Мы сидели на кухне поздно вечером, дети спали. Я кормила грудью и одновременно пыталась доесть остывший ужин.

– В каком смысле?

– Ты только о детях думаешь. Только о них говоришь. Помнишь, раньше мы обсуждали фильмы, книги, мои проекты?

– Ну так давай обсуждать, – предложила я. – Расскажи, что у тебя нового на работе?

Борис оживился и начал рассказывать про очередной сценарий, про сложности с драматургией, про капризного режиссера. Я слушала, кивала, пыталась задавать умные вопросы. Но в какой-то момент Мишка начал беспокойно ворочаться, и я переключилась на него.

– Видишь? – грустно сказал Борис. – Ты меня даже не слушаешь.

– Слушаю! Просто ребенок…

– Ребенок, ребенок. У тебя в голове только дети.

А что должно быть в голове у матери двоих малышей? Квантовая физика?

Но я этого не сказала. Вместо этого извинилась и пообещала быть внимательнее.

Постепенно наши разговоры становились все короче и формальнее.

– Как дела? – спрашивал он, приходя с работы.

– Нормально. Соня сегодня выучила новое слово. Мишка перевернулся на животик.

– Хорошо, – отвечал он и уходил в кабинет “поработать”.

Раньше у нас не было кабинета. Раньше мы работали вместе, за одним столом, обсуждая каждую фразу, каждую идею. Теперь у Бориса был отдельный кабинет с надписью “Не беспокоить” на двери.

– Мне нужна тишина для творчества, – объяснял он. – Ты же понимаешь.

Я понимала. Я всегда понимала.

К тому времени, когда Мишке исполнился год, мы стали как соседи по квартире. Вежливые, корректные, но чужие. Борис жил своей жизнью: работой, проектами, встречами с коллегами. Я жила своей: детьми, домом, бесконечным бытом.

– А помнишь, как мы мечтали путешествовать? – спросила я как-то вечером.

– Мечтали, – согласился он, не отрываясь от ноутбука. – Но сейчас у нас дети. Куда с ними путешествовать?

– Можно же оставить их с моей мамой на выходные. Съездить хотя бы в Питер.

– Лиз, у меня дедлайн. Давай обсудим это позже?

Позже мы не обсуждали ничего.

Где-то в это время я стала замечать, что Борис смотрит на меня как-то странно. Изучающее. Словно пытается понять, кто эта женщина в его доме и что случилось с той девушкой, на которой он женился?

– Ты больше не смеешься, – сказал он однажды.

Я задумалась. Действительно, когда я в последний раз смеялась? Не улыбалась детям, не хихикала над их выходками, а именно смеялась – громко, от души, запрокинув голову?

– Мне не очень весело, – честно призналась я.

– Почему?

Как объяснить? Как рассказать, что я чувствую себя невидимкой в собственном доме? Что мне не хватает разговоров, прикосновений, просто внимания? Что я устала быть только мамой и хочу иногда быть просто Лизой?

– Устаю, наверное, – сказала я.

– Может, найдем тебе помощницу? Няню на несколько часов в день?

– На что?

Это был больной вопрос. Борис хорошо зарабатывал, но ипотека, детские расходы, жизнь в Москве съедали всё. На няню денег не было.

– Ну, тогда потерпи, – сказал он. – Дети подрастут, станет легче.

Потерпи. Как будто моя жизнь – это временные трудности, которые нужно просто пережить. А ведь годы идут…

Тем временем, пока я увядала, Борис Гладков расцветал. Его карьера шла в гору, его приглашали на разные по масштабности проекты, о нем писали в профильных изданиях. Он покупал дорогие рубашки, записался в спортзал, начал следить за собой.

– Имидж важен в нашей профессии, – объяснял он, разглядывая себя в зеркале.

А я все больше превращалась в серую мышь. Волосы в пучке, старые джинсы, отсутствие макияжа. Зачем краситься, если никто не смотрит?

Но самое страшное было не это. Самое страшное – я привыкла. Привыкла быть невидимой, неинтересной, ненужной. Привыкла к тому, что мои мысли, мои чувства, мои желания не важны.

И когда сегодня утром Борис сказал, что я перестала быть его Музой, я даже не удивилась.

Я давно уже перестала быть собой.

Глава 3

Мы досрочно закрыли ипотеку. Это было большим событием для всей нашей семьи. Но, увы, радость длилась недолго…

Борис как раз приступил к своему очередному сценарию для крупного телеканала – многосерийная мелодрама про врачей. Работа растянулась на полгода, множество правок, бессонные ночи. Супруг был уверен в успехе.

– Сегодня последняя презентация, – сказал он утром, тщательно выбирая галстук. – После неё подпишем договор на производство.

Я пожелала ему удачи и проводила с обычной улыбкой. Боря был настолько уверен в себе, что его оптимизм передался и мне.

Но домой он вернулся совершенно другим человеком.

– Что случилось? – спросила я, увидев его смурное лицо.

– Отклонили, – коротко бросил он, со злостью швыряя пиджак на стул. – Сказали, что “не то время”, “не та аудитория”, “нужно что-то более современное”.

– Может быть, они просто не поняли…

– Лиза, не надо, – резко оборвал он. – Я не маленький ребенок. Всё они поняли отлично. Просто мой сценарий им не подошёл.

До сегодняшнего дня карьера Бориса шла только вверх, и вдруг резко полетела вниз.

После этого фиаско, муж написал сценарий для сериала, его приняли, но и он оказался провальным: третья серия, как и предыдущие две, набрала очень низкие рейтинги и проект пришлось быстро свернуть и закрыть.

Что-то определенно надломилось.

Следующие месяцы Боря провёл в поисках новых контрактов. Встречи, презентации, переговоры. Но одна за другой двери закрывались. “Интересно, но не то”, “Талантливо, но коммерчески невыгодно”, “Приходите в следующем сезоне”.

– Индустрия меняется, – объяснял он за ужином, нервно теребя салфетку. – Сейчас все хотят сериалы про молодежь, супергероев, всякую фантастику. Настоящая драматургия никому не нужна.

Я молчала, не зная, что ответить. Видела, как он мучается, как с каждым отказом всё больше сомневается в себе.

– А может, стоит попробовать что-то новое? – осторожно предложила я. – Ту же молодёжную тему?

– Что я понимаю в молодёжи?! – взорвался он. – Я серьёзный драматург, а не писатель для школьников!

Но проблема была не только в тематике. Борис писал так же, как десять лет назад, а мир изменился. Зрители требовали других историй, другого темпа, других героев. А он упорно создавал “высокое искусство”, которое продюсеры называли “затянутым” и “устаревшим”.

Деньги стали заканчиваться. К счастью, ипотеку мы закрыли, но детские расходы, жизнь в Москве – всё это требовало постоянного дохода. А у Бориса его не было уже четыре месяца.

– Может, мне поискать работу? – предложила я. – Хотя бы временно.

– И кем ты будешь работать? – устало дёрнул плечом он. – Актриса без опыта, с перерывом в пять лет? Да еще с двумя маленькими детьми?

Он был прав. Кому я была нужна на рынке труда?

В это время Борис стал особенно раздражительным. Любая мелочь выводила его из себя: плач детей, мои вопросы о работе, даже звук телевизора.

– Мне нужна тишина для творчества! – кричал он, когда Соня громко играла в гостиной.

– Дети есть дети, – пыталась я объяснить.

– Дети, дети… У тебя только дети на уме! А я пытаюсь спасти нашу семью от нищеты!

Тогда он окончательно закрылся в кабинете. На дверь вернулась табличка “Не беспокоить”, вечные жалобы на шум, требования абсолютной тишины.

– Над чем ты работаешь? – спрашивала я.

– Над новым проектом. Это будет нечто прорывное! Такое, что заставит всех вспомнить, кто такой Борис Гладков.

Но проекта всё не было. Недели сменялись месяцами, а результата не появлялось. Зато появились претензии ко мне.

– Ты мне не помогаешь, – заявил он как-то вечером. – Раньше ты была источником вдохновения, а теперь…

– А теперь что?

– А теперь ты просто мать и домохозяйка. В тебе нет ничего, что могло бы вдохновить на творчество.

Эти слова больно ударили. Получается, я была виновата в его творческом кризисе?

Полгода спустя, после начала спада в карьере супруга, когда я укладывала детей спать, читая им сказку про ту самую Золушку, Соня вдруг спросила:

– Мама, а почему принц сразу не узнал Золушку на балу?

– Потому что она была в красивом платье и с прической, – ответила я автоматически.

– Но лицо-то у нее было то же самое! – возмутилась дочка. – Принц что, слепой?

И тут меня осенило. А что, если написать современную версию этой сказки? Что, если Золушка работает уборщицей в большой IT-компании, а принц сын владельца? Что, если она каждый день убирает в его кабинете, но он её не замечает, потому что для таких людей обслуживающий персонал невидим?

Я лежала в постели и придумывала. Как они встретятся? Что заставит его увидеть в ней человека? Как сделать эту историю живой, современной, близкой сегодняшним зрителям?

К утру у меня в голове была готовая концепция.

– Вик, – сказала я сестре, когда она приехала в гости, – у меня есть идея для сериала.

– Серьезно? – удивилась она.

Я рассказала свою версию Золушки. Вика слушала внимательно, а в конце воскликнула:

– Лиз, это же гениально! Почему ты не пишешь?

– Да как я буду писать? У меня дети, дом…

– А ночами? Когда они спят?

Я задумалась. Борис всё равно сидел в кабинете до поздна, дети засыпали в девять. У меня действительно было несколько свободных часов.

– Может действительно попробовать? – неуверенно пробормотала я.

– Обязательно попробуй! У тебя всегда был талант к драматургии.

В тот же вечер я открыла свой старенький ноутбук и создала новый документ: “СОВРЕМЕННАЯ ЗОЛУШКА. Сериал. 8 серий”.

Сначала было трудно. Я забыла, как оформлять сценарий, как писать ремарки. Но постепенно вспомнила институтские знания, полезла в интернет, изучила образцы.

И тут случилось чудо! Моя история ожила. Моя героиня Лена Морозова получилась живой, настоящей. Разведённая мать, работающая уборщицей в IT-компании, мечтающая о лучшей жизни, но не жалующаяся, а борющаяся.

– Лиз, ты прямо светишься, – заметила моя единственная подруга Лена, когда мы встретились в кафе. – Что случилось?

– Пишу сценарий, – призналась я.

– О чём? – жадно полюбопытствовала она.

Рассказала. Ленка слушала с восхищением.

– Знаешь, такая история сейчас очень актуальна. Сколько вокруг одиноких мам, которые тянут все на себе? Непривычно видеть тебя снова такой… Прежней, с непередаваемым чувством юмора.

Каждую ночь я погружалась в свой выдуманный мир. Писала о том, что знала: о женском одиночестве, о том, как трудно совмещать материнство и работу, о мечтах, которые кажутся недостижимыми. Но моя Золушка не была жертвой, она была сильной, умной, находчивой.

Тем временем дела у Бориса шли всё хуже. Ещё несколько отказов, еще несколько провальных презентаций.

– Может, тебе стоит взять небольшой перерыв? – предложила я.

– Перерыв? – он посмотрел на меня, как на сумасшедшую. – У нас дети, расходы! Какой перерыв?

– Ну, иногда смена деятельности помогает…

– Лиза, не учи меня работать. Лучше подумай, как сэкономить на продуктах.

А я тем временем каждую ночь творила. Впервые за годы чувствовала себя не просто мамой и женой, а человеком со своими мыслями, идеями, талантом.

Через два месяца у меня было готово шесть серий из восьми. Я перечитывала их и понимала – а ведь очень хорошо. Действительно хорошо!

– Ты в последнее время странная какая-то, – сказал Борис за завтраком. – Слишком… бодрая.

– А что, разве это плохо?

– Не знаю. Просто не привык. Чем ты занимаешься по ночам? Слышу, как по клавишам стучишь.

Сердце забилось чаще. Рассказывать или нет?

– Пишу, – решилась я.

– Что пишешь?

– Сценарий.

Борис поднял голову и внимательно посмотрел на меня.

– Сценарий? – в его голосе прозвучали удивление и… что-то еще сложно определяемое. – Для чего?