Это забавляет. Я прекрасно понимаю, что все ее жаркие слова вызваны лишь тоской и желанием повернуть время вспять. Знаю, как сильно она скучала по нему все эти годы. Знаю, как хотела поговорить с ним, хотя сама когда-то оборвала их связь. Бабушка однажды призналась мне, что не сможет сдержаться и обязательно расскажет Ираклию всю правду, если продолжит с ним общение. И я была ей признательна за такую жертву…

И сейчас ба словно капитулирует перед своими чувствами. Ее глаза наполняются слезами, она зацеловывает его и прижимает к себе. Я наблюдаю за этим и завидую ей. Завидую этой возможности быть искренней, открытой в своих чувствах. Обнимать его, целовать. Хочу так же. Но вместо этого стою неподвижно и стараюсь выглядеть равнодушной. Будто он ничего для меня не значит.

Когда они отпускают друг друга, бабушка, вытирая слезы уголком платка, неожиданно обращается к семье Дадиани:

– Присоединитесь к нам?

Руслан и Тина переглядываются между собой. Они, как и я, ждут ответа Ираклия. Все зависит от него. Я замечаю, как он колеблется. Уверена, он хочет согласиться ради Тамарочки, но мое присутствие встает ему поперек горла.

– Конечно, – произносит он после короткой паузы.

Я тихо выдыхаю, будто только что скинула с плеч непосильный груз. Бабушка искренне радуется и тут же начинает суетиться, приглашая всех за стол. Руслан и Тина идут следом за ней, а Ираклий остается на месте еще несколько секунд.

Когда он все-таки делает шаг вперед и проходит мимо меня, наши взгляды вновь встречаются. Ни капли того тепла, которое я только что считывала в его глазах, пока он смотрел на бабушку. Снова ненависть и презрение, которое он старается маскировать равнодушием.

Болезненный факт: срок его ненависти уже превысил срок его любви. Любовь ко мне закончилась быстрее.

Дадиани садится рядом с бабушкой, а я оказываюсь напротив них, рядом с Тиной. Руслан занимает место во главе стола. Мы с Ираклием избегаем любых контактов – взглядов, слов, даже случайного движения в сторону друг друга.

– Какими судьбами ты в наших краях? – первой нарушает неловкую тишину Тина, обращаясь ко мне.

– Приехала проведать бабушку и забрать ее насовсем, – улыбаюсь в ответ.

– Все-таки решила с корнем вырвать себя из этого города? – присоединяется к разговору Руслан.

Я замечаю, как в его глазах мелькает едва заметная тень разочарования. Он откидывается на спинку стула, складывая руки на груди, и внимательно смотрит на меня.

– Лучше и не скажешь, – отвечаю с легкой улыбкой, стараясь скрыть горечь. – Чтобы больше не было причин возвращаться сюда.

– Прискорбно слышать, – произносит мужчина почти шепотом, и его взгляд становится глубже и серьезнее.

Я чувствую на себе еще один взгляд – тяжелый и невыносимо болезненный. Ираклий молчит, но его молчание слишком громкое. Я стараюсь не смотреть в его сторону. Боюсь встретиться с его глазами и вновь ощутить ту нестерпимую боль утраты, которую так долго пыталась забыть.

– Как хорошо, что мы тебя хотя бы случайно встретили, – продолжает Тина. – Сомневаюсь, что ты сама пришла бы к нам в гости.

– Я тоже рада встрече с вами, – признаюсь искренне, игнорируя ее последние слова.

Потому что она права – я не пришла бы. Но не потому, что забыла их и не хотела видеть. А потому, что боялась быть ими отвергнутой.

– Расскажи о себе. Как ты живешь? Где теперь обосновалась? Твоя бабушка настоящий партизан – никакой информации не выдает. Только убеждает нас, что с тобой все хорошо.

– Это моя вина. Я взяла с нее обещание, что она не будет никому обо мне рассказывать, – улыбаюсь я. – У меня действительно все хорошо. Живу за границей. Танцую и преподаю.

Тина осторожно смотрит на меня и после небольшой паузы спрашивает:

– Замужем?

Настолько аккуратно, словно боится услышать ответ.

– Нет, – отвечаю на автомате.

– Пункт, которого нет даже в списке интересов, – цитирует меня Тамарочка с недовольным выражением лица и вздыхает.

– Началось! Мне всего двадцать пять лет, а она уже решила, что мне все шестьдесят, и я ни за что не успею обзавестись большой семьей! – пытаюсь отшутиться я.

– Просто у нас в двадцать пять уже дети были, – мягким тоном объясняет Тина. – Бабушка переживает за тебя.

– Конечно, переживаю! Я ведь не молодею. Хочу быть спокойной за свою девочку, знать, что она не останется одна и будет под защитой.

– Будто замужество гарантирует женщинам защиту и безопасность! Иногда одной гораздо спокойнее и безопаснее жить! – возражаю я чуть резче, чем хотелось бы.

Тамарочка недовольно качает головой и смотрит на Тину.

– Ну, ты видишь?

– Современная молодежь такая независимая стала, – улыбается ей та. – Но я уверена, что Илиана девочка смышленая и знает, что делает.

– Спасибо за поддержку, – благодарю я и спешно меняю тему: – Лучше расскажите о себе! Как вы поживаете?

Мне неприятно говорить о своей личной жизни при Ираклии.

Минут тридцать мы увлеченно обсуждаем расширение бизнеса Тины и их с Русланом двухмесячное путешествие по Африке. Когда этот разговор подходит к концу, бабушка переключает свое внимание на Ираклия. Расспрашивает его о жизни, работе, успехах. Он без энтузиазма рассказывает Тамаре о своей карьере, текущих проектах и деловых планах. Я слушаю его внимательно, ловлю каждое слово. Мне нравится его голос то, как уверенно он говорит. Но меня смущает, что его рассказ звучит безжизненно.

Хочу расспросить Ираклия подробнее обо всем, но не решаюсь. Боюсь, что ничем приятным это не закончится. Поэтому молчу. Каждый из нас поддерживает разговор только отдельно от другого, старательно избегая даже случайных взглядов.

И в какой-то момент Руслану надоедает это.

– Мы уже час сидим за столом. Может быть, вы соизволите хотя бы парой слов обменяться друг с другом? – раздраженно обращается он к сыну.

Тот с холодным спокойствием выдерживает его взгляд.

– Не нашел ни одной темы, которую захотелось бы обсудить, – отвечает он безразличным тоном. – Или ты предлагаешь взять ее из воздуха?

– Отличная идея! Будь так добр!

Дадиани неторопливо переводит взгляд на меня. В его глазах едкое раздражение. И я чувствую, что ничего хорошего сейчас не услышу.

– Расскажи, как там Денис поживает? Как тебе живется в Штатах? – язвительно интересуется он.

Я не ошиблась. Знаю, что ему совершенно наплевать и на Дениса, и на Америку, и уж тем более на меня. Все, чего Ираклий сейчас хочет – уколоть меня. Каждой клеткой своего тела я ощущаю его неприязнь и желание избавиться от моего присутствия. Понимаю, что он терпит меня здесь только ради родителей.

Я собираю всю волю в кулак и заставляю себя улыбнуться ему, бездушно и нахально глядя прямо в глаза.

– О Штатах можешь узнать в интернете. Я там не живу. А Денис… о нем тоже масса информации в сети. Может быть, тебе назвать его фамилию для поиска?

Не дожидаясь его реакции, перевожу взгляд на Руслана и добавляю уже спокойнее:

– На самом деле мы с Ираклием уже успели вчера встретиться. Сказали друг другу все, что хотели. Так что тем для беседы у нас действительно больше нет.

Снова натягиваю на лицо искусственную улыбку, хотя внутри все ноет от обиды и разочарования

Нам есть еще, о чем поговорить. О многом. О важном. О правде, например. Но эти разговоры навсегда останутся немым монологом в моем сердце…

Глава 5

Илиана

Воспоминания

После нашего первого поцелуя я никак не могла прийти в себя. Мысли путались, сердце то замирало, то начинало биться быстрее каждый раз, когда я думала об Ираклии. Я избегала встреч с ним. Просто не знала, что сказать и как себя вести рядом с ним. И Дадиани, казалось, понимал мое состояние и не дергал меня какое-то время.

И вот одним ранним утром я решила выйти из дома, чтобы прогуляться и насладиться деревенской тишиной и рассветом. Я шла к полю, где планировала устроить себе мини-пикник и почитать книгу, но тут заметила, как ко мне подъезжает знакомая машина и останавливается.

Я стояла неподвижно, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами, потому что знала, кого увижу в следующую секунду. Ираклий спокойно вышел из автомобиля и направился в мою сторону. Волнение смешивалось с радостью, но я старалась сохранять видимость спокойствия.

– Привет, – произнесла я с натянутой улыбкой, когда он подошел ближе.

– Привет. Решила прогуляться?

– Да, – кивнула я. – А ты что здесь делаешь?

– Хотел увидеть тебя.

– В такую рань? – спросила я чуть растерянно.

– Я все равно не мог уснуть, – признался он. – Знал, что ты тоже не спишь.

Между нами повисло напряженное молчание – не неловкое, а скорее наполненное чем-то важным и недосказанным.

– Присоединишься ко мне? – неожиданно для себя предложила я.

– Конечно.

Дойдя до поля, я достала из сумки плед и расстелила его на траве. Мы легли рядом и смотрели в утреннее небо. Оно постепенно заливалось мягкими оттенками розового и золотого света.

Мы молчали. Но это казалось таким естественным и правильным. Никогда и ни с кем мне не было так легко молчать. Тишина между нами завораживала. Казалось, что в этот миг говорили наши души.

Я повернула голову влево и взглянула на задумчиво-спокойное лицо Дадиани. Почувствовав на себе мой взгляд, он тоже посмотрел на меня и тихо прошептал:

– С тобой даже молчать приятно.

Я улыбнулась в ответ, понимая, что мы думаем об одном и том же. И чувствуем одинаково.

– Будем делать вид, будто между нами ничего не было? – спросил он.

– А что еще делать? Я думаю, то, что случилось, было легким помутнением, – я старалась говорить как можно убедительнее, чтобы поверить собственным словам.

– Мое помутнение длится до сих пор, – честно признался Дадиани.

Я отвела взгляд к горизонту, почувствовав, как кровь прилила к щекам. Его прямота смущала и одновременно обезоруживала меня. Наш поцелуй до сих пор горел на моих губах, и я так боялась вновь почувствовать то же самое. Потому что знала: если это случится еще раз, пути назад уже не будет. Это станет чем-то необратимым.

– Давай поговорим откровенно, – Ираклий принял сидячее положение и посмотрел на меня.

– О чем? – спросила я, стараясь не смотреть ему в глаза.

– О том, почему ты боишься меня.

– Это не так, – неубедительно возразила я. – Глупо так думать.

Он протянул руку ко мне, мягко коснулся моего подбородка и развернул мое лицо к себе.

– Ты даже посмотреть на меня не можешь.

– Я ведь пришла сюда любоваться рассветом, – попыталась я улыбнуться, но улыбка вышла натянутой.

– Не прикидывайся дурой, Илиана, – отрезал Дадиани. – То, что произошло в студии, не было секундным помутнением рассудка.

Я смотрела в его глаза с полминуты. А после мой голос предательски дрогнул:

– Я не хочу…

– Чего?

– Вот этого всего! Не хочу портить нашу дружбу этим… – я запнулась, не находя подходящего слова, и жестом указала на пространство между нами.

– Я тебе не нравлюсь?

– Как ты можешь мне не нравиться? Я ведь дружу с тобой!

– Я имею в виду другую симпатию.

Я смутилась и не нашла слов, чтобы ответить. Я не хотела лгать ему, но и признаться в своих чувствах казалось невозможным. Это было равносильно признанию собственного поражения. Тогда я еще не умела этого делать.

Но Дадиани все понял без слов.

– Тогда о какой дружбе может идти речь? Ты ведь не сопротивлялась, когда я тебя поцеловал. Что изменилось теперь?

– Я включила голову, Ираклий. Я бы не хотела терять нашу дружбу из-за нескольких месяцев отношений.

– Почему ты устанавливаешь срок отношениям, в которых даже не была?

– Потому что у всего есть срок. И самые скоропортящиеся товары – это чувства и взаимоотношения.

– Получается, у нашей дружбы тоже есть конец?

– Да, – с досадой подтвердила я.

– Мне жаль, что жизненные обстоятельства научили тебя этому…