Роберт Сойер: Мнемоскан

Robert J. Sawyer

Mindscan

Copyright © 2005 by Robert J. Sawyer

© В. Слободян, перевод на русский язык, 2026

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2026

* * *

Мы не можем ожидать полного согласия ни по одному вопросу, касающемуся индивидуальности, однако каждый из нас вынужден давать ответы в наших сердцах и действовать исходя из наиболее правдоподобных предположений.

ДЖАРОН ЛАНЬЕ, Журнал исследований сознания

Пролог

Март 2018

В этой ссоре не было ничего особенного. Клянусь Богом, ничего. Мы с папой ругались миллион раз и прежде, но ничего ужасного не происходило. Ну да, он пару раз выгонял меня из дома, а когда я был маленьким, отсылал к себе комнату или лишал карманных денег. Но ничего подобного этому никогда не случалось. Я снова и снова прокручиваю в голове, как он преследует меня. И то, что его он не преследует, что он ничего этого не помнит, меня ничуть не утешает. Вообще не утешает.

Дед моего отца сделал состояние в пивоваренной индустрии: если вы вообще знаете что-нибудь про Канаду, то наверняка знаете «Салливан Селект» и «Олд Салли Премиум Дарк». Денег у нас всегда было как дерьма.

«Как дерьма». Так я тогда выражался; полагаю, воспоминания об этом возрождают и мой прежний лексикон. Когда я был подростком, на деньги плевать хотел. Фактически я даже соглашался с большинством канадцев, что прибыль, получаемая крупными корпорациями, неприлична и недопустима. Даже в якобы эгалитарной Канаде богатые становились богаче, а бедные – беднее, и я это ненавидел. Тогда я много всего ненавидел.

– Где ты это взял? – кричал мой отец, размахивая фальшивым удостоверением личности, которым я воспользовался, чтобы купить выпивки в местном «Макдональдсе». Он стоял на ногах; он всегда вставал, когда ругался. Отец был худощав, но, думаю, считал свой двухметровый рост устрашающим.

Мы были в его «берлоге» – речь о доме в Порт-Кредите. В Порт-Кредит вы попадаете, если после выезда из Торонто едете дальше на запад вдоль берега Онтарио, и даже тогда – когда же? кажется, в 2018-м – это всё ещё был преимущественно белый район. Богатый и белый. Окна выходили на озеро, которое в тот день было серым и неспокойным.

– Друг сделал, – ответил я, даже не взглянув на удостоверение.

– Значит, ты больше не встречаешься с этим другом. Господи Иисусе, Джейк, тебе же всего семнадцать! – Тогда, как и сейчас, покупать алкоголь в Онтарио разрешалось с девятнадцати лет; табак – с восемнадцати. Можете представить себе его возмущение.

– Ты не можешь указывать, с кем мне общаться, – ответил я, глядя в окно. Над волнами кружились чайки. Если они могут подниматься к небесам, то почему мне нельзя? Например, с помощью спиртного.

– Ещё как могу! – взревел отец. У него были длинное лицо и густая тёмная шевелюра, начинавшая седеть на висках. Если то был 2018-й, отцу было тридцать девять. – Пока ты живёшь под моей крышей, будешь делать то, что я говорю! Предъявление фальшивого удостоверения – серьёзное преступление.

– Серьёзное, если ты террорист или похититель личности, – сказал я, глядя на него через широкий стол тикового дерева. – Детей постоянно ловят на покупке выпивки, и всем плевать.

– Мне не плевать. Твоей маме не плевать! – Мама снаружи играла в теннис. Было воскресенье – единственный день, когда отец обычно не работал. И именно в этот день ему позвонили из полицейского участка. – Продолжишь выкидывать такие штуки, и…

– И что? Никогда не стану таким, как ты? Да я молюсь об этом! – Я знал, что это попало в самое яблочко. Когда отец бесился по-настоящему, у него всегда вздувался вертикальный сосуд посреди лба.

Я обожал, когда удавалось его до этого довести.

– Ты мелкая неблагодарная тварь, – сказал он дрожащим голосом.

– Хватит с меня этого дерьма, – ответил я, поворачиваясь к двери и собираясь покинуть поле боя победителем.

– Нет уж, ты меня выслушаешь! Если ты…

– Отвянь, – сказал я.

– …не прекратишь…

– Я всё равно ненавижу это место.

– …вести себя как идиот…

– И я ненавижу тебя!

Молчание. Я повернулся и увидел, как он падает в своё чёрное кожаное кресло. Когда он завершил падение, кресло повернулось на половину оборота.

– Папа! – Я быстро обежал стол и кинулся к нему. – Папа! – Никакого ответа. – О господи! Нет! Нет, нет…

Я поднял его с кресла; в моей крови было столько адреналина, что я едва ощутил его вес. Уложив его долговязое тело на деревянный пол, я кричал:

– Папа! Очнись, папа!

Я зацепил ногой корзину для бумаг со встроенным шредером, и бумажные ромбики разлетелись повсюду. Скорчившись рядом с отцом, я попытался нащупать пульс – пульс был, и он вроде бы ещё дышал. Но никак не реагировал на то, что я говорил.

– Папа! – Совершенно не зная, что делать, я легко похлопал его по щекам, и из уголка его рта показалась тонкая нить слюны.

Я быстро поднялся, обернулся к его столу, нажал кнопку громкой связи и быстро набрал 9–1–1. После этого я снова подсел к отцу.

Телефон издал три казавшихся бесконечными гудка.

– Пожарные, полиция, скорая? – спросил женский голос, казавшийся тихим и далёким.

– Скорая!

– Вы находитесь по адресу… – сказала женщина и продиктовала его. – Всё верно?

Я приподнял отцу правое веко. Слава богу – его глаз повернулся, уставившись на меня.

– Да, да, всё верно. Поторопитесь! Мой отец потерял сознание!

– Он дышит?

– Да.

– Пульс?

– Да, пульс есть, но он без сознания, и он не реагирует на мои слова.

– Скорая уже выехала, – сказала женщина. – С вами есть ещё кто-нибудь?

У меня тряслись руки.

– Нет, никого.

– Не оставляйте его.

– Я буду с ним. Господи, да что же с ним могло случиться?

Женщина-оператор проигнорировала мой вопрос.

– Помощь уже в пути.

– Папа! – сказал я. Он издал булькающий звук, но непохоже, что это был ответ. Я вытер ему слюну и немного наклонил голову, чтобы воздух проходил свободнее. – Папа, пожалуйста.

– Не паникуйте, – сказала женщина в телефоне. – Сохраняйте спокойствие.

– Господи, господи боже!..

* * *

Скорая отвезла нас в медицинский центр «Триллиум» – ближайшую больницу. Как только мы там оказались, отца переложили на каталку; его длинные ноги не помещались на ней и свисали сзади. Быстро появился доктор, посветил фонариком в глаза и постучал по колену молоточком, получив в обоих случаях обычную рефлекторную реакцию. Он несколько раз попытался заговорить с отцом, потом приказал:

– Быстро сделайте ему МРТ головы.

Санитар покатил каталку прочь. За всё это время отец не произнёс ни единого членораздельного слова, хотя иногда издавал какие-то тихие звуки.

К тому времени, как приехала мама, отца уже уложили в постель. Стандартная правительственная медстраховка гарантирует вам место в общей палате. У отца была расширенная страховка и, соответственно, отдельная палата. Разумеется.

– О господи, – повторяла мама снова и снова, закрыв лицо руками. – О, мой бедный Клифф! Мой дорогой…

Мама была одного возраста с отцом, у неё были круглое лицо и искусственно выбеленные волосы. На ней всё ещё красовался теннисный костюм – белый топ, короткая белая юбка. Она много играла в теннис и была в хорошей форме; к моему смущению, даже некоторые из моих друзей считали её привлекательной.

Вскоре к нам пришёл лечащий врач, вьетнамка лет примерно пятидесяти. На бейджике на ее груди значилось «Д-р Тхань». Не успела она открыть рот, как мама спросила:

– Что с ним? Что случилось?

Доктор Тхань была сама доброта – я всегда буду её помнить. Она взяла маму за руку и заставила сесть. А потом сама присела на корточки, так, чтобы её глаза оказались на одном уровне с мамиными.

– Миссис Салливан, – сказала она. – Мне очень жаль. Новости неутешительные.

Я стоял у мамы за спиной, положив руку ей на плечо.

– Что это? – спросила мама. – Инсульт? Господи, да Клиффу ведь всего тридцать девять. Он слишком молод для инсульта!

– Инсульт может случиться в любом возрасте, – сказала доктор Тхань. – Но, хотя технически это и правда разновидность инсульта, это не то, что вы думаете.

– Что же тогда?

– У вашего мужа врождённый порок, который мы называем АВМ – артериовенозная мальформация. Это переплетение артерий и вен без промежуточных капилляров. Обычно капилляры создают сопротивление, замедляя кровоток, а в случаях, подобных этому, сосуды имеют очень тонкие стенки и потому могут лопнуть. И когда такое происходит, кровь потоком изливается в мозг. При той форме АМВ, что имеется у вашего мужа – она называется синдромом Катеринского, – сосуды могут лопаться каскадом, один за другим, как пожарные рукава.

– Но Клифф никогда не говорил…

– Вероятно, он не знал. Это можно увидеть на МРТ, но люди обычно начинают делать МРТ только после сорока.

– Чёрт побери! – сказала мама, которая практически никогда не ругалась. – Мы же могли заплатить за обследование! У нас…

Доктор Тхань взглянула на меня, потом снова посмотрела маме в глаза.

– Миссис Салливан, поверьте, это ничего бы не изменило. Состояние вашего мужа не поддаётся коррекции. АМВ наблюдается у одного человека из тысячи, а синдром Катеринского – лишь у одного из тысячи носителей АМВ. Горькая правда состоит в том, что основной формой диагностики синдрома Катеринского является вскрытие. Вашему мужу на самом деле повезло.

Я посмотрел на отца, лежащего в постели с трубкой в носу, с иглой в руке, с отвисшей нижней челюстью.

– То есть с ним всё будет хорошо, да? – спросила мама. – Он поправится?

Голос доктора Тхань был очень печален.

– Нет, он не поправится. Когда лопаются сосуды, прилегающие к ним части мозга разрушаются потоком крови, бьющим в ткани. Он…

– Он – что? – спросила мама с явной паникой в голосе. – Он ведь не превратится в растение?! О господи, бедный Клифф! Господи Иисусе…

Я посмотрел на маму и сделал нечто такое, чего не делал уже лет пять. Я заплакал. Перед глазами всё расплылось, и точно так же поплыли мысли. Доктор продолжила давать объяснения, я слышал слова «тяжёлая олигофрения», «полная афазия» и «поместить в стационар».

Он не вернётся. Он не умирает, но уже не оживёт. И последние мои слова, зафиксированные его сознанием, были…

– Джейк. – Доктор Тхань звала меня по имени. Я протёр глаза. Она поднялась на ноги и смотрела на меня. – Джейк, сколько тебе лет?

Я уже взрослый, подумал я. Я достаточно взрослый, чтобы стать главой семьи. Я позабочусь обо всём, позабочусь о маме.

– Семнадцать.

Она кивнула.

– Тебе тоже надо сделать МРТ, Джейк.

– Что? – переспросил я; сердце внезапно заколотилось. – Зачем?

Доктор Тхань подняла тонкую бровь и сказала очень, очень тихо:

– Синдром Катеринского передаётся по наследству.

Я почувствовал, что снова поддаюсь панике.

– Вы… вы хотите сказать, что я могу кончить так же, как отец?!

– Просто пройди сканирование, – ответила она. – Катеринского у тебя запросто может не оказаться, но проверить нужно.

Я этого не перенесу, подумал я. Не перенесу превращения в овощ. Возможно, я не только подумал это; доктор Тхань улыбнулась улыбкой доброй и мудрой, словно услышала, как я говорю это вслух.

– Не волнуйтесь, – сказала она.

– «Не волнуйтесь»? – Во рту у меня было сухо, как в пустыне. – Вы сказали, что это… эта болезнь неизлечима.