– Жизнь всех учит именно этому. Просто кто-то не хочет учиться, – заключила я голосом победителя.

Глупая девочка еще не знала, что у подлинных чувств срок годности – вечность. Что любовь, дружба, страсть – все, что однажды нашло отклик в сердце, останется там навсегда.

Ираклий промолчал. Лег на спину, и мы продолжали наблюдать за облаками. Казалось, тишина между нами стала вязкой, неприятной. Мне хотелось плакать. Но не от обиды или злости, а от какого-то смутного чувства, которое я не могла объяснить. Победа в нашем разговоре не принесла мне радости, только странное опустошение.

Я пыталась расслабиться, но тревога сдавливала грудь. Я повернула голову к Дадиани, чтобы убедиться, что между нами все в порядке. Мысли о том, что он мог обидеться или разозлиться, не давали мне покоя. Я не хотела неопределенности.

– Все ведь хорошо у нас? – наконец поинтересовалась я, не выдержав. Села и начала нервно теребить край пледа.

Ираклий какое-то время молча изучал меня.

– Я не хочу, чтобы мы были в ссоре. Мне это не нравится, – продолжила я, чувствуя, как голос предательски дрогнул.

– Мы не в ссоре. Все хорошо, – ответил он наконец.

– Честно? Просто ты… ты на себя сейчас не похож.

– Просто я хочу тебя обнять и поцеловать. Ни о чем другом думать не могу, – произнес он с привычной легкостью, словно говорил о погоде.

Я же смутилась пуще прежнего и тут же отвела от него взгляд, стараясь взять себя в руки. Забавно вспоминать себя такой маленькой, невинной и испуганной собственными чувствами.

– Ты судишь обо всем через опыт своих родителей, – неожиданно заключил Ираклий после недолгой паузы и, приподнявшись, сел рядом.

– Ты прав, – подумав, честно призналась я. – Помню, как мама была счастлива рядом с папой. Он заботился о нас. Всегда обнимал ее и целовал. Водил меня на секции… Это он привил мне любовь к бальным танцам. Я даже не знала тогда, что в семьях может быть иначе. Он был идеальным отцом. Да и мужем тоже, наверное… Мама всегда улыбалась рядом с ним. Она с нетерпением ждала выходных, чтобы пойти вместе гулять. А потом он встретил другую женщину. И исчез… Будто нас с мамой никогда и не было, – я посмотрела в глаза Ираклию, с трудом сдерживая слезы. – И как мне верить в другую реальность, если моя – такая?

– Но есть и моя реальность, – произнес Дадиани.

– И какая она?

– Мой отец влюбился в маму еще подростком. Ему было семнадцать лет. Он добивался ее два года и еще пять лет убеждал ее отца в том, что достоин ее руки. Мама была из богатой семьи в деревне, а папа бросил школу ради работы, потому что ему нужно было кормить больную мать и младших братьев. Все удивились, когда дедушка дал свое благословение на их брак. Многие осуждали: мол, зачем отдавать дочь за бедняка? Но дедушка потом рассказывал мне: пока другие парни полагались на фамилию или деньги своих родителей, мой отец работал день и ночь ради того, чтобы быть с мамой.

Ираклий улыбнулся воспоминаниям.

– Папа доказал всем, что достоин ее любви. Он переехал в другую страну ради лучшей жизни и перевез всех родных сюда. И знаешь что? У нас дома до сих пор есть правило: ваза никогда не должна быть пустой. Цветы появляются до того, как успевают завянуть предыдущие. Даже если папа в другой стране, он поручает мне купить букет и подарить маме от его имени. Он убежден, что в семье нет ничего важнее счастливой женщины.

– И ты с ним согласен? – улыбнулась я.

После его истории на душе стало намного теплее.

– Абсолютно. И я рассказал тебе об этом, чтобы ты поняла: в жизни бывает по-разному. Твоя реальность может быть другой, если ты сама этого захочешь.

Губы Ираклия растянулись в мягкой улыбке. И в ней было столько нежности, что я почувствовала, как стены, которые я так старательно возводила вокруг себя, начинают рушиться.

– Мир состоит не только из черных и белых красок, – продолжил он. – Ты ведь не собираешься всю жизнь избегать своих чувств, боясь, что тебя ранят?

– Но я и не хочу в пятнадцать лет прыгать в омут с головой. У меня в приоритете учеба и танцы. Я должна выбраться из этого города. Это моя цель.

– А я и не дал бы тебе прыгнуть в этот омут. Я знаю тебя. Знаю, о чем ты мечтаешь. И никогда не позволил бы себе встать на пути к твоим целям.

Я всматривалась в его глаза, пытаясь понять, говорит ли он это всерьез. Его взгляд был искренним, лишенным какого-либо притворства. И это пленило меня.

– Мне очень хорошо с тобой, – призналась я. – Но я не готова сейчас к чему-то большему.

Слова дались мне с трудом. Я боялась их произносить. Боялась его реакции. Казалось, что после них он уйдет и больше не захочет иметь со мной ничего общего. Ведь вокруг столько девушек, которые готовы быть с ним прямо сейчас.

Но Дадиани развеял мои страхи простым вопросом:

– Нужно время?

– Да…

– Хорошо. Я не буду давить на тебя. Но и не буду делать вид, будто отношусь к тебе как к другу или сестре.

Я невольно улыбнулась.

– Справедливо.

– Иди ко мне, – пригласил он, раскрыв руки.

Я задумалась всего на мгновение, а потом потянулась к нему и позволила заключить себя в объятия. Они были теплыми и надежными. Я чувствовала себя защищенной, словно меня укрыли мягким одеялом в холодную ночь. Все тревоги отступили, оставив только приятную тишину между нами.

И сейчас я бы с огромным удовольствием нырнула в эти объятия снова. Хотя бы на минуту.

Жаль только, что это место теперь принадлежит другой…

И я надеюсь, она понимает, как ей чертовски повезло.

Глава 6

Илиана

Воспоминания

Дни сменяли друг друга. Наступили летние каникулы. Для кого-то – сплошные выходные, для меня – еще больше тренировок.

Ираклий приезжал ко мне в перерывах между занятиями. Порой, когда у меня оставались силы, он забирал меня вечером после занятий, покупал нам по хот-догу и вез на наш любимый холм. Там, сидя вдвоем, мы смотрели на огни вечернего города, много разговаривали и просто наслаждались присутствием друг друга.

Наши отношения находились на тонкой грани между дружбой и любовью. Мы оба понимали, что влюблены друг в друга, но я упрямо держала дистанцию, а Дадиани терпеливо ее соблюдал. Однако наши взгляды, случайные прикосновения и те щемящие чувства, от которых перехватывало дыхание, говорили громче любых слов. После этих встреч я будто обретала крылья. Возвращалась на тренировки с новой порцией вдохновения и готова была работать вдвое больше. Я стала чаще улыбаться, смеяться, шутить. Мир вокруг наполнился яркими красками, а внутри меня поселилось ощущение счастья. И хотя я убеждала себя быть сдержанной, в глубине душе уже понимала: мой рассудок потерпел поражение. Оставался лишь один шаг, чтобы окончательно отдаться во власть своим чувствам.

И этот шаг сделал он – так, что мое сердце не смогло устоять.

Перед каждым концертом или турниром я закрывала глаза и представляла своих родителей среди зрителей. Как они, счастливые, стоят и с любовью наблюдают за мной. Раньше так и было: мама с папой всегда приезжали поддержать меня на выступлениях, а после мы гуляли в парке, ели мороженое, и они говорили мне, как гордятся мной. Эти воспоминания согревали и наполняли меня. Только после них я выходила на сцену и отдавалась танцу без остатка.

Но потом я возвращалась в реальность, где за кулисами меня никто не ждал. Только сплошная болючая пустота. Пока других ребят встречали радостные родители, обнимали их, хвалили и говорили слова любви, я собиралась в полном одиночестве, шепча себе под нос: «Ты тоже молодец. Ты тоже достойна любви».

Но однажды я услышала за своей спиной уже до боли родное:

– Привет.

Я замерла. Потребовалось несколько долгих секунд, чтобы перевести дыхание и обернуться.

– Привет, – растерянно улыбнулась я, встретившись взглядом с Ираклием.

Я не думала, что он придет на мое выступление. Это было совершенно неожиданно. Дадиани подошел ближе, и только тогда я заметила букет в его руках.

– Это было очень красиво, – сказал он и протянул мне цветы.

Я смотрела на них в изумлении.

– Это мне? – спросила я, не скрывая удивления.

– Конечно тебе.

Мое сердце сорвалось с места и начало биться о ребра. В голове не осталось ни единой мысли – лишь оглушительная тишина и вихрь эмоций. Сейчас цветы для меня стали чем-то обыденным, но тогда… Тогда это был самый трогательный момент в моей жизни. Никто и никогда до этого не дарил мне цветов. Это было так непривычно, так странно… и так прекрасно.

– Я с замиранием наблюдал за вашим танцем, – продолжил Дадиани. – Ты большая умница.

Я приняла букет, все еще не веря в происходящее, и посмотрела ему в глаза.

– Ты правда так думаешь?

– Думаю? – он слегка приподнял бровь и шагнул ближе. – Я уверен в этом. Ты великолепна.

Я опустила взгляд на бутоны, пытаясь справиться с захлестнувшими меня чувствами. Ираклий даже не догадывался, как много значил для меня этот момент. Дело было не только в цветах или его словах. А в том, что после ухода папы никто не приходил на мои выступления, лишь в редких случаях – бабушка. Никто не сидел в зрительном зале ради меня и не встречал меня за кулисами.

А теперь он был здесь. И делал все, чтобы я почувствовала себя важной.

Это был последний раз, когда я закрывала глаза перед выступлением, представляя родных в зрительном зале, а затем уезжала домой в одиночестве. С тех пор на всех моих концертах и соревнованиях рядом всегда был Дадиани. И сколько бы ошибок я ни совершала, сколько бы глупых решений ни принимала, влюбиться в него оказалось самым лучшим выбором в моей жизни.

– Ты не представляешь, насколько это важно для меня, – призналась я почти беззвучно.

Ираклий наклонился и тихо прошептал:

– Представляю. Поэтому я здесь.

Глаза защипало от слез, но я сдержала их, стиснув зубы. Нельзя было плакать сейчас – не здесь, не перед ним. Я должна была выглядеть сильной и уверенной. Но внутри все кричало от счастья.

Еще недавно Ираклий был для меня всего лишь парнем, сбившим мою бабушку. А теперь стал значимой частью моей жизни.

К нам подошли Алексей с Линой и еще две пары, которые тоже участвовали в турнире. Все были в приподнятом настроении, оживленно обсуждали выступления, делились впечатлениями. Слово за слово разговор плавно перетек к предстоящему открытому чемпионату Германии. Кто-то с воодушевлением рассказывал, что уже подал заявку на участие, другие делились планами на новые костюмы для турнира. Все были оживленными и радостными, но я чувствовала себя совершенно иначе.

Мое настроение упало так резко, что я с трудом сдерживалась, чтобы не выдать это. Старалась улыбаться, делать вид, что слушаю, изредка вставляла дежурные реплики, но обида и разочарование разрывали меня изнутри. Хотелось поскорее сбежать от этих разговоров.

Дадиани, будто почувствовав мое состояние, улыбнувшись, извинился перед всеми:

– Простите, но я украду Илиану у вас.

Я облегченно выдохнула. Мы попрощались с ребятами и вышли на улицу. Молча дошли до его машины. Я села на пассажирское сиденье и отвернулась к окну, всем видом показывая, что не хочу разговаривать. В голове крутились мысли, которые не давали покоя. Я понимала, что будь папа рядом, я могла бы добиться больших высот в танцах. Я чувствовала себя несправедливо обделенной. Грудь сдавливало так сильно, что слезы подступали к глазам.

Ираклий не стал меня трогать. Он всегда знал, когда лучше дать мне время прийти в себя. Мы ехали в полной тишине. Лишь когда машина остановилась у дома бабушки, он спокойно сказал:

– Приехали.

Я кивнула, не глядя на него.

– Как смотришь на то, чтобы сходить в ресторан или в кино?

– Сегодня? – посмотрела я на него устало.

– Да. Когда приведешь себя в порядок после концерта.