Галсан молчал. Думал. Решался будто, наконец произнес:

– Дед Арсалан до самой смерти в здравом уме был. Речь, мысли – как вода в Байкале, чистые, да. А помирать стал, помутился рассудком. Про золото какое-то все вспоминал. Говорил, дух Байкала золото спрятал и заклятие на сто лет наложил. Говорил, что в двадцатом году истечет проклятие. А до тех пор трогать нельзя. Арсения поминал часто. Говорил, Сеня … брат Сеня, а фамилию вот не называл. Может и совпадение, да. Однако же про проклятие тоже записано у вас, да. Сто лет. И год двадцатый. Не бредил, значит?

Вера взялась за дневник, но Галсан не выпускал тетрадь, сканировал глазами цифровой код.

– Интересно мне, что здесь зашифровано?

– Мне тоже, – сказала Вера и потянула тетрадь на себя.

Галсан отпустил ее с сожалением, но быстро переменил выражение лица на привычное улыбчивое.

– Обменяемся телефонами, – предложил он. – Если я что нового узнаю, я позвоню, да. Если вы, то тоже в любое время. Мне про деда своего очень интересно. А я поищу у брата дома документы и фотографии, да. Дед красноармейцем был, это точно. В девятнадцатом году в РККА² добровольцем ушел. Для бурят то необычно было, наши в те дела не мешались особо, да. А дед Арсалан вот идейный был, за свободу трудового народа пошел. Узнаю, где он в то время служил. Может, название части сохранилось, может, по военным спискам вы на прадеда своего выйдете.

На том и договорились, на том и разошлись.

Глава 6. Брат Сеня

– Сеня, брат Сеня. Арсалан и Арсений, – пел себе под нос воин, замыкающий шествие. Песня из разряда «что вижу, то пою». Песня без мотива. Да и без смысла.

– Заткните его кто-нибудь! – крикнул Ковалев, следующий вторым, сразу за командиром Артемьевым.

Арсений обернулся на друга Арсалана, но ничего не сказал, только усмехнулся в натянутый до носа шерстяной платок.

Их маленький отряд по-прежнему состоял всего из четверых, так и ехали по узкой тропке: Артемьев, Ковалев, Афанасьев и Дашицыренов. Первый сосредоточенно молчал, второй злобно ругался, третий смеялся, четвертый пел.

Лошади устали уже, да и замерзли, надо бы на привал, а деревни все не видать.

Люди тоже устали, но в этот раз, одетые не в армейскую шинель, а кто во что горазд (кто в овчинный тулуп, кто в ватную фуфайку), чувствовали себя вольготнее, волку-морозу тулуп не по зубам.

Целый день в пути, идут до Маритуя. Пришлый оттуда рыбак сказал, что стоит на путях состав из трех вагонов. А что стоит, что за состав? По документам не значится там состава. И связи со станцией нет, перемерзло все. Поезда идут в обход, по Слюдянскому направлению. Послали разведать. Время такое, всяк кирпич на учете должон быть. А то приберут к рукам белые недобитки, или местные разграбят.

Эта ночь выдалась ясная, звездная, не то что та… у проруби. Арсений, покачиваясь в седле в такт Арсаланову пению, задрал голову, и серповидный месяц качнулся вместе с ним. Он влево, месяц вправо, он вправо, месяц влево. Сеня, брат Сеня, Арсалан и Арсений …

Арсений из старообрядцев, из забайкальского села, Арсалан с берегов Байкала, ольхонец. Оба воспитывались в строгих народных традициях кочергой да поленом. Только Арсений в христианской вере, а Арсалан – в шаманских обрядах.

За год службы сдружилися, учились друг у друга, учили друг друга. Арсений Арсалана по-русски научил говорить гладко, а Арсалан Сеню бурятским словам да приметам природным. Смеялся Сеня над приятелем, говаривал так: «Уж пошто мои деревенские дремучи, а ваши еще дремучее. Наши в бога верят, да хоть по книгам, а ваши что? В духов? Приведенья, штоле? Чудаки!»

По кристалликам свежего воздуха потянуло дымком, тоненько так, вкусно. Знать деревня недалече, коптильни дымят, а может, и баню кто топит. Лошади приободрились, скорее пошли.

Рыбацкая деревенька насчитывала не боле десяти домов, это еще не Маритуй. Но остановиться можно, горячего похлебать, согреться у печи, прикорнуть хоть на часик в сухом тепле. Зимой у Байкала шибко холодно, хоть и сковало его уже льдом, а все равно воздух влажен и морозен одновременно, самый что ни на есть ледяной холод.

В дом пустили без вопросов, увидали красные звезды, на папахах нашитые да штыки, к винтовкам примкнутые, и пустили. Выудили из печи горшок с кашей, наломали хлеба, сварганили омулевую расколодку³. Накормили, значится.

– И давно стоит? – спрашивал Артемьев у хозяина про состав.

– Да уж дней десять поди, – отвечал косматый мужик с кривым, перебитым саблей лицом.

– Охрана есть?

– Имеется. Не наши. Басурмане. Не по-нашему говорють. Но никого не трогають, за еду платят, баб наших не трогають.

– Чехи? – насторожился Леха Ковалев. – Вертать надо, паря, подмогу звать.

– Нам до них два часа ходу осталось, дойдем до солнца, посмотрим сначала, что там, – ответил командир. – Чехословацкие эшелоны ушли из нашего края, был приказ выпустить их. Что эти здесь забыли? Да еще на закрытой ветке. Три вагона… Прячут что-то. Или сами прячутся. Надо выяснить.

Арсений с Арсаланом весь разговор пропустили. Прислонившись спиной к спине и спустив головы к поджатым коленям, два молодых бойца посапывали у печки. Один рыжий, как лиса, второй черный, как крыло ворона. Такие разные и все-таки похожи. Оба крестьянские дети, отхончики⁴, оба ушли из дома супротив родительского слова. Оба мечтатели.

Глава 7. Предсказание

Как и обещал Галсан, утром поехали на священную скалу Шаманку и к столбам сэргэ.

– Сэргэ в бурятской традиции – это столбы для коновязи, – рассказывал гид. – У каждого дома раньше такие стояли, да. Если сэргэ у дома, значит, в доме имеется наездник, защитник. Предание есть, вот послушайте: спустились на Ольхон когда-то тринадцать небесных сыновей. Боги послали их на землю, чтобы навести здесь порядок и помочь людям, защитить их от разгулявшихся злых духов. Братья разошлись по всему миру, но старший и самый сильный из них остался на Ольхоне. В память о небесных воинах и поставили люди тринадцать сэргэ, да. Каждый из братьев может вернуться в любой момент и привязать тут коня.

– Как интересно. А старший и самый сильный брат, это, получается, и есть Хозяин Байкала? – спросила Вера.

– Да, он и есть. А еще сэргэ символизируют древо жизни. Основание столба, которое находится в земле, говорит о нижнем мире – царстве мертвых. Острие столба, которое стремится в небеса, указывает на мир, где живут нойоны – боги. А сам столб – это наш мир, мир людей, да.

Они вышли из машины и увидели издали тринадцать деревянных стражей – высоченные столбы, не меньше трех метров. Каждый столб был плотно обмотан кусочками тканей и разноцветными лентами, что трепетали на ветру, создавая иллюзию живого существа.

– О, я уже видела такие! – воскликнула Алиса, обгоняя группу и первая подбегая к столбам. – Галсан, что это значит? Эти ленты?

– Это приносят люди, если хотят что-то попросить у богов, да. Считается, что молитвы, сообщенные ленточкам, поднимаются в небеса к богам. Раз место святое, то и до богов отсюда ближе. Ветер колышет ленты, те шуршат, шепчут в уши нойонам. И не важно, в каком месте в данное время находится человек, привязавший ленту, не важно, чем он занят, – его просьбу все равно донесут.

– Я же говорил, – нарисовался рядом Аврутин. В этот раз его жена и дети присоединились к экскурсии, но его это не останавливало, он продолжил распускать павлиний хвост.

– А цвет ленты имеет какое-то значение? – спросила гида Вера, пытаясь сквозь толщу лент пробраться пальцем к поверхности столба.

– Имеет, да. Синяя лента олицетворяет мужское начало, желтая – достаток и плодородие, красный – безопасность, защиту, зелёный цвет – устранение препятствий, белый – символ чистых помыслов.

Группа двинулась дальше, к смотровой площадке, но Галсан вдруг притормозил и рукой подал знак остановиться. Впереди, среди огромных серых валунов, маячила фигура человека. Мужчина-бурят, одетый просто – джинсы, рубашка, кепка. Все неброское, серое, как и камни, как и море на фоне. Но что-то в нем было не так. В позе ли, в движениях, в подергиваниях головы.

Перед человеком на подносе стояли три медные чашки. Он поочередно точными размашистыми движениями выплеснул их содержимое на ветер, бросил туда же и что-то белое, рассыпчатое, поклонился трижды и повернулся через правое плечо.

– Шаман, – пояснил Галсан. – Бурханит, духов задабривает. Подождем немного, скоро закончит.

Серый мужчина, и правда, засобирался и спустя пару минут вышел к туристам навстречу. Они с Галсаном поприветствовали друг друга тепло, обнялись, обменялись парой слов на бурятском.

– Повезло нам, да, – радостно обернулся гид к своей группе. – Настоящий шаман попался. Если хотите спросить что про шаманизм, про духов, то можно. Еши согласен на вопросы поотвечать.

Веру долго уговаривать не пришлось, первая подошла к шаману, утянув с собой и сестру. Поговорили про то, где служители духов учатся, как обряды проходят, что такое зов и шаманская болезнь. И много еще чего интересного обсудили, о чем они только в книгах читали. Спрашивала в основном Вера, но Алиса слушала ответы с интересом, разглядывая внимательно такого обычного с виду человека – полноватого, чуть неряшливого, похожего на деревенщину, но говорящего легко и умно.

Уже под конец беседы, когда вопросы были исчерпаны, Еши прищурил и без того узкие глаза и сам спросил:

– Нашли, что искали, а?

– Что? – не поняла Вера.

– Ты здесь по зову крови. Предки позвали. Ищешь ответы, но не находишь пока. Но? Но-о-о-о. Не тебе они предназначены. Ей, – он ткнул пальцем в Алису.

– Что? – хором переспросили сестры, невольно сцепляясь руками.

– За тобой дух стоит, – шаман повернулся к Алисе и говорил теперь только с ней. – Отхончик, как и ты. Цикличность событий, новый виток. Но-о-о.

– О чем вы? – нахмурилась Алиса.

Шаман вместо ответа вновь спросил странное:

– Вера и любовь или деньги? Мно-о-ого денег. Что выберешь, а?

– Я атеистка, – попробовала отшутиться Алиса, скрестив руки в позе показного равнодушия. Шаман пугал ее.

– Вера и любовь связаны, сестры они. Выберешь любовь – и сестра проснется. Придет время… сделаешь выбор, каждый из вас сделает, – торжественно произнес Еши, обведя взглядом всю группу.

Но уже в следующую секунду он добродушно кивал и улыбался, как китайский божок Хотэй, будто и не говорил только что странности про выбор.

Тревожные настроения после разговора с шаманом недолго висели облаком над их головами, быстро выветрились баргузином⁵, вытеснились впечатлениями от космических пейзажей, водяными брызгами, ощущением левитации. Галсан, как и обещал, организовал прогулку на катере вкруг острова.

Песчаный берег, деревня, сопки, камни, скалы, отвесная бело-серая стена, упирающаяся в небо, – береговая линия менялась ежеминутно. С воды тянуло холодом, с берега несло чабрецом. И от духа этого кружило головы.

– Здесь десять метров до дна! Как четырехэтажный дом! – крикнул капитан катера пассажирам, и все посмотрели вниз.

Вода была прозрачна, как воздух. На дне отчетливо виднелись крупные валуны, тень от лодки скользила по ним призрачным скатом. Легко было представить, что лодка летит.

Прекрасный выдался день. Туристы нагулялись, назагорались. А самые отчаянные даже искупались. В кемпинг вернулись уже к вечеру – уставшие, голодные, но счастливые. Ужинали все вместе, и Галсан с ними.

Под дзыньк чокающихся рюмок смеялись и болтали. И даже Аврутин не казался сестрам таким уж противным. Понимание, что завтра они расстанутся с ним навсегда, снижало градус раздражения.