Стоп, кофе есть, а турки нет? И я встал и полез в посуду. Ну точно, вот она, серебристая с белой деревянной ручкой. Лежит среди расставленной посуды над раковиной и не спешит помогать мне жить эту жизнь. Я тебя запомнил!

Наконец, приготовив себе кофе, я налил его в найденную тут же белую кружку с золотистым внутренним ободком и рыжим принтом: как две ладьи плывут к улыбающемуся солнышку. Не забыв выключить газ, я приступил к пробуждению себя.

Не то чтобы было супервкусно, но, вероятно, это лучшее из доступного тут. Возможно, даже высший сорт – дефицит. Скорее всего, сгущённое молоко исправит дело. И с этими мыслями я пошёл чистить зубы, принимать холодный душ и, надев высохший костюм, набросил сумку с курткой на плечо и пошёл добираться до автовокзала.

Мой автобус отходил в семь утра, а прибывал в десять. С ума сойти: три часа в пути, заезжая во все деревни, высаживая там людей. Так невольно задумываешься о своей машине. Сколько она тут стоит? Но кроме отсутствующих денег, было еще одно НО: мне еще не было восемнадцати… «На тропу войны уже можно, а на "фильму" еще нет…» – вспомнился отрывок из фильма «Человек с бульвара Капуцинов».

Автобус, пропыленный и пропитанный запахами пыли и бензина, с глухим стуком остановился у вокзала. Очередного, на моём сегодняшнем пути. Но этот был особенный, потому что на нём было написано: «Балаково». Я вышел последним, пропуская спешащих куда-то рабочих в спецовках. Вокзал был не шибко велик, с большими закруглёнными окнами с традиционными часами на фасаде. Никакой милиции в поле зрения – лишь пара сонных старушек, продающих семечки у стены. Я уловил первое ощущение этого города ‒ это было спокойствие, нарушаемое лишь гудком уходящего поезда. Выйдя из салона и вытирая пот со лба, я вытащил сумку из багажного отделения. Странно, что меня послали сюда автобусом, ведь, судя по всему, станция была еще и железнодорожной, да и по Волге можно приплыть.

Сумка потяжелела в руке и переместилась на моё плечо. Я огляделся, не зная, куда идти. Инструкция гласила просто прибыть. И вот, когда поток пассажиров растаял в здании или растворился в улочках за вокзалом, ко мне направился человек.

Он вышел, словно из тени колонн – среднего роста, в добротном, но немарком сером костюме, без галстука. Лицо совершенно неприметное, круглое, мягкое, не волевое, запоминается разве что спокойными, внимательными глазами. Шел легко, без спешки, но целенаправленно ко мне. На лице – легкая, узнающая улыбка.

– Моцарт? – спросил он, подходя вплотную. Голос был тихим, ровным, без ноток официальности.

– Так точно, – кивнул я, чувствуя невольное облегчение.

– Добро пожаловать, – он протянул руку. Рукопожатие было крепким, теплым. – Я Семён Семенов. Ждали вас. Дорога не утомила? Три часа в этой кастрюле на колесах…

– Переживем, – ответил я, отвечая улыбкой на его улыбку. По нему было видно, что он, действительно, рад.

– Отлично. Давайте вашу сумку, – он ловко подхватил ручку, не дав мне возразить. – Машина рядом. Это Боря Колосов, – кивнул он на подошедшего молодого человека в простой куртке, который улыбнулся и кивнул мне в ответ. – Поехали, нам надо многое вам рассказать. Ваше задание не такое простое, каким может показаться…

Глава 7. Партер как оружие

Я сел в прохладный салон «Волги» на заднее сиденье. Семенов устроился рядом. Колосов завел мотор. Машина тронулась плавно, оставляя позади вокзальную площадь. Семенов повернулся ко мне; его лицо стало чуть серьезнее, но глаза по-прежнему светились доброжелательным интересом.

– Ну что, товарищ Моцарт, настроение боевое? Надеюсь, друзья в костюме Чебурашки не отбили окончательно охоту к работе? – в его тоне звучала легкая, товарищеская усмешка.

Я посмотрел в окно на проплывающие серые заборы, за которыми угадывались крыши домов и редкие деревья. Воздух, втянутый через приоткрытое окно, пах пылью и чем-то промышленным, но уже не казался чужим. Меня встретили. Просто, по-человечески. И, судя по ощущениям, были искренне рады. Это чувствовалось в каждом жесте, в каждой интонации.

– Да шут с ними, с чебурашками, – улыбнулся я. – К работе готов, более чем.

– Согласен, шут с ними, – кивнул Семёнов.

Мне кажется, я уже начал привыкать к их рабочим псевдонимам: простым и запоминающимся, типа «Сергей Сергеич», «Игорь Игоревич», «Семёнов Семён», тот же «Игорь Смирнов» и «Никита Сергеич». А моя соседка в Саратове, скорее всего, – «Мария Марьянова».

– Собственно, мы не предполагали, что вы так быстро попадёте к Сэмпею, пускай он там и не главный. Последний их налёт сорвался глупо, надо сказать. Не учли фактор сырой погоды: мотоцикл «Урал» не смог вытащить сейф, завязнув в грязи. В результате испугались охраны, отрубили трос и скрылись, – произнёс он, а я молчал и слушал. – Мы заметили их необыкновенную тягу к чертежам и документам, поэтому и привлекли вас как специалиста по единоборствам. Для вас ничего не меняется: будете тренировать, как вы говорите «цифр» на протяжении трёх месяцев и постараетесь быть «Кобре» полезным, но так, чтобы не увязнуть по уши в их бандитских делах.

– Как я могу быть им полезным, без участия в их делах? – спросил я.

– Всё просто. Эту неделю вы проведёте в Балаково, будете тренировать, наслаждаться видами. А через неделю появитесь в секции «Кобры»; вас спросят: чё так долго пропадали. А вы пожалуетесь между делом, что будь ваша воля, вы бы в зале жили, а так приходится за бесценок на строительстве пахать.

– На каком строительстве? – не понял я.

– Вам тоже интересно? – улыбнулся Семён. – Мы строим первый блок реактора АЭС тут, километров за двенадцать от города.

– Слушайте, я в этом деле же не секу вообще, – покачал головой я.

– Сечь и не надо. На все вопросы будете уклончиво съезжать на секретность. А дальше ждём. Тренируем «цифр» и ждём.

– Чего именно ждём? – снова не понял я.

– Пока вас не завербуют. Могут предлагать деньги, импортные вещи, услуги сексуального характера, могут девушку к вам подослать, – на этой фразе Семён широко улыбнулся.

– У меня уже есть, – ответил я.

– Ещё лучше! Значит, остаются деньги, если не передумаете. В лучшем для нас случае будем гнать им «дезу» месяца три. Деньги, естественно, полученные за гостайну нужно будет сдавать по описи. Будьте жадным, Моцарт: просите денег, возможности уехать из Союза и защиты на Западе.

– А не расколют? – спросил я.

– Если расколют – возьмём всех, а вы продолжите тренировать наших. Вы ничего не теряете, кроме интересного приключения. А с вашей подготовкой – ещё и безопасного. Не хотите, кстати, за Контору выступить на турнире? Через пару месяцев будет.

– Что за дисциплина? – заинтересовался я.

– Динамовский рукопашный бой, – был мне ответ.

– Шлем открытого типа, ударно-захватные перчатки, партер десять секунд? – покопался я в памяти.

– Там вначале квалификация идёт.

– Квалификация?.. – не понял я.

– Сначала зачёт по билетам: нужно продемонстрировать удар, блок, бросок, обезоруживание, освобождение из захвата. Оценивают это три судьи, дают оценки: от одного до десяти. Если набираешь больше девяноста баллов – допускаешься к кумите. Не набираешь – автоматически не допускаешься. Бой идёт три минуты на касания, не так, как в боксе. За нокдаун соперника тебе дают предупреждение, за нокаут – дисквалификацию. Можно выигрывать болевыми и удушающими, правда, за восемь секунд особо не наборешься. Добивание в голову рукой после броска ‒ чистая победа.

– Суммарно я не против, но слишком бесконтактные правила, – пожал я плечами.

– Контора не заинтересована, чтобы сотрудники травмировались. Вот мы и приехали, кстати, – сообщил Семён.

Машина свернула с широкого проспекта на неприметную улицу, застроенную серыми пятиэтажками сталинской эпохи. Среди них, отступив чуть вглубь от бордюра, стояло здание. На первый взгляд – ничего особенного. Пять этажей из сероватого, добротного кирпича, прямоугольная коробка без архитектурных излишеств. Ни вывесок, ни табличек с номерами, ни названий учреждений на фасаде. Обычный советский административный корпус, каких тысячи.

Но приглядевшись, я понял, что с ним не так: кирпич был не облезлый, не покрытый городской копотью, а чистый, словно его регулярно и тщательно мыли. Швы кладки ровные. Окна – необлупившиеся рамы с пожелтевшими занавесками, а идеально вымытые стёкла в крепких, свежевыкрашенных тёмно-зелёных рамах. Весь первый этаж был зарешёчен. А тротуар перед зданием подметён чуть ли не до блеска.

Небольшое крыльцо с двумя-тремя ступенями, поверх которых – глухая, массивная дверь, обитая тёмно-зелёным дерматином, с мощной стальной коробкой и большой деревянной вертикальной ручкой.

С правой стороны здания располагалась невысокая будка с зеркальными стёклами и кованые ворота. Машина была впущена внутрь, но там нас ожидали другие ворота, а те, что мы миновали, заперли нас сзади. Из зеркальной будки вышел крепкого вида молодой парень в форме с синим лампасом, двумя лычками на погоне и буквами ГБ. В фуражке и с АК-74.

– Здравия желаю! Ваши документы, – потребовал младший сержант, когда и водитель, и Семён опустили стёкла.

Я достал свою карточку и передал Семёну. Младший сержант взял документы стопочкой и подробным образом сверил наши лица с фотографиями. Семён не торопил, а кончики его губ демонстрировали едва видимую улыбку.

Машину не досматривали, документы были отданы назад, а младшой убежал на свой пост. И только после этого вторые ворота открылись, запираемые и отпираемые каким-то механизмом на поршнях.

Заехав во двор здания, мы попали на парковку, окружённую короткостриженым газоном. По углам парковки стояли пара идеально подстриженных кустов шиповника и сирени; шиповник выстригли в виде куба, с непослушной сиренью тоже попытались поступить так же, но получилось не очень. Но надо сказать, что и парковка была подметена так, что не валялось ни единого листочка. Вокруг всего этого была ограда из белого кирпича метра два высотой, с колючей проволокой поверху.

На парковке стояли: пара чёрных «Волг», несколько белых «Жигулей» и белый же «Москвич».

Взглянув вверх, я заметил едва видимые антенны – но не телевизионные «рогатки», а аккуратные радиоштыри.

Тут всё дышало казённой сдержанностью и безупречным порядком. Эта чистота, крепкие рамы, глухая дверь, невидимый, но ощущаемый контроль и полное отсутствие вывесок – всё это, как аккорды, складывалось в безошибочную мелодию: здесь находилось что-то очень серьёзное и закрытое. Отдел КГБ, простенько называемый его сотрудниками «Конторой». Место, куда просто так не зайдёшь.

– Добро пожаловать в ваш новый рабочий дом, товарищ Моцарт. Прошу, – Семён кивнул в сторону двери из светлого дерева.

За дверью была дежурная часть, но досмотра уже не было. Первым делом меня проводили в зал. Он был шире, чем в Вороне, и, судя по запаху свежей извёстки, его закончили совсем недавно. Большое пространство для борьбы, мешки – лежачие и подвесные, мягкие стены, был сектор с зеркалами, была большая покрышка и даже кувалды. Было всё, что я описывал в своих заметках, в своей же ДСПшной тетради о тренировках.

– Ключи от зала, тетрадка, – проговорил Семён, выдавая мне озвученное.

– Как?.. – спросил я, увидев тут свою тетрадь, а открыв её, понял, что она просто такая же, а внутри не моим подчерком написан мой текст.

– Копия, – улыбнулся Семён.

И краем глаза я увидел, что в мягкий зал стекаются люди и, судя по цифрам на кимоно, это были сотрудники. С корабля на бал, значит.