– Вирджиния! – окликнула она. Вирджиния остановилась, на мгновение замешкалась, словно колеблясь, стоит ли обращать внимание на оклик, а затем неспешно прошествовала через веранду к матери. – Вирджиния, я не хочу, чтобы ты больше водилась с той странной девицей, – начала миссис Сент-Джордж. Сапфировые глаза Вирджинии с отстранённым безразличием остановились на её туго застёгнутых лайковых ботинках бронзового цвета, и миссис Сент-Джордж вдруг забеспокоилась, не порвала ли она петлю для пуговицы.

– С какой девицей? – протянула Вирджиния.

– Откуда мне знать? Бог весть, кто они такие. Твой отец говорит, что она была вдовой из одной из тех южноамериканских стран, когда вышла замуж за мистера Клоссона, – я имею в виду мать.

– Ну, если он так говорит, полагаю, так оно и было.

– Но некоторые люди говорят, что она была просто разведена. И я не хочу, чтобы мои дочери общались с такими людьми.

Вирджиния перевела взгляд своих голубых глаз с ботинок матери на небольшую накидку, отделанную лебяжьим пухом.

– Я бы на вашем месте изжарилась в этой штуке, – заметила она.

– Джинни! Ну послушай же меня наконец! – тщетно крикнула мать ей вслед.

Нэн Сент-Джордж не участвовала в разговоре, сначала она почти не обращала внимания на сказанное. Подобные стычки между матерью и дочерью случались ежедневно, почти ежечасно; единственный способ воспитания детей у миссис Сент-Джордж заключался в том, чтобы постоянно кричать на них, запрещая им делать то или это. В свои шестнадцать лет Нэн находилась на пике страстного восхищения своей старшей сестрой. Вирджиния была для неё воплощением всего, чем грезила младшая: безупречно красивая, полностью владеющая собой, спокойная и уверенная в себе. Нэн, которая постоянно жила как на вулкане – пылкие порывы энтузиазма сменялись ледяными ознобами смущения и самобичевания, – смотрела с завистью и восхищением на свою богоподобную старшую сестру. Единственное, что ей не совсем нравилось в Вирджинии, – это её высокомерный тон в обращении с матерью; взять верх над миссис Сент-Джордж было слишком легко, очень похоже на то, что полковник Сент-Джордж называл «стрельбой по сидящей птице». Тем не менее влияние Вирджинии было столь сильным, что в её присутствии Нэн всегда позволяла себе тот же тон с матерью в тайной надежде привлечь благосклонное внимание сестры. Она даже доходила до того, что изображала для Вирджинии (которая сама не была мастером пародий) миссис Сент-Джордж: то шокированную неряшливым чулком («Мама недоумевает, где нас воспитывали»), то улыбающуюся во сне в церкви («Мама слушает ангелов»), то с подозрением разглядывающую новоприбывших («Мама чует какой-то смрад»).

Но Вирджиния воспринимала такие представления как должное, и, когда бедная Нэн потом, в муках раскаяния, прокрадывалась к матери и шептала, покаянно целуя её: «Я не хотела вас обидеть, мамочка», миссис Сент-Джордж, нервно поправляя свои завитые шиньоны, обычно тревожно отвечала: «Я знаю, дорогая, только не нужно снова портить мне причёску». Искупление, на которое никто не реагировал, ожесточало сердце, и что-то внутри Нэн сжималось и черствело с каждой такой отповедью. Но теперь она всё реже подвергала себя им, предпочитая следовать примеру Вирджинии и игнорировать наставления родительницы. Однако сейчас её преданность Вирджинии пошатнулась. После встречи с Кончитой Клоссон она засомневалась: действительно ли черты лица и цвет кожи – главное достоинство женщины? Задолго до того, как миссис Сент-Джордж и миссис Элмсворт сошлись во мнении относительно приезжей, Нэн уже подпала под её очарование. С того дня, когда она впервые увидела её, насвистывающую, заворачивающую за угол веранды, с её неугомонной головкой, увенчанной развевающейся шляпой из итальянской соломки с розой под полями, и тащившую за собой упирающегося пуделя с большим красным бантом, Нэн ощутила беззаботную силу этой девушки. Что бы сказала миссис Сент-Джордж, если бы одна из её дочерей прогуливалась по веранде, насвистывая и таща за собой нелепого, почти что игрушечного зверька? Мисс Клоссон, казалось, ничуть не заботили подобные соображения. Она присела на верхнюю ступеньку веранды, вытащила из кармана кусочек конфеты из патоки и велела пуделю: «А ну-ка, вставай и вальсируй, тогда получишь это!», что необыкновенное животное и выполнило, поднявшись на задние лапы и исполнив серию неуклюжих оборотов перед своей хозяйкой, пока та слизывала патоку с пальцев. Все кресла-качалки на веранде перестали поскрипывать, так как сидящие на них выпрямились, чтобы посмотреть на это зрелище. «Цирковое представление!» – заметила миссис Сент-Джордж миссис Элмсворт, на что последняя ответила со своим грубым, раскатистым смехом: «Похоже, они всю жизнь на публике выступали, не так ли?» Нэн слышала их комментарии и подумала, что обе матери ошибаются. Юная Клоссон, очевидно, не замечала, что кто-то смотрит на неё и её нелепого пса; именно эта непринуждённость и покорила Нэн. Вирджиния же была невероятно озабочена тем, как выглядит; она, как и её мать, очень беспокоилась о том, «что скажут люди»; и даже Лиззи Элмсворт, хотя и намного искуснее скрывала свои чувства, не была по-настоящему простой и естественной – она лишь мастерски изображала непринуждённость. Нэн слегка тревожило то, что такие мысли приходили ей в голову, но избавиться от них было невозможно; и когда миссис Сент-Джордж велела дочерям не общаться со «странной девицей» (словно они не знали её имени!), Нэн почувствовала прилив негодования. Вирджиния неторопливо прошествовала дальше, вероятно, довольная тем, что пошатнула уверенность матери в деталях её туалета (предмет многих тревожных размышлений миссис Сент-Джордж); но Нэн резко остановилась.

– Почему я не могу дружить с Кончитой, если она не против?

Чуть поблекшее розовое лицо миссис Сент-Джордж стало бледным.

– Если она не против? Анабель Сент-Джордж, почему ты позволяешь себе так со мной разговаривать? Ради бога, какое тебе дело до желаний этой девицы?

Нэн с силой вдавила каблуки в щель между досками веранды.

– Мне кажется, она прелесть.

Носик миссис Сент-Джордж сморщился от отвращения. Небольшой рот под ним презрительно скривился. «Мать, почуявшая смрад».

– Что ж, когда на следующей неделе приедет новая гувернантка, думаю, ты убедишься, что она относится к таким людям точно так же, как и я. И в любом случае тебе придётся делать то, что она скажет, – беспомощно закончила миссис Сент-Джордж.

Нэн охватил ледяной озноб отчаяния. Новая гувернантка! Она никогда по-настоящему не верила в это далёкое пугало.

Ей казалось, что миссис Сент-Джордж и Вирджиния выдумали эту историю, чтобы иметь возможность упомянуть «гувернантку Анабель»; точно так же, как они когда-то слышали, как высокая, гордая миссис Эглингтон из Нью-Йорка, которая пробыла в отеле всего одну ночь, сказала хозяину:

– Позаботьтесь, чтобы гувернантку моей дочери поселили в комнате рядом с ней.

Нэн и не думала, что дело с гувернанткой пойдёт дальше разговоров; но теперь ей почудился щелчок наручников на своих запястьях.

– Гувернантка – мне?!

Миссис Сент-Джордж нервно облизнула губы.

– У всех стильных девушек появляются гувернантки за год до выхода в свет.

– Мне всего шестнадцать! – возразила Нэн. – Я не выхожу в свет в следующем году.

– Ну, в таком случае их нанимают за два года. Как у этой дочери Эглингтонов.

– Ох уж эта Эглингтон! Она смотрела на всех нас так, словно нас и не существовало.

– Что ж, именно так и подобает светской даме смотреть на незнакомцев, – героически заявила миссис Сент-Джордж.

– Я убью её, если она посмеет вмешиваться в мою жизнь!

Сердце Нэн сжалось от злости.

– В понедельник ты поедешь на станцию её встречать! – взвизгнула миссис Сент-Джордж.

Нэн развернулась на каблуках и ушла.

II

Юная Клоссон уже исчезла со своим псом, и Нэн предположила, что она повела его играть в мяч на заросшем поле рядом со скудной территорией отеля. Нэн спустилась по ступенькам с крыльца и, пересекая подъездную дорожку, увидела стройную Кончиту, подбрасывающую мяч высоко над головой, в то время как собака бешено кружилась у её ног. До сих пор Нэн обменялась с нею всего лишь несколькими робкими словами и в обычных обстоятельствах едва ли осмелилась бы к ней приблизиться. Но в её жизни наступил острый кризис, и потребность в сочувствии и поддержке пересилила её робость. Она перемахнула через изгородь на поле и подошла к мисс Клоссон.

– Какая очаровательная собачка, – сказала она. Мисс Клоссон бросила мяч своему пуделю и с улыбкой обернулась к Нэн.

– Он прелесть, правда?

Нэн стояла, крутя носком одной ноги вокруг другой.

– А у вас была гувернантка? – спросила она отрывисто.

Мисс Клоссон удивлённо распахнула обрамлённые тёмными ресницами глаза, блестевшие подобно бледным аквамаринам на её небольшом смуглом лице.

– У меня? Гувернантка? Боже, нет, зачем?

– Вот и я говорю! Это моя мать с Вирджинией затеяли. Со следующей недели у меня будет гувернантка.

– Вот так так! Не может быть! Она приедет сюда?

Нэн угрюмо кивнула.

– Ну… – пробормотала Кончита.

– Что же мне с этим делать? А что бы вы сделали на моём месте? – выпалила Нэн, готовая разрыдаться.

Мисс Клоссон задумчиво прищурилась, затем неторопливо наклонилась к пуделю и снова бросила ему мяч.

– Я сказала, что убью её, – вырвалось у Нэн хриплым шёпотом.

Кончита рассмеялась.

– Я бы этого не делала, по крайней мере, не сразу. Я бы сначала попыталась найти к ней подход.

– Найти подход? Как? Я же должна делать всё, что она захочет.

– Нет, не должны. Заставьте её желать того, чего хотите вы.

– Как это? О, можно мне называть тебя Кончита? Такое прекрасное имя. Моё имя на самом деле Анабель, но все зовут меня Нэн… Ну, так как мне найти подход к этой гувернантке? Она же будет заставлять меня зубрить даты – ей ведь за это платят.

Выразительное лицо Кончиты исказилось в гримасе неодобрения.

– Ну, я бы это ненавидела, как касторку. Но, может, она и не будет. Я знала одну девушку в Рио, у которой была гувернантка, та была чуть старше её, и она, бывало… ну, передавала для неё послания и письма, эта гувернантка, в смысле… а по вечерам она тайком сбегала… к приятелю… они с той девушкой знали все секреты друг друга, так что, понимаешь, они не могли друг на друга донести…

– Ах, вот как, – сказала Нэн, делая вид, что всё понимает. Но внезапно она почувствовала странное ощущение в горле, почти тошноту. Смеющиеся глаза Кончиты словно шептали ей что-то сквозь полуприкрытые веки. Она по-прежнему восхищалась Кончитой – но не была уверена, что та ей нравится в этот момент. Кончита, очевидно, не заметила, что произвела не очень приятное впечатление.

– Там, в Рио, я знала девушку, которая так вышла замуж. Гувернантка передавала ей записки… Ты хочешь выйти замуж? – неожиданно спросила она. Нэн покраснела и уставилась на неё. Замужество было неиссякаемой темой доверительных бесед между её сестрой и девушками Элмсворт; но сама она чувствовала себя слишком юной и неопытной, чтобы принимать участие в таких обсуждениях. Однажды на одном из танцевальных вечеров в отеле молодой человек по имени Рой Джиллинг поднял её платок и отказался его вернуть. Она видела, как он многозначительно поднёс его к своим юношеским усикам, прежде чем спрятать в карман; но этот инцидент скорее расстроил и смутил её, чем взволновал, и она ничуть не пожалела, когда вскоре после этого он довольно демонстративно переключил своё внимание на Мейбл Элмсворт. Она знала, что Мейбл Элмсворт уже целовалась с кем-то за дверью; да и её собственная сестра Вирджиния тоже, как подозревала Нэн. Сама она не имела на этот счёт никаких определённых предубеждений; она просто чувствовала себя ещё не готовой рассматривать брачные планы. Наклонившись, она погладила пуделя и, не поднимая глаз, ответила:

– Ни за кого из тех, кого я встречала до сих пор.

Кончита разглядывала её с любопытством.

– Наверное, тебе больше нравятся любовные дела, да?

Её выговор был мягким и протяжным, с томным, раскатистым «р». Нэн почувствовала, как снова заливается краской; мгновенный румянец, тот, что всегда её выдавал, бросил в жар от смущения. Нравятся ли ей – или нет – «любовные дела», как грубовато выразилась эта девушка (другие всегда называли это «флиртом»)?