Мое улетучившееся воодушевление тихо вытекало через открытую балконную дверь на улицы Вероны. Я повернулась к зеркалу. Зачем мы вообще так торопимся? Эмир сказал, что не хочет ждать ни секунды из-за лет, проведенных врозь. В каком-то смысле он прав, но теперь-то мы нашли друг друга. Разве может кто-то встать между нами, когда мы так крепко держим друг друга? Неужели он все еще беспокоится о детских чувствах, которые я оставила в Чыкмазе годы назад? Неужели волнуется из-за того, кого я оставила там?

Я подумала об этом человеке.

Об Ахмете…

Прошли годы с тех пор, как он последний раз приходил мне на ум. Я непроизвольно улыбнулась воспоминаниям, всплывшим в памяти. Я выросла с ним. Бегала с ним, падала с ним, разбивала с ним колени. С ним мои ссадины покрывались коркой. Ахмет был первым, кто пробудил мое сердце. Ему принадлежали те невинные чувства, которые теперь казались мне такими далекими, будто целая вечность прошла. Но это и все. С ним было не так, как с Эмиром. Эмир был другим… Совсем. Рядом с Эмиром я становилась самой красивой женщиной на свете. Самой умной, самой привлекательной, самой веселой, самой влюбленной…

С Эмиром я нашла себя. С Эмиром все мои раны зажили. С Эмиром я была в безопасности – настолько, что больше никто никогда не мог причинить мне боль. С Эмиром я была достаточно храброй, чтобы не бояться никакой боли. И Эмир знал это.

Или нет? Неужто его не убедили подаренный им стетоскоп, висящий на моей стене; билеты на каждый спектакль, который я смотрела будто с ним; все эти вечера, что я ждала его в саду Джульетты? Неужели ему действительно требовался чернильный штамп, чтобы убедиться, что я люблю его?

Поглядев на свое отражение в зеркале, я заметила, что хмурюсь. В моих синих глазах хаотично мелькали мысли. Я снова окинула взглядом платье. Оно больше не казалось таким подходящим, как минуту назад, а снова превратилось в обычное белое платье.

Что плохого в том, чтобы отложить свадьбу на несколько дней? Я могла бы купить новое платье. Пусть скромное, зато настоящее свадебное. Я подняла голову. Задумалась глубже. Я могу закончить с формальностями в клинике Вероны за пару дней и уехать в Стамбул, в Чыкмаз. Могу поставить ту же подпись, когда рядом будут любимые люди. Почему Эмир так настаивает на том, чтобы делать все немедленно?

Мои мысли прервал стук в дверь – пришлось усилием воли усмирить бурю в голове. Из ванной все еще доносился звук воды. Медленно встав, я спокойно подошла к деревянной двери. Посмотрела в глазок, но никого не увидела. Наверное, послышалось. Я уже собиралась уйти, когда в дверь еще раз тихо постучали. Я снова посмотрела в глазок – по-прежнему никого. Нахмурившись, я осторожно приоткрыла дверь.

– Ола, сеньора! – послышался тонкий голосок.

Распахнув дверь шире, я увидела стоящую передо мной девочку, такую же тоненькую, как и ее голос. Мои нахмуренные брови мгновенно разгладились: девочка была невероятно милой… Рыжевато-каштановые короткие волосы, круглые темно-синие глаза, маленький нос и жемчужные зубки, которые сверкали, когда она улыбалась. В своем белом платьице она выглядела как настоящий ангелочек.

– Ола… – ответила я.

Это был испанский. В нашем районе часто селились семьи туристов – видимо, малышка была одной из них. Обычно они не стеснялись стучаться в двери, чтобы продать печенье или что-то подобное. Я тепло улыбнулась ей.

– Ты продаешь печенье? – спросила я по-английски.

Она покачала головой, и ее рыжие волосы заколыхались вокруг щек:

– Нет, мэм, я люблю печенье слишком сильно, чтобы его продавать.

Я невольно улыбнулась. В ее английском слышался легкий акцент, но девочка выговаривала слова очень правильно, а сам тон ее голоса согревал душу.

– Значит, ты очень любишь печенье? – Мне захотелось поболтать с ней. Она прямодушно кивнула. – Знаешь, я в детстве тоже очень любила круассаны. Думала, что ничего вкуснее на свете не бывает.

Малышка на секунду задумалась:

– А что случилось потом?

– Потом я однажды нашла кое-что, что полюбила еще сильнее. И с того дня больше не ела круассанов.

Ее глазки стали такими круглыми, что мне пришлось сжать губы, чтобы не рассмеяться. Личико девочки погрустнело, и я, не выдержав, поспешно добавила:

– Но у тебя все может быть иначе.

Она снова задумалась на пару секунд, потом повернулась ко мне с видом мудреца:

– Мой папа говорил: «Если найдешь что-то, что полюбишь по-настоящему, не выпускай это из рук никогда, потому что большинство людей тратят всю жизнь, пытаясь это найти». Поэтому, думаю, я буду любить печенье вечно.

Я улыбнулась, впечатленная:

– Твой папа, видимо, знает толк в жизни.

Девчушка гордо улыбнулась. Несмотря на то что говорила она с подчеркнутой взрослой серьезностью, ей вряд ли могло быть больше четырех – пяти лет. Она смотрела на меня так тепло, будто давняя знакомая. Так что, вместо того чтобы спросить, зачем она пришла, я поинтересовалась:

– Как тебя зовут?

Девочка покачалась на месте, придерживая подол платья.

– Роза, – сказала она, выделяя звук «р».

Я улыбнулась. Собиралась сказать, что это прекрасное имя, но в этот момент дверь ванной открылась. Я рефлекторно повернула голову. В прихожую вышел Эмир с обернутым вокруг талии полотенцем, пытаясь другой рукой высушить мокрые волосы. Капли воды стекали по его коже, и он со своими «красавчиками» выглядел настолько эффектно, что мне захотелось прикусить губу. Картина прекраснее самой Вероны.

Когда ярко-голубые глаза Эмира встретились с моими, его губы растянулись в озорной ухмылке. И мир разом превратился в куда более чудесное место. Все мои вопросы исчезли. Все сомнения, все противоречия растворились. Я должна выйти за него замуж. Все остальное не имеет значения. Как и все вокруг, мое белое платье снова обрело прежнюю красоту, сделавшись свадебным. Как я и говорила – рядом с Эмиром все становится прекраснее.

Я и забыла о присутствии девочки. До того самого момента, когда та вдруг влетела в приоткрытую дверь и, бросившись на шею моему будущему мужу, закричала:

– ПАПА!

Глава 2. Семьдесят секунд

– Папа! Папа!

Маленькая девочка тянула Эмира вниз, цепляясь за его шею.

Мне послышалось? Только что этот ребенок, продающий печенье, назвал Эмира папой – и по-турецки?

Я несколько раз сглотнула, пытаясь осмыслить происходящее. Безуспешно. Это было за пределами моего понимания. Может, в испанском слово «папа» означает что-то другое?

Эмир, пытаясь освободиться от маленьких ручек, уставился на меня.

– Сахра… я могу объяснить, – сказал он, подавляя панику.

Мое дыхание перехватило от ужаса.

Сахра.

Он редко называл меня по имени. Вспомнив последние разы, когда он это делал, я сжалась от страха. Однажды он назвал меня Сахрой, и тогда я чудом выжила после аварии, пролежав неделю в коме. А в последний раз, когда он произнес мое имя – много лет назад, – он бросил меня одну…

Я ухватилась за деревянную дверь. Эмир взял девочку за руку и повернулся ко мне:

– Сахра, послушай.

Не закрывая дверь, я зажмурилась и сжала зубы. Ненавижу свое имя.

– Эмир… Эта девочка… Она твоя?

Эмир оцепенело смотрел на меня. Когда его губы разомкнулись, девочка радостно выпалила:

– Да-а-а, он мой папа!

Эмир в ужасе бросил на нее взгляд:

– Роза!

Девочка зажала рот, словно ляпнула что-то не то, посмотрела Эмиру в глаза и прошептала:

– Прости, папа.

У меня закружилась голова. Этого просто не могло быть.

– Роза, пожалуйста, ни слова больше! – резко сказал Эмир.

Каждое его слово окончательно разбивало мои надежды. У него есть дочь. Меня начало тошнить. Я прижала руку к животу.

У него есть дочь!

Пошатываясь, я заставила себя пройти в комнату. Эмир шагнул за мной:

– Сахра…

Когда он протянул руку, я резко отгородилась жестом. Не хотела, чтобы он прикасался ко мне. Рухнула в кресло.

– Сахра.

Я зажмурилась от боли. Было действительно больно. Я не хотела, чтобы он произносил мое имя. Не из его уст. Не так. Я не могла быть Сахрой для него.

– Сах…

– Замолчи, Эмир, замолчи! – яростно крикнула я, беспорядочно замахав руками. – Мне нужно несколько секунд тишины, чтобы переварить информацию! Так что, пожалуйста, заткнись и перестань твердить мое имя!

В страхе и беспокойстве он отпрянул. Девочка прижалась к его ноге, словно ища защиты. Эмир инстинктивно погладил ее по волосам.

Я не могла смотреть на это. Вжала ладони в кресло, опустила голову. Этого просто не могло происходить!

Белое платье на мне должно было стать свадебным. Но теперь оно казалось таким же неуместным, как саван. Ничем не отличалось от холодной, безжизненной простыни, которой накрывают вещи в опустевшем доме.

Не знаю, сколько я просидела с закрытыми глазами, когда до меня донесся тоненький голосок:

– Она уснула, папа?

– Тссс, – прошептал Эмир.

Я открыла глаза. Под моим злым взглядом оба они вздрогнули, будто увидели голодного льва в клетке.

– У тебя есть семьдесят секунд, Ханзаде, – прошипела я, стиснув зубы.

Эмир взглянул на девочку, прижавшуюся к его ногам, затем снова на меня. Поморщился:

– Не уверен, что уложусь.

– Шестьдесят!

Он поднял руки в знак капитуляции. Маленькая девочка скопировала его жест.

– Ладно! Ладно, я начинаю.

Я откинулась в кресло и приготовилась слушать, боясь того, что услышу.

Глава 3. Рыжая

ЭМИР

– А ну-ка вернись!

Черт возьми!

– Остановите этого пацана!

Как сказать «стой» по-испански?

– Эй, espera! Detente! Stop! ALTO! Стой, черт тебя дери, стой!

Вот самое важное, что нужно знать о Мадриде: БЕРЕГИТЕСЬ КАРМАННИКОВ!

Я уже запыхался, пытаясь догнать мальчишку, несшегося в нескольких метрах впереди. Было раннее утро. Жарко. В Испании всегда жарко. Но если вы решите исследовать улицы испанского города в погоне за мелким воришкой, стырившим ваш фотоаппарат, будьте готовы очутиться в настоящем аду.

Мы значительно удалились от площади. Я уже не бежал, а едва волочил ноги, и толпа вокруг заметно поредела. Легкие горели от боли. Упершись руками в колени, я попытался перевести дух и выругался вслух. Снова. И снова! Я не мог потерять этот фотоаппарат!

Последнее проклятие я адресовал небу, а затем, заметив испуганные взгляды японских туристов, проходивших мимо, взял себя в руки. Я так злился, что готов был опрокинуть ближайший мусорный бак, отпинать его и даже попрыгать сверху. Но нет. Даже в глубине лабиринта из мадридских улиц подходящего бака видно не было.

Я приехал в Испанию почти десять месяцев назад. Первой остановкой была Барселона, где я провел три сказочных, насыщенных месяца. Мне очень полюбился этот город – стоило бы пожить там еще немного перед Вероной. В Мадриде я не нашел того живого, теплого, волшебного ощущения, которое создал Гауди. А вот неприятностям, судя по всему, найти меня не составило труда.

Я искал этого пацана несколько часов. Теперь я уже не бежал, а шел широкими шагами, бормоча ругательства. Я не мог остаться без своего фотоаппарата! На площади Пуэрта-дель-Соль я остановился у фонтана всего на секунду, чтобы достать что-то из рюкзака, и в этот-то момент мальчишка и выхватил фотоаппарат.

Я пронесся мимо бронзовой статуи как молния, наступил на красную нулевую отметку, чуть не сбил нескольких девушек, позировавших для фото, лишь бы не упустить воришку из виду. Когда он нырнул в рынок Меркадо-де-Сан-Мигель, который был полон народу даже ранним утром, мою грудь сдавило не только от бега, но и от страха. Только не потерять фотоаппарат! Еще не сейчас…

По выражению лица полицейского, которому я сообщил о краже, я понял, что вряд ли снова увижу этого пацана. Но я продолжал искать. Я пробежал всю площадь Пласа-Майор, кружил вокруг Королевского дворца, прошел мимо огромного собора Альмудена – казалось, я устроил себе экскурсию по Мадриду без гида. Бессмысленно, но впечатляюще…