– Буде, буде. Ты паслухай. Лука вельми злой на тебя, його пляменник Вышемир тако ж. А поместье Божаны помежна с йего. Буде табе и ей хулу чинить, разумеешь? – спросил серьезным голосом сотник.

Вот и начался серьезный разговор. У меня даже непроизвольно чуть не выступила улыбка – вовремя взял себя в руки. Все же не такая уже и пешка я на игровом столе. Впустую жертвовать мной не будут. О трудностях рассказывают, может и помощь предложат.

– И што рабить то буде Вышемир? – задал я вопрос. Не совсем понимаю. Если у Войсила сила, почему какой-то десятник может угрожать интересам сотника. Неужели нет возможности приструнить этого товарища?

– Сам ничаво, а тати будуть. Йего десяток с татями якшается, он и сам тать и есть. Пожгуть усадьбу и буде. Тебя прибьют, до Бажаны сватов вышлють. А я, – Войсил задумался. – Також пожгу йего, да тысяцкого треба убить буде. Не хочу.

– Треба брать, когда пойдут жечь. Убить усих в бою, а Вышемира выгородить, не треба каб вон за татей был. А много ли роду у його? – начал размышлять я.

– Во мудр ты, отрок. Зриш. Так роду у його и нема. Лука його пригрел, да не дядька йому ен, поместье не возьме. Можно брать собе, – Войсил пристально посмотрел на меня. Откровеннее разговора быть не может.

– Одному мне не можно не в силу. Треба ратники, – сказал я.

Резонно, что один я не смогу никакие планы Войсила реализовать. Да и кому это поместье достанется? Но об это позже.

– Один в поле не воин, – продекламировал я пословицу.

– То так. Филип со своим десятком и Еремей допоможа, болей не можно – спужается Вошемир. Да в поместье старые ратники живуть – десятка два. Там калеки есть, но десяток узять на луки, або самострелы можно, – перечислял мои возможные силы сотник.

– Тысяцкий повинен ведать, что то тати напали, а што серод татей десяток Вышемира, так это твоя справа Войсил, – я посмотрел пристально на сотника.

Да похожая ситуация, как и сегодня. Отбил же меня сотник, значит, сможет еще раз это сделать, тем более, что силы Луки уменьшаться значительно. Кроме того, как я понял, не вся сотня у этого дельца под сапогом. Тот же десятник, который прибежал после моего боя с грабителями выглядел вполне порядочным.

– Мудр ты, аки змей. Так, я выступлю апасля нападу татей и выступлю усей сотней, да и ешо будуть три десятка. Силы будуть. И досыть апосля усе, – закончил тему хозяин дома.

– Дозволишь, сотник, с Божаной поговорить? – принял я окончание темы.

– Зудит? В баньку хочаш? – рассмеялся Войсил.

– В баню хочу, апосля походу не мылся, да и в яме сидел, – сказал я, умолчав, что уж очень хочу, чтобы Божанка попарила.

– Добре, баня буде, а Божана, – Войсил взял паузу. – Што люди скажуть? Да не дева ужо, а за утро ужо и венчание. Не, каб в бане не было ничого срамного, а Божана, приде. Но ничого! Грех то: венчание за утро.

– А как венчатся, хто буде на святе? – спросил я.

Сам то и в той жизни не был женат, но знаю, что готовились к этому событию и полгода и больше. А тут – раз и свадьба. Один мой хороший товарищ влюбился без памяти, решил жениться. Долго готовились к свадьбе, муторно. Пошли выбирать кольца – разругались, поссорились и разошлись. А деньги родители на свадьбу давали, так он и его «суженная» поженились в назначенный день, только на других, да еще и в том же загсе. Ничего, даже дружили семьями. Может и правильно – решили. Чего откладывать?

Глава 13. Ах, эта свадьба пела и пила…

Вскоре пришла девушка и проводила меня в баню. Причем помогла раздеться, сама разделать до нижней рубахи, подкинула на раскаленные камни какой-то отвар. Помещение бани покрыл умопомрачительный аромат хвои и цветов. Девушка вопросительно посмотрела на меня, но сама не проронила ни слова не в бане, не пока вела к ней. Может и зря захотел встретиться с Божаной. Барин я или не барин. Так-то не барин, но для этих вопрошающих голубых глаз милой девушки, мое слово может многого стоить. А ну – задрать рубашку, которая и так не особо скрывала молодое здоровое красивое тело, и как показать сцену из хорошего недорого кино про немецких сантехников.

– Фекла, идь от сель! Живо! И молчок там, батюшка приказал не лязгать языком, – в баню вошла Божана.

Опачки – моветон, адюльтер.

– Божаночка, – проблеял я робко. Ситуация…

Девушка выбежала из бани, даже не забрав свой сарафан.

– Не виноватая я – она сама пришла, – сказал я и прикусил губу.

Ополоумел глупости говорить. Но предыдущая ночь, а потом день, эти церемонии в доме, разговор. Все держало в таком напряжении, выход которому должен был быть рано или поздно.

– Чудной ты. Заморские земли повидал, ремеслу навучался, ратиться можашь. А с девками ловок? – сказала Боцжана, казалось и не заметив нелепой ситуации. Или жены этого времени не особо на ситуации и смотрят?

– Давай паглядим, – сказал я и попытался обнять девушку.

– Невместно! – строго произнесла она, ловко отстранившись. – Аль думашь полонянкой была все мужи покрыть поспели?

Божана не на шутку взбеленилась. Видимо, пленом ее попрекали многие, да и бабы языками обязательно за спиной чесать будут. Да и не потому, что действительно осуждают, может больше даже из зависти.

– Нет, я думать не хочу. Что было до меня – там и остается, что буде рядом со мной – то наше и токмо, – строго сказал я и даже пристукнул кулаком по лавке.

Божана рассматривала меня с большим интересом. Это не был ни похотливый взгляд, не было в нем и желания стать моей здесь и сейчас. Это был интерес уважительный и даже немного преданный.

– Чудно говориш, але лепо, – сказала девушка, снимая, наконец, шубу, под которой была нижняя рубаха. – Не было много мужей. Девой я долго была в полоне. Войсила чакали раней и не давали меня портить.

Божана сделала паузу и присела рядом со мной на лавке. Я взял ее руки в свои, от чего девушка даже вздрогнула.

– Снасильничал меня – десятник Дуб. Во хмели были усе, хозяин почил, а этот тать прийшол и сначильничал, – у Божаны проступили слезы. – Апосля хозяин крепко побил десятника, да и сам за утро снасильничал.

– Я обороню тебя, усе буде добре. А ты сама хочешь идти за меня? – спросил я важный для себя вопрос. Ну не хотелось жениться только для решения проблем Войсила.

– Да! – после небольшой паузы сказала Божана. – А ты?

– Вельми, – сказал я и посчитав момент удачным – стал целовать будущую жену. И пусть Войсил исколется там.

Девушка поддалась на поцелуй, закрыла глаза и стала часто дышать. Отлила кровь от головы и мой организм, повинуясь вечному инстинкту, стал сам действовать. Девушка стала еще чаще дышать, но ничего не предпринимала, только слегка приоткрыла рот.

– Ой, – от неожиданности я аж подпрыгнул. Во рту я ощутил солоноватый привкус, а из губы начала сочится кровь.

– Невмесно! – чуть слышно сказала Божана. На щеках девушки проступили слезы. – Прости, я… Батюшка… За утро…

– И ты прости, любая, – сказал я так же тихо и попытался обнять Божану, но она отпрянула.

– Любая, – проговорила она, слово смакуя. – За утро венчаться, а мы тут… Грех это, любы. Я в беспамятстве была, а он снасильничал…

Девушка разрыдалась. Подпортили психику моей красавице. Да – моей! Здесь и сейчас, если бы Войсил сказал, что или Божана, или князем станешь – послал бы его да так далеко, что и с факелом дороги не нашел бы. Я ее хотел, я ее жалел. Но не жалость это была в том понимании слова, как в 21 веке, а жалеть, значит любить – так здесь, в этом времени. В моем времени.

Через минуту рыданий, Божана преобразилась и ее глазки игриво заблестели.

– А коли в мыльне, так и телеса помыть треба, – сказала она и одним неуловимым движением скинула уже подмокшую нижнюю рубаху.

– Да что ты со мной делаешь? – шепотом, сквозь зубы прорычал я.

Передо мной предстала нагая девушка. Еще две недели назад я и не знал, что образец самой красивой женщины существует, но вот здесь на Руси 1223 года – живет именно она. Теперь все те красотки – брюнетки, блондинки, рыжие – не идут в сравнение с этой первозданной красотой.

– А что пригожа? – игриво спросила Божана.

Будущая моя жена встала на носочки и покрутилась в стороны, с изяществом лесной нифмы давая себя рассмотреть.

– Пригожа, – ответил я.

В эту игру нужно играть вдвоем. Я снял нижнее белье и встал перед девушкой, подражая ей покрутился. Взгляд девушки был игривый и она уже, ни капли не смущаясь, рассматривала меня.

– Ой, пригож молодец! – сказала Божана смеясь.

Кокетка взяла кадушку с водой – вылила ее всю на меня. Вода была холоднющая.

– Охолони молодец, а то твой корень пройти не дает, – рассмеялась Божана.

Как это ни странно, но мы просто помылись. Отходили друг друга веником, облили водой, натерли друг друга какими-то духмяными травами, как бы невзначай прикасаясь друг к другу. И все… От попыток массажа, Божана наотрез отказалась и даже хотела уйти, а вот «рассекать» передо мной обнаженной – то нормально. Не понимаю этих нравов.

Божана вышла из бани первая, накинув ночную рубаху, наверх шубу и, без «прости – прощай», выбежала на улицу. Через пару минут после выхода будущей жены зашла девица, которая меня сюда провожала, и уже сейчас стоило немалых усилий сдержаться, когда другая девушка без стеснений ждала меня у выхода, рассматривая в подробностях. Я понял разницу просто физического влечения и нечто другого, чего в той жизни я ощутить так и не смог. Не только мое тело стало здоровым, видимо и душа моя стала способна любить. Девушка продолжала стоять и «пялиться» на меня. А я уже и не хотел стесняться. Все у меня нормально – смотрите, завидуйте, я гражданин… Нет это уже не от сюда.

Выспался я отлично. Нет, ортопедических матрасов не было, а вот что-то вроде перины – да, и лавка, или как это назвать, но похожая на нормальную кровать. В тепле, спокойствии – великолепно!

– Боярич, – в горницу зашла вчерашняя девица. Ее что приставили ко мне?

– Чево? – Потягиваясь, но не вставая с ложа спросил я.

– Дак боярин Василий Шварнович ужо к столу встает, – ответила девушка.

– Иду! – сказал я и девушка вышла.

Как такового разговора за завтраком не было. Был монолог. Мне рассказывали только, что пополудни в церкви будет венчание, после пир и так далее. Я же не выказал эмоций. Мне не были интересны церемонии, я желал только одного – быстрее стать законным мужем и Божану.

С самого утра моя будущая жена пошла в баню. Не намылась вчера, так и смылиться вся! Потом она уехала. Куда – не знаю, но через час после ее отъезда ко мне пришел Ермолай и начал распоряжаться. Выходило у него плохо. Что-то говорил про серебро, потом начал про поезд жениха. Я далеко не сразу понял, что его назначили моим, как там, шафером, свидетелем, или дружкой. Пришел на помощь Филип. У него получалось все лучше, но он обращался не ко мне, а к Ермолаю.

– Ерема, поглядь есть ли серебро, коли нема – иди до сотника, – поучал молодой ратник своего более взрослого друга. – А також Корнея одежу поглядеть треба, ехать ужо, а вон не адеван.

– Ага, – только и говорил Ерема, но все быстро исполнял. Этот гигант не мог воспринять сложные приказы, только четко и частями.

Загрузили аж двенадцать саней. Кто были эти люди – я не знал, но кто-то размахивал веткой, к которой были приделаны либо листья, либо вырезанная под листья ткань, кто-то что-то орал, играла какая-то дудка. Со мной ехал Ерема и постоянно прикладывался к кувшину, неизвестно с чем – мне ничего не давали. Ехали так часа три. Причем, что называется, с ветерком. Своих коней я оставил, а сани были мои, и со всем скарбом.

Когда поезд жениха, наконец, остановился, я увидел только относительно большой дом, но раза в три меньше дома Войсила в городе. Дом окружал высокий забор и массивные ворота.

– Сиди, я покличу! – сказал Ерема и спрыгнул с саней.