Антон уставился на его ладонь. Вадик изучал сияние, подцепляя его пальцами, как желе. Боли он явно не чувствовал. Никаких синих сполохов. Антон попытался сделать то же самое и с шипением отдернул руку, а Вадик даже не морщился. Дверь как будто ненавидела лично Антона и пропускать его не собиралась.

– Почему она тебя не обжигает?

– Не знаю. Может, пойму, если объяснишь, откуда эта фигня взялась. Ни разу не видел такой двери.

Антон заколебался, но все же ответил:

– Я выменял эти артефакты у Гудвина.

– А взамен что ему отдал?!

– Три синих артефакта, – виновато признал Антон.

Выражение лица Вадика стало просто неописуемым.

– Если бы Павел Сергеевич узнал, он бы… Ох, ладно, ничего бы он не сделал. Босс у нас славный парень, но бесполезный. – Вадик попытался окончательно оттеснить Антона от двери. Тот сопротивлялся. – Да зачем тебе это надо?! О нет, только не говори, что из-за Тани!

– Мои чувства тут вообще ни при чем, что вы привязались все ко мне! Просто Таня – наш единственный шанс. Ты был прав, бешеные двери как-то связаны с ней. Они открываются в тех точках, где она бывала.

– И ты только сейчас это говоришь?!

– А чем бы помогло? Слушай, город рушится, и я заставлю ее это остановить. Можешь меня вытолкнуть? – Антон встал спиной к проему. – Давай! Не бойся, дверь меня не убьет. Я вернусь.

– Гудвин так сказал? С каких пор мы ему верим? Может, он просто решил тебя грохнуть. Даже нет, еще удобнее: ты сам себя грохнешь!

Вообще-то Антону казалось, что дверь его действительно убьет, но он списал это на расшатанные нервы. Неожиданно вспомнил зиму, Таврический сад, вспомнил, как толкал Таню спиной в проем, а она умоляла пощадить ее. Вот сейчас он понимал ее страх.

– Раньше ты про свои махинации не мог сказать? Если б я вовремя не приехал, так и не узнал бы, да? – Вадик злобно отпихнул Антона в сторону. – Каждый раз думаю, что мы друзья, а потом вспоминаю, что ты в принципе не способен никому доверять. Ну, кроме Тани, очевидно. Как тебе башню-то сорвало.

– Да не доверяю я ей! – крикнул Антон, едва узнавая свой голос. – Я просто хочу понять, зачем она уничтожает город!

– Ты сам-то себе веришь?

Антон выпятил челюсть. Его бесило, что и Вадик, и Гудвин считают его каким-то зацикленным, когда он просто пытается разумно, взвешенно делать свою работу.

– Вадик, если все пойдет как сейчас, мы к концу года на руинах останемся. Таня куда могущественнее, чем Гудвин, ты сам знаешь. Вдруг она не нарочно, вдруг даже не знает, что здесь творится? Она может все здесь исправить, если захочет. Я ее уговорю, уломаю, заставлю, но она – наш шанс, других нет! Не верю, что она даст нам всем погибнуть. Короче, толкай меня. Сам почему-то не могу.

Антон опять повернулся спиной к проему.

– Может, в кои веки это я – любимчик дверей… – пробормотал Вадик и еще раз потрогал сияние. – Не ты, не эта твоя чокнутая. А знаешь что? Уговорил. Таня и правда темная лошадка, надо бы разобраться, чем мы ей так насолили, что она решила нас угрохать. Терять нам нечего, мы уже в заднице. Я раза по три в неделю думаю, что двери меня прикончат. Но эта мне нравится и, как видишь, взаимно. Я пойду сам. К тому же тебе Таня лапши на уши повесит, а со мной ее штучки не пройдут.

На секунду Антон возненавидел себя за то, какое облегчение почувствовал от слов Вадика. Чтобы доказать, что не трусит, он попытался все-таки сделать шаг за дверь. Сияние яростно вспыхнуло синим, холод прокатился по ноге аж до сердца, Антон всем телом дернулся, оступился и упал на асфальт. Онемевшая от контакта с сиянием нога не помогла затормозить – он нелепо рухнул, ударившись плечом.

– Так бесишь иногда. – Вадик осуждающе посмотрел на него сверху вниз и поставил ногу на грудь, не давая встать. – Не дергайся и рассказывай, что мне делать дальше. И лучше бы твоему плану сработать, а то я с того света вернусь и буду тебя преследовать.

Антон торопливо пробормотал все сведения, которые могли оказаться полезными. Отдал второй артефакт. Вадик в ответ выгреб из карманов десяток жвачек Love Is, окруженных ореолом искристо-голубого света.

– Бери, пригодятся. Мои последние слова? «Закрой за мной, придурок», – сказал Вадик и вышел за дверь.

Антон с бешено бьющимся сердцем ждал хоть какого-то знака, что все хорошо – или плохо. Но сияние, поглотившее Вадика, было неподвижным, сквозь него по-прежнему слабо просвечивал Императорский павильон. Задыхаясь от стыда и грусти, Антон развернул одну жвачку и прочел на вкладыше: «Любовь – это вывести первые буквы ваших имен на каком-нибудь дереве». Вот бы все было так просто… Он угрюмо забросил жвачку в рот. Стыдно было за то, что он подверг опасности кого-то другого. А грустно – потому что хотелось еще раз увидеть Таню. Просто увидеть, даже если она откажется с ним говорить как с досадным воспоминанием о своем странном приключении.

Когда язык начало покалывать слабыми электрическими разрядами, Антон вытащил жвачку изо рта – теперь она сияла искристо-голубым в полную силу. Он сунул ее в замочную скважину, сияние поползло во все стороны, и дверь исчезла. Антон еще постоял, глядя на огнедышащих женщин у входа в павильон, и побрел к зданию Стражи. Неизвестно, когда Вадик вернется, и вернется ли, так не стоять же здесь.

Чтобы все получилось, им нужно чудо, но где их ждать, как не в городе, полном волшебных артефактов и призрачных дверей? И если Таня – а в ее всемогуществе Антон не сомневался – остановит бешеные двери силой мысли… Пусть они больше и не увидятся, это будет лучшим завершением их истории. Элли спасает Изумрудный город, его дворцы и фонтаны, тайные сады, переулки, статуи на фасадах. Трусливый Лев перестает ждать ее и спокойно живет, охраняя город. Шагая вдоль иссохших деревьев, Антон представил себе такой финал, и на душе слегка посветлело. Будет вспоминать Таню как человека из своего прошлого, как закрытую страницу.

Ничто из того, что он воображал в те минуты, не сбудется. Финал – вот что главное в историях, из которых состоит жизнь, и суть финалов в их непредсказуемости.

Тучи сгущаются. Далеко-далеко от места, где Антон входит в здание Стражи, скоро начнется дождь. А потом Элли вернется в свой Изумрудный город – еще один, самый последний раз.

Глава 1
Сядь в поезд

Когда так много позади

Всего, в особенности – горя,

Поддержки чьей-нибудь не жди,

Сядь в поезд, высадись у моря.

Иосиф Бродский

Ненавидеть свою работу труднее, чем кажется. Чтобы искать новую, нужно много сил, так что лучший выход – смириться и барахтаться там, где оказалась. Платят мало, зато вовремя, должность архитектора-стажера будет неплохо смотреться в резюме. И все же…

Гром грянул под конец рабочего дня, да еще в пятницу, когда мысленно я была на свободе. Мы с нахальным пижоном Васей четвертый месяц работали в душном крохотном кабинете. Наши мониторы соприкасались краями, Васин рюкзак вечно падал на мою сумку под общим столом, но этим наше сближение ограничивалось.

Камила, владелица бюро, не смогла выбрать, кого нанять, и взяла обоих стажерами, завалив таким количеством работы, будто нас пятеро. Она то и дело говорила, что почти определилась, кого оставить на постоянную должность. Мне иногда казалось, освобожденному повезет больше, но проигрывать не хотел никто.

К концу октября эта гонка начала утомлять, но я не собиралась пасовать перед выскочкой с уложенной гелем челкой. Вася рано или поздно ошибется, а я нет, я слишком практичная.

– Ну что, Тань, опять пораньше скроешься? – спросил Вася, не отрываясь от экрана. – Я по карте проверял, до твоего колледжа отсюда час двадцать. Ты бы и так успевала, но выпросила себе еще пятнадцать минуток, а в сумме это больше часа в неделю. Хитро! Могу Камиле пожаловаться, если совсем достанешь.

– Я смотрю, тебе заняться нечем, – ласково ответила я, стараясь не краснеть.

Он прав, но как мелочно просчитывать маршрут коллеги! И это он еще не знает, что по пятницам мне в колледж вообще не надо, у нас день самостоятельной работы… И не узнает, конечно.

Вася был старше меня года на три, и меня бесило в нем все: запах одеколона, бесформенная одежда. Чертежи у него получались лучше моих, зато мне не было равных в работе со скучной проектной документацией. Месяц назад, в свой двадцать первый день рождения, я задула свечку на пирожном и твердо поставила себе цель заработать на ремонт, чтобы не так грустно было возвращаться домой. А значит, нужно остаться здесь, выпихнув Васю из гнезда. О том, что мне придется и дальше терпеть начальницу, а еще делать в два раза больше работы, сидя в том же уродливом кабинете, я велела себе не думать. И вот наконец появилась возможность, которую нельзя было упустить.

Камила всегда врывалась без стука, настежь распахивая дверь: проверяла, не открыто ли у нас на мониторах что-нибудь личное. В начале сентября я ухитрялась делать домашку для колледжа так, что она не замечала, но потом Вася меня сдал, и я невзлюбила его окончательно.

– Почему из «Сельского пекаря» еще не ответили, принимают они чертежи склада или нет? – сухо спросила Камила.

Я испуганно перебрала в голове наши бесконечные проекты – и с облегчением поняла, что это один из тех, которые ведет Вася, а значит, не моя проблема. Глянула на него – и увидела нечто уникальное. Вася покраснел. Нет, даже побагровел! Любой бы сразу понял: он в чем-то облажался и от ужаса не успел притвориться, будто все в порядке.

– Василий? – В голосе Камилы позвякивал лед. – Ты же отправил им чертежи?

Ну, прощай, Вася. Подобный триумф я и представляла себе, когда мне особенно надоедали его глупые придирки. Но в реальности вкус победы оказался не так уж сладок.

Камила долго осыпала Васю ругательствами, а тот блеял, как овца. Выяснилось, что чертежи он сделал неделю назад, а заказчикам отправить забыл. Когда он глянул на меня, я сделала жест, будто стреляю в него из невидимого пистолета. Но мне тут же стало неприятно – получается, эта работа за три месяца превратила меня в бездушную тварь, которая пляшет на костях коллеги. Я отвернулась к экрану и притворилась, что очень занята.

А Камила не унималась. Куда разумнее было бы слегка промариновать Васю в чувстве вины за ошибку, а потом велеть ее исправить. Но прошло еще минут пять, а она все упражнялась в злобном остроумии. Некоторым просто нравится чувствовать власть, добивая того, кто и так повержен. Со стороны Васи давно не раздавалось ни звука – он сидел, понурив уложенную гелем голову и, похоже, боролся со слезами унижения.

Мне тоже досталось: мол, почему наша «самая умная» не проверила коллегу. Это в мои задачи не входит, и во мне поднялась волна гнева от несправедливости, но я, конечно, удержала ее внутри и опустила голову.

Камиле показалось, что мы маловато раскаиваемся, Васю она назвала «тупицей», а меня «бесполезной», и я остро почувствовала: у меня вот-вот заскрипят зубы. Так меня еще не обзывали. Секундочку я позволила себе помечтать, как я ору так, что стекла разлетаются, а потом хватаю сумку и вырываюсь отсюда на волю. Потом представила, что Вася с позором изгнан, а я остаюсь одна во власти Камилы, будто какая-нибудь девчонка из сказки, порабощенная злой волшебницей. Бр-р-р. С тех пор как меня ограбили в июле, я ходила как замороженная, но сейчас сочувствие к морально побитому Васе и обида на Камилу пробились сквозь слой льда.

– Извините нас, пожалуйста, – вежливо перебила я, поднимаясь со стула. – Я понимаю, дело серьезное: нам срочно нужен их ответ по чертежам, в идеале – вчера. Иначе придется сдвигать сроки, которые мы прописали в контракте. Разрешите я позвоню ребятам из «Сельского пекаря», извинюсь и попрошу быстренько утвердить чертежи, которые мы пришлем? Дело ведь не безнадежное, все можно исправить!