасе оглядываются на меня. Кто-то даже пытается заступиться за мою Лису, говоря, что я издеваюсь над ребенком. Другие – молча и понимающе стоят в стороне.

И все дружно наблюдают за нашим сольным концертом.

Ор, плач, рычание…

Минута славы, блять!

– Хорошо… – сдаюсь я. – Хорошо! Ладно. Поедешь со мной на работу. Но только сегодня!

Тут же перестает кричать.

Только всхлипывает в ответ тихонько. Во взгляде – явное возмущение.

Мол "и зачем тогда было меня доводить? ".

– Успокоилась? – спрашиваю строго.

Молчит, упрямо глядя мне в глаза.

– Никаких криков на работе. Это ясно?

Хмуро кивает, поджав губы.

– Ну, пошли тогда, цветок жизни! – вздохнув, поднимаюсь с места.

И, да!