Зейнеп Сахра: Печенье для любимой

Zeynep Sahra

Kırmızı Kurabiye

First published by Ren Kitap Yayın Dağ. San. Tic. Ltd. Şti.

Russian translation rights arranged through Kalem Agency and Andrew Nurnberg Literary Agency.

© 2016 Zeynep Sahra

© Иван Александров, перевод, 2026

© Диана Бигаева, оформление, 2026

© ООО «Издательство АСТ», 2026

* * *

Читателям…

«Я всегда чувствую себя счастливым. Знаете, почему? Потому что я ничего не жду от других. Ожидания всегда приносят боль. Жизнь коротка. Так что любите свою жизнь. Будьте счастливы и продолжайте улыбаться. Живите только для себя и:

• Прежде чем говорить – слушайте,

• Прежде чем писать – думайте,

• Прежде чем тратить – зарабатывайте,

• Прежде чем молиться – прощайте,

• Прежде чем ранить – чувствуйте,

• Прежде чем ненавидеть – любите,

• Прежде чем сдаваться – боритесь,

• Прежде чем умереть – живите.

Такова жизнь. Чувствуйте ее, проживайте ее и наслаждайтесь ею».

«Человек любит того, чья рана – такая же, как у него…»

Уильям Шекспир^[2]

Глава 1. Печенье

– Не понимаю, почему мы не можем просто прийти в консульство и пожениться?

Я вынула ключ из замка. Эмир ворчал все время, пока мы шли до моей квартиры. Хотя, пожалуй, «ныл» – более точное слово.

– «Бонджорно^[3]! Мы два безумно влюбленных человека, и мы хотим пожениться. Капиш?^[4]» Вот и все! От нас больше ничего не требуется!

Я бросила свою сумочку с ключами на диван. Эмир определенно не собирался прекращать зудеть.

– Ты сказала, что мы пойдем после завтрака. Я съел целый поднос тех яблочных пирогов. Да, они были восхитительны, но сладостей под грозным взглядом синьоры Анджелы ранним утром недостаточно, чтобы унять мое желание жениться. – Он положил руку на живот. – И кстати, моему желудку они тоже особой пользы не принесли.

Я повернулась к нему и приблизила свое лицо к его:

– Потому что «и сладчайший мед нам от избытка сладости противен»^[5], – прошептала я и отстранилась. – И кстати, сообщаю тебе в двадцатый раз: в Вероне никто, кроме тебя, не говорит «капиш».

Эмир надулся. Он понимал, что я пытаюсь сменить тему:

– Ты сказала, что мы поженимся сегодня, Джульетта.

Я сжала губы, чтобы не улыбнуться. С первой же встречи я была его Джульеттой. А он, хоть я сопротивлялась долго, со временем стал моим избалованным Ромео. То, что я сначала считала просто безобидными шутками, пустило в моем сердце такие корни, что я в итоге приняла наши роли. Мы были уже не просто Сахрой и Эмиром – мы были Ромео и Джульеттой.

Его ярко-голубые глаза по-прежнему выглядели невинно, как у ребенка. Подавляя желание коснуться его милого лица, я состроила высокомерную мину:

– Да, я сказала, что мы можем пожениться сегодня, но я уже передумала. Мне кажется, ты мог бы еще раз попросить моей руки у синьора Лоренцо за чашкой хорошего турецкого кофе. Капиш?

Красивое лицо Эмира подозрительно сморщилось:

– Ты шутишь, да?

Я на самом деле шутила. Но, когда эти слова слетели с моих губ, я почувствовала ком в горле. А вдруг я действительно этого не хочу? Я покачала головой:

– То, что я не в Чыкмазе, не значит, что я забыла его правила, дорогой Ромео.

Да, я больше не жила в своем безопасном стамбульском районе, в Чыкмазе. Я буквально уехала на край света ради любви. В Верону… Город Ромео и Джульетты. Наш город…

Технически я уже была выпускницей медицинского факультета. Оставалось всего несколько месяцев до официального вручения диплома, а я тянула время, не желая выходить за любимого человека в своей веронской квартире. Я определенно хотела за него замуж, но между нами лежали почти пять лет… Именно столько лет мы не виделись.

Если бы я могла объяснить причину этой разлуки!.. Но ее не было. Подозрения, которые когда-то разлучили нас, уже давно стерлись из моего сердца и разума. Они были убраны в коробку, как детские воспоминания, и отправлены на пыльную полку. И меня совершенно не беспокоили.

Однако именно Эмир невольно оставил между нами эти долгие пять лет.

Теперь, когда мое сердце было переполнено им, он настойчиво подгонял меня зажить под общей фамилией. А для меня оставаться Джульеттой было более чем достаточно – я никогда и не помышляла о том, чтобы стать женой Эмира Ханзаде. Значение имел сам этот красавец передо мной. Эмир. Мой Ромео. Моя головная боль. Но сам он почему-то считал брак важным. И даже очень.

Когда его красивые губы еще сильнее надулись, я не смогла сдержать улыбку. Прикоснулась ладонями к его лицу. Взгляд голубых глаз встретился с моим, и я улыбнулась шире. Он был точь-в-точь как капризный мальчишка. Я оставила легкий поцелуй на его щеке и отстранилась:

– Солнце взошло всего несколько часов назад, Эмир. Я выйду за тебя замуж, но не в платье, которое носила весь вчерашний день.

Я весело подпрыгнула на месте, приподняла ногу и скинула по очереди свои туфли на каблуках. Перебросив волосы на одно плечо, потянулась к молнии на своем красном платье:

– Пока я переодеваюсь к свадьбе, ты можешь принять душ. Я хочу, чтобы мой будущий муж пах итальянским шампунем, когда мы будем произносить клятвы.

Прежде чем я поняла, что происходит, Эмир резко развернул меня к себе. Я даже руки не успела опустить. Обхватив мою талию, он развратно ухмыльнулся:

– Я могу остаться с тобой. Мало ли, с платьем что-то пойдет не так. – Он быстро окинул меня взглядом. – Например, ты можешь запутаться в подоле и упасть.

Его горячее тело излучало энергию, которую было невозможно игнорировать. Но пришлось. Во-первых, я должна была дождаться свадьбы, как приличная девушка, а во-вторых, я знала, что глубокому порезу на его животе нужно время, чтобы зажить. Эмир сказал, что получил эту рану, когда гнался за карманником. И все из-за какого-то фотоаппарата! Ну что за ненормальный!

Я опустила руки и решительно пихнула его в грудь:

– Иди в душ, Ханзаде!

Попятившись на несколько шагов, он окинул меня озорным взглядом. Поднял пальцы к воротнику рубашки. Голубые глаза были прикованы ко мне. Эмир принялся расстегивать пуговицы, наблюдая за мной. Я старалась не поддаваться тому влиянию, которое оказывал на меня вид его постепенно обнажающихся напряженных грудных мышц. Но, когда появились кубики пресса, я уже не могла отвести взгляд. Губы Эмира искривились. Он стянул рубашку и швырнул на диван поверх моей сумки:

– Скажешь это «красавчикам» лично?

Эмир называл так свои кубики. Звучало странно, но выглядели они и вправду впечатляюще – в чем я, конечно, никогда не призналась бы ему. Вместо этого я собрала остатки самообладания и непререкаемым тоном велела:

– В душ! – Мой взгляд на секунду скользнул по его пострадавшему животу. Повязка придавала Эмиру еще более опасный вид. Я прикусила нижнюю губу и нервно добавила: – Немедленно!

Сначала он громко хихикнул, затем скривил губы с озорным видом:

– Позволь остаться мне…^[6]

Я не собиралась поддаваться его милым уловкам. И ответила ему же его же оружием, добавив в голос драматичности:

– Прости, прости. Прощанье в час разлуки
Несет с собою столько сладкой муки,
Что до утра бы мог прощаться я^[7].

Эмир обычно говорил это, когда поутру подвозил студенток в общежитие. В его лексиконе эта строфа была предназначена для того, чтобы отвязаться от девушки. По его взгляду я видела, что он тоже это помнит.

И все же он улыбнулся. Его не волновало, что против него используют его же собственные трюки.

– Когда б не радости великой зов,
С тобой я век остаться бы готов^[8].

Направляясь в ванную, он решил добавить драмы и, воздев руки, с преувеличенным пафосом продекламировал:

– Остаться легче мне – уйти нет воли.
Привет, о смерть! Джульетта хочет так^[9].

Закончив свою сцену, Эмир с ухмылкой закрыл дверь ванной, а я не стала сдерживать смех. Могу поспорить, после свадьбы «красавчики» будут сильно отвлекать меня от дел. Я прогнала эту восхитительную картину из головы не без удовлетворения: в будущем мне не на что будет жаловаться.

Отодвинув тонкий тюль на балконном окне, я распахнула двустворчатую дверь настежь и вышла на балкон. Оранжевое солнце, поднимавшееся в небе, щедро дарило свой свет оживающим улицам. Италия прекрасна в любое время года, но летом она особенно сказочна – пусть даже моя маленькая квартирка с видом на крошечную площадь слишком легко напитывалась веронской жарой.

Теплый ветерок овеял кожу, и я снова зашла внутрь, расстегивая молнию на платье. Подойдя к шкафу, окинула взглядом свои наряды.

Что, вообще, надевают, когда идут под венец?

Белое, ясное дело. Но из четырех вещей этого цвета две были моими врачебными халатами – они сразу выбыли из конкурса. Из оставшихся белых одно было простым платьем с плиссированной юбкой. У другого были пышные оборки на груди, талии и подоле. Я купила его для танцевальных курсов, на которые меня записала Наз. После трех занятий я поняла, что мадемуазель Наз просто-напросто охотилась за симпатичным преподавателем, и вернулась домой с распухшими пальцами ног, пока она уходила под руку с итальянским танцором.

Наз была моей единственной подругой в Вероне. Выросшая в Германии турчанка, она впитала черты обеих наций. Трудолюбивая, честная, смелая и совершенно безумная. Снимая с вешалки белое платье, которое она мне навязала, я признала, что у нее хороший вкус.

Примеряя платье с оборками перед зеркалом, я улыбнулась. Да, в таком невеста может выглядеть вполне неплохо. В конце концов, женихом будет Эмир, а рядом с Эмиром ничто не может выглядеть плохо. Прислушавшись к шуму льющейся в ванной воды, я улыбнулась еще шире и в предвкушении прикусила нижнюю губу. Даже воображать Эмира в чем-то похожем на свадебный костюм, уже волновало. Его красота не была относительной. Женщины замечали его в любой точке мира. Желая выглядеть ему под стать, я быстро оделась.

Покрутившись перед зеркалом, я довольно кивнула сама себе. Это платье определенно сойдет за свадебное. Да и гостей будет немного. Вообще-то, никого. Совсем никого…

Внезапно я поникла. Энтузиазм без следа растворился в теплом воздухе. Рядом не будет людей, которых я люблю…

Наз и синьор Лоренцо, в чью закусочную я ходила каждый день, конечно, будут. Еще я приглашу синьору Анджелу, владелицу пекарни в нашем доме. Может, пара кузенов синьора Лоренцо тоже придут… Но… Со мной не будет тех, кто действительно знал меня, кто жил вместе со мной, кто меня вырастил, кто помнил мое прошлое, кто знал не только Джульетту, но и Сахру. Ни мамы, ни папы, ни Эрвы, ни Дамлы, ни Су, ни Мине-аблы, ни кого-то еще из Чыкмаза… Никто из них не увидит меня в этом белом платье.

Подняв голову, я посмотрела на фотографии родителей на площади нашего района, с улыбкой держащих меня, маленькую, за руки, и Эрвы, занявшие свое место среди билетов на «Ромео и Джульетту», украшавших мою стену. И, не думая о том, что оборки платья помнутся, опустилась на край кровати.