Преодолевая сопротивление Сумрака, он вошел в подъезд, с некоторым усилием поднялся по лестнице в десять ступеней и остановился перед дверью. Очень отчетливо чувствовался стылый металл двух закрытых замков: они явно не отпирались много лет. Синего мха на стенах почти не было – так, жалкие клочки под самым потолком. То ли нечем ему тут питаться, то ли его периодически чистят, тщательно подтирая магические следы чисток.

Коротко глянув на двери квартиры напротив (вообще ничего интересного или потенциально опасного), Швед сосредоточился на охранной магии перед нужной квартирой. Разбирался он минуты полторы.

Защита и впрямь не была ни сильной, ни изощренной. Скорее она походила на примитивный щит против обычных людей, включая воришек-не-Иных. Ставилась защита вроде бы магом сравнимой со Шведом силы.

Но в магии все часто совершенно не такое, каким выглядит на первый взгляд. Поэтому Швед не спешил и был предельно осторожен. Для начала он тихонько сбросил охранную петлю и поглядел, что произойдет.

Не произошло ничего примечательного: петля автоматически встала на самовзвод после одного пустого цикла. То есть Швед теоретически мог входить, отработав этот самый безопасный пустой цикл. Практически же следовало поискать дополнительные сюрпризы. Дециметр за дециметром, шаг за шагом сканировал он все узелки, к которым возможно было привязать охранные заклинания, и ничего значительного не находил. Нашел одно непонятное – прикрученный наскоро кем-то бустер, завязанный на недельное хроно: каждую среду от заката до рассвета сила охранной петли удваивалась. Причем петлю и бустер ставили разные Иные и в разное время – бустер был, понятное дело, моложе. Значительно моложе.

Поразмыслив, Швед прикрылся самым крепким щитом, какой мог себе позволить, задержал дыхание и прошел сквозь дверь. На миг стало темнее, только на миг.

Ничего плохого не произошло. За спиной коротко перетекла Сила и исправно взвелась охранная петля. Изнутри было особенно хорошо видно, что она заточена не пускать гостей из подъезда в квартиру. Обратный путь, насколько можно было судить, оставался безопасным. Но Швед заранее решил, что уйдет как-нибудь иначе: сквозь стену или через окно, и желательно во двор, а не на улицу. Иным порою не грех брать пример со сталкеров и не возвращаться той же дорогой, какой пришел.

Он вынырнул из Сумрака и осмотрелся уже в обычном мире. В коридоре было темно и пыльно. Прямо у входа слева располагалась внутренняя дверь – в туалет. Следующая вела в неожиданно просторную ванную комнату. Именно ванной принадлежала пара вертикальных окон, замеченных снаружи. Собственно ванны тут не нашлось, зато нашлись вполне современная душевая кабина, стиральная машина и гладильная доска. Ну и раковина-умывальник тоже, само собой.

«Душевая кабинка, – подумал Швед с сомнением. – Стиралка. Вполне современная. А кто-то говорил, будто эта квартира закрыта и стоит пустой много-много лет…»

Напротив ванной, справа от входа, помещалась первая из комнат, более всего походившая на кабинет. Прямо – кухня-столовая с теми самыми шестью оконцами в два уровня. Из этого помещения направо открылась еще одна комната, последняя, с большой кроватью чуть ли не на всю площадь и, чему Швед удивился, вторым выходом из квартиры. Вместо простого окна тут обустроили нечто вроде балконной двери: правая створка в виде обычного окна с подоконником, левая – створка-дверь во весь рост. Только вела эта дверь не на балкон, а прямо во двор, на небольшую асфальтированную площадку у дома, на полметра заглубленную в грунт по сравнению с общим уровнем двора.

Пыли везде скопилось очень много. На полу она выглядела нетронутой – единственные видимые следы оставил только что сам Швед. Поскольку ни в комнате с кроватью, ни в кухне-столовой ничего похожего на книжный шкаф он не отыскал, вернулся в первую комнату, которую принял за кабинет – в силу того, что там стоял письменный стол. Старый, но не древний – шестидесятых, наверное, годов. Любой советский школьник за таким когда-то делал уроки; Швед – не исключение. В родительской квартире остался почти такой же.

Книжный шкаф нашелся в углу – увидеть его сразу мешала межкомнатная дверь. В открытом положении она шкаф попросту заслоняла. Поэтому добраться до него можно было, только войдя в комнату и затворив дверь. Швед так и сделал, оставшись один на один с комнатой-кабинетом.

Самым странным было то, что вблизи не ощущалось никакой остаточной магии. По логике старая и явно не самая простая книга должна была светить в Сумраке, будто прожектор портового маяка во тьме ночной, а в обычном мире эманировать так, что уж маг второго уровня (на пиках даже первого) это точно почувствовал бы. Но Швед не чувствовал ничего. Абсолютно ничего. Во всей квартире к магии имели отношение только два заклятья на входных замках.

Существовала, конечно, еще одна возможность. Что маг экстраординарной силы, сравнимый с Завулоном или Пресветлым Гесером, сотворил тут нечто такое, что Шведу и не по силенкам, и не по знаниям. Это вот основное Швед и равные ему по силе маги точно ни в жизнь не ощутили бы. Но зато вторичные следы могучих заклинаний пробивались бы в Сумраке, как свет из-под закрытой двери.

Однако в целом квартира ощущалась так, словно никакой магией дальше входа тут давным-давно не пахнет.

На всякий случай Швед еще раз сходил в Сумрак. И даже попытался уйти еще ниже, на второй слой – не очень, впрочем, настойчиво. У него не получилось. А когда-то ведь получалось: в первый раз – от испуга, а потом пару раз нарочно, хотя и не очень уверенно. Размяк, обленился, потерял форму. Это неприятно удивило и, конечно же, огорчило.

Действительно расслабился он тут, в Крыму. Надо бы взять себя в руки и потренироваться хотя бы пару лет – главное, чтобы регулярно.

Потом Швед вручную пересмотрел книги в шкафу – все до единой. На всякий случай соблюдая осторожность, касаясь каждой только с верхнего торца.

В шкафу искомой старой книги не было. Сто процентов. А во всей остальной квартире ни одной книги вообще не нашлось, хотя Швед был прилежен и потому заглянул и в дубовый шифоньер в соседней комнате, и даже в кухонные шкафчики.

Бессистемно послонявшись по квартире еще минут десять и наугад заглядывая в самые немыслимые места (например во входной электрощиток), он окончательно уверился: в этой квартире книги, о которой рассказал Кондор, нет. Совсем нет. Отсутствует. И никаких следов ее тоже не наблюдается.

Убедившись в этом, Швед решил уходить. Как и наметил с самого начала – другим путем, во двор. Перед белой стеклопакетной дверью он благоразумно задержался, но, что его в очередной раз удивило, тут никакой магической защиты не стояло. Совсем. Даже простенькой петли, как на двери в подъезд.

Наверное, это должно было что-нибудь означать, но Швед никак не мог сообразить – что именно. Тихо матюгнувшись сквозь зубы, он канул в Сумрак, прошел сквозь дверь, сквозь решетку и оказался во дворе, маленьком и тихом.

Из-под ног бесшумно шарахнулась кошка.

Он поднялся по очередным ступеням, покидая нишу перед домом, и уже там, наверху, оглянулся. Дверь, сквозь которую он только что прошел, потемки внутри покинутой квартиры и около дома – ничего не вызывало ни малейшей тревоги, все вокруг словно вымерло и замерло. И во дворе тоже было пусто, ни души. Ни в Сумраке, ни в обычном мире. Разве что кошка. Но у кошек вроде бы нет души. Жизни – да, жизней девять. А душой создатель обделил.

«М-да, – скептически подумал Швед. – Интересно, как и кто все эти якобы истины выяснял – и про душу кошачью, и про жизни. Вращаемся в мире баек и суеверий. И ладно бы еще люди так жили – но ведь и Иные живут точно так же! Велика ли между теми и другими разница, если отбросить использование магии?»

Но как ее отбросишь? Кто хоть раз вкусил ее сладких плодов – вовек не откажется. И плевать, что ночь темна и полна ужасов, искушение магией все равно сильнее любых страхов.

Швед уже нацелился выйти в реал и окончательно уходить, но вспомнил о сумеречном подъезде. Отступив шагов на пять и внимательно всмотревшись, он наконец понял, о чем речь.

Правее заглубленной площадки, с которой Швед только что поднялся, виднелась еще одна, похожая. И, кажется, дверь там тоже была, внизу, в непроглядной мгле. Сумеречный подъезд, площадка перед ним, прилегающие части стен – все это тонуло в такой густой иссиня-черной тени, что рассмотреть подробности было невозможно. Выглядело это достаточно зловеще, чтобы совет Кондора не соваться туда показался исключительно мудрым и невероятно здравым.

Швед поспешно вышел из Сумрака и в последний раз огляделся. Двор как двор, припаркованные автомобили да буйная по маю южная зелень.

И он пошел прочь, невольно обдумывая ситуацию, в которую внезапно угодил. Не нашлось ведь книги! Неужели Кондор врал и нужно ему было нечто совсем иное? Или вампир действительно надеялся, что Швед благополучно добудет и вынесет книгу, порадует и его, и, наверное, Завулона, который, как всегда, держится где-то поодаль и с интересом наблюдает, как другие таскают каштаны из огня?

Швед с неожиданной тоской и остротой ощутил, как ему не хватает Лайка. Опытного, всезнающего… и сильного. Такого, что и Завулон его, не исключено, по-своему побаивался. Не в прямом смысле, конечно, а в том, что не всякую дыру решился бы им заткнуть, хотя лет двадцать назад киевская команда, в которую неожиданно зачислили молодого и мало что умеющего и понимающего Шведа, несколько раз знатно пошумела. И в Питере, и в Барселоне, да и чуть позже в Ашхабаде тоже, даром что туда команда Лайка ездила в несколько усеченном составе.

В целом московская верхушка часто полагалась на Иных из периферийных Дозоров – особенно там, где в процессе могло неслабо прилететь. Либо по магии, либо от европейских чинуш, по административке. Но, нельзя не признать, прикрывали всегда добросовестно, так что таскать из огня каштаны для суперов молодняку было очень интересно и в каком-то смысле почетно.

А вот с книгой сегодня вышло криво и неловко. Кондор может решить, будто Швед затеял какую-нибудь грязненькую игру и вознамерился добычу придержать. Открыться при разговоре, разумеется, не проблема, но открываться старому вампиру – не лучшая идея в мире. Особенно когда до Ивана Купалы остался от силы месяц и магией пропитывается, кажется, даже сам воздух.

Швед вернулся по Годлевского на Шмидта и повернул направо, к площади Ушакова.

На Севастополь медленно оседал теплый майский вечер. Небо постепенно темнело, на нем еле-еле прорезались звезды, безнадежно проигрывающие оптическую схватку с городской иллюминацией.

Машинально свернув на Большую Морскую, Швед вдруг понял, что проголодался; а еще сильно хотелось пить. Взгляд сам собой остановился на вывеске «Барабуля-бара».

«А что? – решил он, воодушевляясь. – Пиво с жареной барабулькой – именно то, что нужно озадаченному Иному ранним вечером!»

И он решительно ступил на зебру, благо на светофоре как раз вспыхнул зеленый.

* * *

Уснул Швед далеко не сразу, даже несколько бокалов пива не помогли – обычно после пива засыпалось легко и вольготно. Но сегодня никак не удавалось отрешиться от подробностей визита в дом на Годлевского.

Как-то все было не так. Швед никак не мог понять, что именно не так, но чутье подсказывало: где-то что-то в нынешней истории не вяжется.

В любом случае утром придется ехать в Балаклаву и убеждать Кондора, что книги в квартире не оказалось. Поверит? Не поверит? Скользкий вопрос.

Вроде бы и вины Шведу чувствовать не с чего. Однако глодало его изнутри, настырно и неотступно, словно нашкодившего пятиклассника перед кабинетом директора школы.

В конце концов он отключился; снилось что-то тревожное и неприятное, но подробностей в памяти не осталось, только ощущение близкой беды, к счастью, не очень глубокое.

Проснулся он разбитым, нельзя сказать, что совсем уж невыспавшимся, но с явным и бесспорным недосыпом.