Оборотень и ведьма. Дело о сердечной краже (страница 4)

Страница 4

– Вот и проверим вечером! – подмигнула я разволновавшейся старушке. – Настя ж сегодня к тебе с пирогами придет? Капнешь ей в чай зелья правды, и все выясним. Мало ли, вдруг не померещилось?!

Прислонившийся к столбу крыльца Игнат хмыкнул, щурясь при этом на солнце, будто разглядывая что-то вдали. Но ясно же, что вслушивался в каждое слово.

– Не дело жрицам Храма зельями соседок травить! Велес за такие штуки в подземный мир ссылает! – накинулась на меня бабуля, неодобрительно косясь на Игната, будто это он был виноват во всех грехах.

Оборотень насмешливо фыркнул, продолжая любоваться неведомыми далями.

– А за неубереженную книгу Чернобога? – использовала я последнее средство, шагнув так близко, что баба Груня от неожиданности попятилась. – Если тьму из нее выпустят, Велес нас всех к праотцам отправит. И тебя первой!

– Ох… – попыталась вяло возразить старушка, но уже поддалась, сутулясь под тяжестью доводов.

– Да не переживай так, – успокоила я бабулю, мягко взяв ее за локоть. – Если Настя невиновна, ничего ж плохого не случится. Все, что узнаем, между нами и останется. А ты можешь вообще прочь уйти – допрос мы с Игнатом проводить будем.

Парень на это хмыкнул, оттолкнувшись от столба, и потянулся, как кот после долгого сна. Его глаза скользнули по идолу Макоши, будто оценивая, не сплетет ли богиня ему новую нить судьбы.

А потом лениво бросил:

– Ладно, раз с зельем все порешали, давайте на время разбежимся? Мне после разговора о пирогах есть захотелось.

– За мышками охотиться пойдешь? – подколола его я и направилась к своей избе.

Но Игнат неожиданно зашагал следом, нарочито громко топая сапогами.

– Эй, ты же есть хотел? – Остановившись, я с любопытством уставилась на парня.

Он лишь пожал плечами и самоуверенно заявил:

– Мышки подождут. Хочу посмотреть, как ведьмочки зелья варят.

В избе пахло дымком от печи и свежим укропом. Разложив на столе пучки зверобоя и чабреца, я принялась толочь их в ступке. Игнат без приглашения уселся рядом, на лавку, подперев щеку ладонью, и внимательно следил за моими пальцами.

– Чего уставился? – буркнула я, не отрываясь от работы.

– Думаю, сколько яда ты туда насыплешь. – Он потянулся к ступке, но получил легкий шлепок деревянной ложкой по руке.

– Займись лучше овощами, городской бездельник, – кивнула я на приоткрывшуюся щель в подпол: домовуня подсуетилась и тут же метнулась тенью за печь.

Оборотень фыркнул, но вытащил в ведре все нужные для супа овощи. Даже помыл их, кривясь от ледяной воды, и почистил вполне умело. Нож в его руках затанцевал: картофель очищался тонкой спиралью, морковь резалась ровными кружками, лук – аккуратными полукольцами.

Может, зря его бездельником обозвала? Даже про зелье на время забыла, залюбовавшись. Ясно же: по дому кое-что делать ему точно приходилось.

– Сыскарю без ножа – как коту без когтей, – подмигнул мне Игнат.

Но едва наши взгляды встретились, я сразу же усердно застучала толокушкой и больше не отвлекалась, пока все овощи не были почищены.

Бульон у меня уже был заготовлен, так что перелила немного в маленький котелок, и мы вместе начали стругать туда картошку, засыпали морковку, лук. Потом я водрузила все это томиться в печь и продолжила заниматься зельем.

– Это по рецепту бабки-шептухи? – Игнат, сидя на лавке, следил за каждым движением.

– По рецепту пращуров, – поправила я. – Говорят, так еще лешие отроков на чистую воду выводили. Если соврешь – язык на три дня примерзнет к небу.

Игнат недоверчиво хмыкнул, а потом внимательно присмотрелся к шатающейся полке у печи. Встал, спросил у меня про инструмент, который ему быстро подтащила домовуня, и через пару минут полка стояла идеально ровно.

– Удобно, – кивнула я, помешивая зелье. – Только не вздумай тут все перестраивать.

– Вот еще… Но мужика завести тебе бы не помешало. – Оборотень, явно довольный собой, смахнул стружку с ладони в печь.

Потом он нарезал вареную говядину тонкими ломтями и хлеб – свежий, с хрустящей корочкой. А я закинула в уже стоящий на столе дымящийся суп зелени.

– Не ожидал, что деревенский суп пахнет так вкусно. – Игнат втянул носом аромат и подозрительно прищурился. – А ты точно не подсыпала туда своей волшебной травы вместо укропа? Вдруг сейчас всю правду про городских баб выболтаю?

– Вот еще, ценные травы на твоих баб переводить, – хмыкнула я. – Это ты у нас сыскарь, все знать хочешь. Мне же надо поскорее амулет и книгу найти, пока беды не случилось. Вот вам, городским, не до богов, одно золото в голове…

Игнат наклонился вперед, упершись локтями в стол. В глазах мелькнула смесь раздражения и вызова.

– А если скажу, что в городе тоже богов почитают? И воры там похитрее ваших Настасий. Но насчет золота ты права: ему у нас многие поклоняются.

И, словно выпустив весь пар, потянулся к кувшину с квасом, наивно решив, что уж там-то точно никаких зелий нет.

Глава 7

После обеда мы вместе быстро прибрали со стола, покидав грязную посуду в корыто, – дальше домовуня сама справится. И тут Игнат решил повертеть в руках бутылочку с зельем, будто пытался угадать, сколько правды в ней поместится.

– Не расплескай, котик, – выдернула я склянку из его пальцев. – А то на тебя не хватит, придется новое готовить.

Игнат насмешливо фыркнул и зашагал следом за мной к Храму. До вечера еще было далеко, но солнце уже бросало багряные блики на резные лики богов. Чернобог, казалось, усмехался из тени. Я даже поежилась, поскорее пробежав мимо идола, зато оборотень прошел спокойно, не вздрогнув.

Баба Груня копошилась у крыльца и, увидев нас, тут же замахала руками:

– Ох, не вовремя вы! Я тут подношения готовлю…

– Да мы ж не поболтать, бабуль. – Я быстро засунула ей в карман передника склянку с зельем. – Три капли, не больше.

Старушка буркнула что-то про «грех да беду», но по новой начинать пререкаться не стала. Игнат тем временем уже присел на корточки, выгнул шею… и в следующий миг на месте парня сидел крупный кот с шерстью всех оттенков серого.

– Красивый, – не удержавшись, похвалила я.

Присела на корточки, подобрав подол юбки, и протянула руку. Котяра слегка наклонил голову, словно сам напрашивался на ласку. Даже потерся о мою ладонь. Шерсть у него была мягкой и теплой.

Улыбнувшись, провела рукой вдоль спины, от головы до основания хвоста. Тут же раздалось тихое, но отчетливое мурлыканье. Сначала это были едва различимые вибрации, но постепенно они нарастали, становясь глубже и насыщеннее. Кот выгнулся дугой, прижимаясь к руке всем телом.

Тогда я почесала ему за ухом, и котяра зажмурился от удовольствия. Его мордочка выражала блаженство, а мурлыканье превратилось в кошачью серенаду. Он терся головой о мою руку, подставляя то один бок, то другой, словно прося еще ласки.

Я продолжала гладить, нежно и уверенно, чувствуя, как между нами возникает странная, почти интимная связь. Как будто Игнат перестал быть дерзким сыщиком и наглым оборотнем, превратившись в милого котика, которому нужно немного тепла и внимания.

Только едва я попыталась убрать руку, милый котик протестующе мяукнул, словно говоря: «Не останавливайся!»

– А характер все тот же, – усмехнулась я.

Но все же погладила еще несколько раз, наслаждаясь мягкой шерсткой и успокаивающим мурлыканьем. А потом встала и щелкнула нахала по кончику уха:

– До вечера, пушистый сыскарь.

Кот фыркнул, махнул хвостом и метнулся под крыльцо, сливаясь с тенями. Лишь зеленоватый блеск глаз выдавал его присутствие.

Вернувшись домой, я быстро нашла, чем себя занять до вечера. И к храму вернулась, когда солнце уже цеплялось за верхушки сосен.

На пороге пристройки, прижимая к груди корзину с пирогами, уже стояла Настасья. Шелковая шаль сползла на плечи, открывая толстую тугую косу.

– Милана! – фальшиво улыбнулась Настя. – Ты тоже к бабе Груне?

– Нет, просто мимо проходила, решила богов навестить.

Настасья облегченно выдохнула и юркнула в избу, из которой уже пахло мятным чаем. Я аккуратно заглянула в окно, потеснив пушистого наблюдателя.

Баба Груня, слегка волнуясь, разливала чай по кружкам:

– Садись, Настенька. Расскажи, как отец-то? На мельнице все споро?

Мы с котом оба замерли, уши торчком. Но Игнату, конечно, все было видно гораздо лучше, ведь котам таиться не обязательно.

– Да как всегда… – Настя потягивала горячий чай мелкими глотками. – Отец жернова чинит. Говорит, к зиме муки много надо…

Они еще немного поговорили о заботах мельника, а потом баба Груня встала, чтобы подкинуть дров в печь.

– Ох, и холодно нынче вечером-то. Ты, Настенька, шаль-то поправь, простудишься!

Девушка машинально укрыла шалью плечи, и тут в дверь гулко постучали. Это Игнат, по моему знаку обернувшись человеком, отправился допрашивать нашу созревшую подозреваемую.

– Вечер добрый. Я из сыскной управы. Поговорить надо.

Настасья молнией метнулась к выходу, но оборотень ловко преградил ей путь, слегка придержав за локоть.

– Торопишься? – спросил он, наклонившись так, чтобы встретиться с ней взглядом.

Настасья снова попыталась вырваться, но замерла, заметив меня. Я тоже вошла в избу и облокотилась о дверной косяк.

– Далеко бежать собралась? – Прозвучало слишком резко: не удалось мне сдержать злость. – Опять в ночи вокруг Храма решила побегать? Еще не все амулеты украдены?

Настя отпрянула, каблук зацепился за половик. Игнат мгновенно подхватил ее, чтобы не упала, но тут же отпустил.

– Какие амулеты? – Глаза у Настасьи округлились от удивления, голос испуганно задрожал. – В смысле «украдены»? Я вокруг Храма по ночам не бегаю!

Игнат даже отступил на шаг, но взгляд у него при этом оставался суровый, следовательский:

– Значит, и бояться тебе тогда разговора с нами нечего. Просто расскажи, что прошлой ночью делала у Храма.

Баба Груня ахнула, схватившись за грудь:

– Настюша, да неужто правда?!

– С милым встречалась… – прошептала девушка, глядя в пол. Губы ее дрожали, будто зелье правды вытягивало слова против воли. – Днем нам видеться нельзя… Батюшка узнает – осерчает.

– Это ж за милый такой? – презрительно фыркнула я. – Твой батюшка каждую твою прихоть исполняет.

Настя резко вскинула голову, в глазах вспыхнула обида.

– А вот эту не выполнит! Милый мой не простой… не человек. Мы с ним в городе познакомились и влюбились. И теперь каждую ночь думу думаем, как у батюшки благословения на свадьбу вымолить.

Игнат мягко положил руку дурной девице на запястье:

– То есть ты знаешь, что он не человек, и все равно за него замуж хочешь? Уж не околдовали тебя часом?

– О себе лучше подумай! – выпалила Настя, выдернув руку и тыча в меня пальцем. – Ты вот вокруг нее крутишься, а она ведь ведьма! Приворожит – и никуда не денешься! А мой милый не колдун, – тут голос у нее немного дрогнул. – Вид у него… не совсем человеческий, но мне все равно!

Баба Груня, испуганно охнув, зашептала молитву Велесу. Я раздраженно насупилась, сжав кулаки, но оборотень предостерегающе покачал головой.

– То есть вчера вы у Храма были? – Он наклонился ближе к Настасье, голос стал тихим, доверительным. – Может, что-то странное видели?

– Нам не до того было… – Настя покраснела, закрыв лицо руками.

Игнат вздохнул, обменявшись со мной взглядом.

– Что ж, нам бы твоего милого расспросить. Поможешь встретиться?

– Я у него спрошу… – прошептала Настя. – Но не обещаю. Он людей… недолюбливает.

Глава 8

– Что значит «недолюбливает»? – раздраженно бухтел Игнат, провожая меня до дома. Его сапоги гулко стучали по утоптанной тропинке. – Ему что, вызов от сыскной управы прислать?!

– Главное, так ведь и не проговорилась, что там у нее за «милый», – поддержала я ворчание парня. – Но раз из города за ней притащился, значит, точно не водяной и не леший.