Так повелось, что сыновей Войсил назвал по очередности рождения, но у них есть и церковные имена, зваться которыми они станут только тогда, как в полную силу войдут и покажут себя лучше других. А пока науку воинскую, лесную, да другие нужные в сложном и многогранном деле разведки, пусть постигают.

– То добре, токмо погубить його? А скарб собе? – задал вопрос Войсил, подобно Сократу, вынуждая прийти к нужным выводам.

– То можно, али невмесно? – спросил Третьяк.

Самый простой поступок – убить и ограбить. Но это вступало в противовес с честью и порядочностью, которую своим сыновьям прививал отец.

– Невмесно, токмо кожны можа службу сослужить. В Унже треба стать крепко, да Лазаря здвинуть. Тати у граде лютують, а тысяцки в долях з ими. Тута и скарб тысяцкага собе брать можливо, – Войсил погладил бороду.

– Так а отрок якоже можа то зробить? – убивленно спросил Первак.

Вместо ответа, Войсил позвал племянницу.

– Божана, а гож ли муж той? – спросил Войсил свою племянницу.

– Пригож, дядько, токмо пошто пытаешь? – спросила девушка.

– Дак тое, што Вышемира треба охолонить, каб ты не бегала от його, да по лесу з братами не шукалась, иди Божана я пораду дам табе апосля, – сказал глава рода и дождался пока выйдет племянница из горницы.

Не дождавшись того, чтобы сыновья сами пришли к решению, которое уже созрело в голове Войсила, он его озвучил.

Прежде всего, одним из центров силы в Унже был Вышемир, который якшался с ватажниками и имел долю в грабеже купцов и пришлых в город. Он был десятником городовой стражи, что больше, чем наполовину сами были разбойниками. Десяток же этот был уже больше штатного, и с этим считать нужно было. Божана была наследницей крупного поместья, на которое сильно косится сосед – тот самый Вышемир. Уже и сватов собрался посылать – сам же вдовец. Женить Корнея и Божану и Вышемиру останется только идти на открытую конфронтацию, где можно без ущерба перебить всех его людей. Тут может пострадать и Божана, но ее-то сосед точно оставит в живых для легализации своего положения. А вот Корнея убьет. Ну, так на эту жертву Войсил пойдет – чужой он. И уже не важно, что он врет, или недоговаривает. А если выживет парень, то пусть и живет с Божаной. Видно было, что девке он понравился. А Божана кравивая и нет мужа, кому она не приглянется, поэтом парень и сам не зная пойдет приманкой. А там уже и его вещи прибрать к рукам можно. Нужно только сделать так, чтобы парень потерял голову от девушки.

Глава 5. О нравы!

– Божена, ты чего? – сказал я, спешно прикрывая руками предательскую часть тела. Даже отведя взгляд, не смотря на вошедшую девушку, возбуждение пришло мгновенно, и по молодости той первой жизни такого не припомню.

– Я в мыльню шла, а ты кричишь, – сказала девушка, бесцеремонно войдя в баню.

И что объяснять, что это как-то не правильно? Как воды подать, краснеет и вся такая невинность, а тут к мужику в баню.

– А браты знают, што ты в баню пошла? – спросил я, закладывая ногу на ногу и отодвигаясь на край лавки.

– Так, – спокойно сказала Божена и стала раздеваться.

Черт она же раздевается! А что делать? Я, конечно, читал про открытые отношения на Руси и общие бани, и я не железный. Тут бы голову не потерять. А последствия какие? Отец, если тот мужик ей отец, знает ли, что она пошла в баню к мужику, то может и… А если для нее ситуация нормальная, а мои действия оскорбят.

Не выдержав, я все же посмотрел в сторону девушки, и опал в осадок… Она была «нереально» красивой. Что можно было рассмотреть при первой встрече, когда на девушке было куча тряпья – да ничего! А сейчас, все! Это было отлично сложенное молодое тело красивой женщины. Черные, густые волосы, высокая грудь. Такое тело годами в тренажерном зале делают фитоняшки в 21 веке. И это все сочетается в несочитаемом – русская и восточная красота.

– Ты очень красивая, – бормотал я, не обращая внимания на то, что стою сам не прикрытый, и организм показывает своей физиологией все бушующие во мне эмоции.

Божена рассматривала меня без всякого стеснения, как рассматривали в той моей жизни автомобили. Ага – вот тут была битая машина, так, а глушитель-то оторван – вон как торчит.

– А ты пригож, – сказала девушка после досконального осмотра и улыбнулась, направив свой взор в то место, которое я еще недавно пытался безуспешно скрыть.

– Ба…Бажена, а ты чего, – промямлил я.

– Так я ж к тебе. Дядька знает. Ты много баял, скажи и мне. Табе разувала дева? – спросила Божена, присаживаясь на лавку.

Разувала? Видимо это обряд. Вспомнил – на Руси невеста разувала жениха.

– Нет, – неуверенно произнес я, надеясь, что правильно понял красавицу.

– А много дев покрыл в краях далеких? – продолжила допрос Божена. Вот время, что хочу и думаю, то и спрашиваю. Никаких политесов, словесных игрищ. А ну-ка ее же оружием.

– Нет, али работа, али дорога, а деве час нужен. А тебя покрывали? – нагло, спросил, в эту игру можно играть двоему.

– Да, я лето полонянкой была, – уже подрагивающим голосом сказала Божена.

– Прости, – сказал я, видимо переборщил.

– За што? Не ты меня полонил, а кто полонил, того аще в сичень дядька Войсил порубил, – сказала Божена, пересела на мою лавку и погладила волосы. – А ты пригожий.

Я пересел на другую лавку. Вот девка сводит с ума, не успеваю анализировать информацию. Эрекция и нестандартная ситуация не дала вычленить главное. Понятно, что Войсил – не отец Божены. Дядькой на Руси могли называть чуть ли не любого. Кто же ты, такая и зачем эта медовая ловушка?

– Так пригожа я, аль нет, чево бегаешь от меня? – спросила девушка и уставилась прямо мне глаза.

– Пригожа, да знама ты мне мало, – сказал я, решив, что Божена для не для развового секса – она для любви. Эта простота и магическая красота пленяла, но как дальше быть? После возможного страстного поединка и вовсе потерять голову могу.

– Так что ж мало. Вона муж нареченную и не видеть до веселья можа, а жалеть будуть до конца живота свого. Я браги принесу, а посля дядька ко столу чакае, – Божена сказала, встала, вылила из глиняного большого кувшина воду, одела рубаху и быстро вышла.

– Да чтоб тебя, идиот, – корил я себя, взяв можжевеловый веник и хлестая себя. Но как бы я не корил себя, нельзя было лезть на девку, даже если она и подумает, что я брезгую, после ее плена. А может и вправду медовая ловушка, хотят подцепить на крючок, а потом и виру потребовать, например, все мое имущество. Но к чему этот поединок со Втораком? Надо одеваться и идти – вначале посмотреть на своих зверушек, да сани проверить. За столом думаю все проясниться, пока рассказывал свои сказки только я, а мне категорически и послушать нужно.

Обмывшись, я стал одеваться, как-то не хватает полотенца. В санях где-то есть.

– Вот, Корней Владимирович, испей браги, – еще не раскрыв дверь сказала Божена и протянула кувшин.

На вкус эта мутная жидкость была сладковата и с непривычным вкусом градусов до десяти.

– Пошли, Божена со мной, – сказал я, одевая уже куртку.

– Пошто? – заинтересовалась девушка и заговорчески огляделась через приоткрытую дверь во дворе.

– Пошли, не обижу, – проговорил я, выходя из бани.

– Да куды ж табе обидеть, – как-то игриво проговорила девушка, но пошла следом.

Мы пришли к саням, которые стояли под навесом. Порывшись в своих вещах, я нашел сумку с небольшими зеркалами. Достав одно и распаковав от тряпок, я протянул невиданное здесь сокровище Божене.

– Смотри сюда, – проговорил я, поворачивая зеркало к лицу девушки.

– Ой, ай, дай! А не бесовское? – восхищалась прелестница, как, наверное, блогерша из зарюпинска радовалась бы тринадцатому айфону.

– Не бесовская. Какие бесы, коли красоту твою видит. И не труси, душа твоя с тобой будет, – вспомнил я страшилки, которые ходили в Средние Века про зеркала. – Это тебе!

– Не за что мне, спаси Бог, тебя, – сказала Божена, поколебалась, забрала зеркало и побежала.

Вот, а как мне идти. Постоял возле коней, которые получили только сено на корм. Может и не правильно я поступил – такую животину взял, на сене долго не проживут. Орел так нормально, а вот Араба зерном подкармливать нужно. Потрепал за обрубок уха Шаха, лежавшего в санях, но уже явно лучше себя чувствующего. Размеренно пошел к избе, в которой меня расспрашивали.

– Корней! – прокричал Первак, стоявший у входа в избу. – Проходь, батька молвил, что Божанка ужо прибегла.

Может и правда с Боженой была медовая ловушка?

Войдя в избу, было интересно, как историку взглянуть на еду местных. Сказать, что стол был полностью наполнен, было не правильно. Стояли пять мисок с тушеным мясом, какие-то орехи, рыба вяленая, да кокое-то варево.

– Седай! – сказал Войсил, сидящий во главе стола.

Я сел и только после этого присели и три брата. Все молчали. Я думал, что молитву читать будут, но все ждали только того, чтобы глава семейства начал есть.

Какое тут тщательное пережёвывание пищи, какой этикет? Как будто дали минуту на всю еду. Я же не спешил, ну не приучен настолько быстро принимать пищу.

– Али смак не гож, – отвлекся от еды Войсил и уставился исподлобья на меня.

– Гож, Дядько, – ответил я.

– А Божанка не гожа? – так же исподлобья допрашивал глава семьи.

– Пригожа девка, – я пристально посмотрел на хозяина. Надоело уже метаться, не знаю, как и угодить и не навредить всяким там обрядам, но обидеться и я могу.

– Так чего ж ты не покрыл? – пристукнул Войсил. – Девку брюхатить треба.

– А я не бык и не другой зверь, кабы так. А девка добрая, – и я прибавил метала в голосе.

– Так бери ея, – уже как-то по-другому сказал Войсил, как торговец.

– Я из далечи иду, мне свой мир строить, – начал я объяснять.

– Так и строй. Ты сирый, рода не маешь, бою обучен, ремесла ведаешь, пригож ликом, скарб маеш, хвори на табе нема, крещеный, будь со мной, – начал агитацию электората Войсил. Ясно стало, что Божана – мой капкан. А кто я – новая кровь в род?

И вообще, первому встречному девку давать, даже при всей возможной вольности нравов, это не правильно. Но неправильно и то, что в такой компании вдали от дома баба. Скрывается от кого?

– Кем быть? Холопом, аль смердом? Я роду боярского, воеводы сын, – я даже привстал из-за стола. Беспечно я снял куртку у входа, захотелось засунуть руку в карман и погладить рукоять пистолета.

– От чего же холопом? Нет – родичем будешь, Божана – дщчерь брата мого, а мать его половецкая полонянка. Боявир пошел на городище на землю марийскую род малый взял. Да пожгли то городище. Я со своей сотней пошел туда и познал, что то не марийцы то, а ростовские тати пожгли люд русский, да полон узяли, в холопы люд. Боявира в рати посекли, да увесь його род, а Божена вельми пригожа, яе забрали. Посек я татей, серод яких и княжьи мужи были за то, а князь то осерчал, что без суда. Мал летами князь ростовский токмо гонорливы. Вот и живем по лесам, с того и корм. Токмо мы бояре! И роду три по сотне летов. И ты в роду нашем будешь, – закончил Войсил свой рассказ.

Ну как тут быть. С моей позиции одни непонятки. Я разрабатывал план посещения князя, может какое поместье себе выгодать – золото есть, да и всякого хватает. Там свою дружину, новые способы обработки земли, картошка, наконец. Кукуруза и разная живность. Так и преставлял заливные луга с пасущимися альпийскими коровами. А еще порох и пушки, зеркала и тонны золота. А потом межгалактический форум в Ньювасюках. Но как просто все у них – роду нет – иди в род, вся моя легенда принимается как правда. Но вот еще что важно – Войсил сотник или в прошлом сотник? А где ж сотня?

– А где сотня твоя, боярин, – задал я назревший из разговора вопрос.

– Так, на выселки пошли в землю рязанскую, – ответил сотник. – Так как жить будешь?