Цзи Юнь: Заметки из хижины «Великое в малом»
- Название: Заметки из хижины «Великое в малом»
- Автор: Цзи Юнь
- Серия: Эксклюзивная классика (АСТ)
- Жанр: Зарубежная старинная литература, Классическая проза
- Теги: Добро и зло, Жизненные ценности, Китайская классика, Китайская литература, Нравственный выбор, Поучительные истории
- Год: 1984
Содержание книги "Заметки из хижины «Великое в малом»"
На странице можно читать онлайн книгу Заметки из хижины «Великое в малом» Цзи Юнь. Жанр книги: Зарубежная старинная литература, Классическая проза. Также вас могут заинтересовать другие книги автора, которые вы захотите прочитать онлайн без регистрации и подписок. Ниже представлена аннотация и текст издания.
Как и у Пу Сунлина, большую часть заметок Цзи Юня составляют истории о чудесах и преступлениях, лисах-оборотнях, бесах и призраках. Основная идея рассказов, проходящая через все его сборники с первой до последней страницы, – это идея добра, которое должно победить зло. Через занимательные истории автор пытается объяснить читателю-современнику, что такое хорошо, а что такое плохо. Ведь законы в мире едины и для людей, и для нечисти, которая порой оказывается более благочестивой, чем сами люди.
«Заметки из хижины “Великое в малом”» публикуются в переводе известного синолога О. Фишман с подробными примечаниями.
Онлайн читать бесплатно Заметки из хижины «Великое в малом»
Заметки из хижины «Великое в малом» - читать книгу онлайн бесплатно, автор Цзи Юнь
© Перевод, текст. О. Фишман, наследники, 2025
© Перевод, стихи. А. Левинтон, наследники, 2025
© ООО «Издательство АСТ», 2025
* * *
Сборник первый. Записи, сделанные летом в Луаньяне
Предисловие к сборнику «Записи, сделанные летом в Луаньяне»
Летом года цзи-ю правления императора под девизом Цянь-лун[1] меня послали в Луаньян проверять книги, вошедшие в императорскую библиотеку. Работа моя была завершена, и я лишь наблюдал за чиновниками, надписывавшими на обложках заглавия книг. Дни без дела тянулись долго, и я стал записывать то, что когда-либо видел и слышал, без особого порядка занося на бумагу все, что всплывало в памяти.
Чиновники, в древности собиравшие уличные толки, не принадлежали к разряду сочинителей. «Беседы на улицах и разговоры в переулках могут оказаться полезными для моральных оценок»1.
Закончив записи, я вручил их писцу, чтобы он сделал на них надпись: «Записи, сделанные летом в Луаньяне».
Часть первая
(1.)[2] Цензор Ху Му-тин1 рассказывал:
«В одной деревушке жил человек, у которого была свинья. Стоило ей увидеть старика соседа, как она приходила в ярость, начинала визжать, гналась за ним и норовила укусить; при виде других людей ничего подобного с ней не происходило.
Старик сосед сначала из себя выходил от злости. Он уже стал подумывать о том, чтобы купить эту свинью, [заколоть ее и][3] зажарить, как вдруг прозрел, все понял и сказал:
– Уж не кровный ли она враг2, о котором идет речь в буддийском каноне? Однако нет в мире такой вражды, с которой нельзя было бы покончить.
И вот за хорошую цену он выкупил свинью у соседа и отдал ее в буддийский монастырь3, чтобы она стала, как говорится, «свиньей вечной жизни».
Прошло некоторое время. Когда свинья вновь увидела старика, она прижала уши и вообще повела себя совсем иначе, чем прежде».
Как-то мне довелось видеть картину Сун Чжуна, на которой был изображен буддийский архан4, сидящий на коленопреклоненной тигрице. Надпись в стихах, сделанная неким Ли Янем из Баси, гласила:
Ты можешь, Истину познав,
С враждой и яростью бороться,
Ты можешь, тигра оседлав,
Взнуздать его, как иноходца.
Но если зверь теперь пуглив,
Узды признает власть и крепость,
Пред ликом Истины смирив
Свою природную свирепость,
Тогда меж небом и землей
Для всех, кто мыслит и страдает,
Возможны благо и покой,
Пусть только верностью одной
Живет и дышит род людской,
А страх и зависть угасают[4].
Это может кое-что объяснить в нашей истории.
(2.) У цзюйжэня1 Лю Ши-юя из Цанчжоу в кабинете завелась лиса. Среди бела дня она вступала в разговоры с людьми, кидалась в них черепицей и камнями, но на глаза не показывалась.
Был честный сановник Дун Сы-жэнь, правитель округа Пинъюань. Прослышав об этой лисе, он решил сам поехать и посмотреть, что там делается. Только начали было рассказывать ему про лису, как у карниза крыши послышался голос:
– Господин сановник любит народ и не берет взяток, поэтому я не осмелюсь швырять в него всякой дрянью. Однако народ-то вы любите из любви к своему доброму имени, а взяток не берете из страха, как бы чего не вышло. Так что и щадить вас мне тоже нет особой причины. Шли бы вы отсюда без лишних слов, а то как бы вам не попасть в трудное положение!
Дун Сы-жэнь в смущении удалился, а потом несколько дней все охал да ахал, очень был расстроен случившимся.
В доме этого Лю была служанка, здоровая глупая девка. Она единственная не боялась лисы, и одну ее лиса не трогала. Кто-то спросил лису про эту служанку.
– Хоть она и простая служанка, но по-настоящему почтительна к старшим, – ответила лиса. – Даже духи, видя это, избегают с ней встреч. А уж наша порода и подавно!
Тогда Лю приказал этой служанке поселиться в кабинете. В тот же день лиса исчезла.
(3.) Господин Ай Тан рассказывал:
«Слышал я об одном старом начетчике, который шел куда-то ночью и по дороге повстречал своего покойного друга. Начетчик был человеком честным, твердого характера и не из робких, вот он и спросил друга, куда тот держит путь.
– Я служу в Царстве мертвых, – ответил тот, – сейчас направляюсь в Наньцунь, чтобы схватить там кое-кого. Так что нам по пути.
Дальше они пошли вместе. Дошли до какой-то полуразрушенной хижины, и тут дух сказал:
– Это жилище писателя.
– Откуда вы знаете? – удивился начетчик.
– Обычно днем люди суетятся, занимаются всякими делами, иссушают свои мозги. Только во сне они ни о чем не думают, тогда их изначальная энергия чиста; все накопившиеся в памяти книги, слово за словом, в виде сияния выходят наружу через все поры тела. Вид у этого сияния неразличимо-туманный, бесформенно-хаотичный или блестящий, словно парча. У великих ученых вроде Чжэна1 и Куна2, у писателей вроде Цюя3, Суна4, Баня5 или Ма6 сияние озаряет весь небосклон, соперничает со светом луны и звезд; у тех, кто шел следом за ними, – сияние окружностью в несколько чжанов, а у тех, что за этими, – в несколько чи; постепенно сияние сходит на нет, так что у совсем посредственных это мерцающий огонек, подобный тусклому светильнику, отраженному в окне. Людям не дано видеть сияние, а духи могут. Так вот, над этой хижиной я вижу сияние высотой в семь или восемь чи, поэтому и знаю, что это – обиталище писателя.
– Я всю свою жизнь учился, – сказал начетчик. – Какое же от меня исходит сияние?
Дух долго мялся и наконец сказал:
– Вчера днем я проходил мимо вашего дома, вы как раз прилегли вздремнуть, и я увидел, как все заученные вами толкования [классиков], пятьсот-шестьсот экзаменационных эссе, семьдесят-восемьдесят классических текстов, тридцать-сорок исторических сочинений – все это слово за словом превращалось в черный дым, который устилал все помещение, и сквозь него, словно через плотные облака, пробивался ваш голос, скандирующий отдельные слова. А вот сияния – не решусь солгать – никакого и не было!
Начетчик в ярости начал браниться. Тогда дух захохотал и исчез».
(4.) Господин Ли Ю-дань из Дунгуана попал как-то в заброшенный сад в Юаньпине, принадлежавший первому министру. Там он увидел на галерее два стихотворения. Первое гласило:
А западный ветер свистит да свистит,
В окно задувает, в траве шелестит,
Двором пробежится, и буйный и шалый,
Где месяц скользит над стрехой обветшалой,
И мох озаряет в пустой немоте,
Оставивши контур окна в темноте.
Второе стихотворение было такое:
Далекие звезды мерцают, мерцают,
Как светлые точки. Вдали проплывают
На Млечном Пути облака, как ветрила,
А я засиделся, склонясь на перила,
И слушаю башню; ночным барабаном
Там пятую стражу1 пробьют горожанам.
Следы туши были бледны, а почерк, пожалуй, не был похож на то, как пишут люди.
[5. Человеку снится вещий сон.]
(6.) Цзюйжэнь Ван Чжи-сянь из Пиндина как-то сопровождал своего отца, следовавшего на новую должность в Юйлинь. Ночь они провели в заброшенном храме. Неожиданно наверху послышалось монотонное бормотание, словно кто-то читал стихи. Удивились: откуда бы тут взяться ученым? Начали прислушиваться, но голоса были приглушенными. Потом стало слышнее, словно говорившие спустились вниз, уже стали различимы отдельные слова.
Один голос сказал:
– У Тан Янь-цяня1 поэтический стиль не очень высок, но хороши строки:
На границе колосья кровавы,
Не собрать с полей урожая.
Весною вымерзнут травы;
Лишь битва гремит, не смолкая.
– А я когда-то написал такие стихи, – послышался второй голос:
Яростно над пустыней
Взвиваются клубы песка.
Слепит раскаленное солнце
Сквозь желтые облака.
– Тот, кто сам не бывал на границе, не знает такого пейзажа, – добавил он.
Первый голос ответил:
– У меня тоже были похожие строки:
В дальних горах на границе
Воздух безжалостно синий,
Трещит мороз над рекою,
Про осень напомнил иней.
Должен сказать, что они довольно верно воспроизводят картину заката солнца на границе.
И долго еще читали они друг другу стихи.
Но вот ударил монастырский колокол, и воцарилась мертвая тишина. Когда рассвело, отец с сыном пошли поглядеть: все замки покрыты пылью и заперты.
Стихи «В дальних горах на границе» они нашли потом в черновиках, оставшихся после покойного полководца Жэня. Имя полководца было Цзюй, во время мятежа племен в годы Кан-си2 он выступил в поход и погиб в бою. Узнать, кто написал стихи «Яростно над пустыней…», так и не удалось. Ясно только, что стихи эти заслуживали увековечения и были написаны соратником Жэня, а не духом какого-нибудь простого смертного.
(7.) В прибрежной деревушке к югу от Цанчжоу жил некий Люй-сы, человек без стыда и совести, способный на любые подлости. Местные жители боялись его, как дикого зверя.
Как-то вечером он с несколькими приятелями, такими же негодяями, как и он сам, отправился прогуляться за пределами деревни. Внезапно потемнело, раздался гром, поднялся ветер, полил дождь. Вдали появилась какая-то фигура, похожая на молодую женщину. В старом храме, стоявшем на берегу реки, она искала укрытия от грозы.
– А не побаловаться ли нам с ней? – предложил Люй приятелям.
Уже наступила ночь, затянутое тучами небо было черным-черно. Люй вбежал в храм и зажал женщине рот, приятели его стали сбрасывать одежды, спеша овладеть женщиной. Вдруг сверкнула молния, и при ее свете Люй увидел, что женщина – вылитая его жена. Он разжал руки, заговорил с нею, – оказалось: она! Люй пришел в ярость и хотел бросить жену в реку, но она закричала:
– Хотел обесчестить чужую, и чуть не дошло до того, что меня обесчестили, – да Небо спасло! За что же меня-то убивать?
Люй ничего не мог сказать, стал искать одежду, но в это время порывом ветра снесло его рубаху и штаны в реку. Он растерялся, не знал, что ему делать, но был он человек наглый и решил идти домой голым. А тут облака рассеялись, вышла ясная луна, вся деревня покатывалась от хохота, все расспрашивали, что случилось. Люй не мог заткнуть соседям рты и в конце концов бросился в реку.
Жена его, гостившая у своих родителей, должна была вернуться домой только через месяц с лишним, но так как дом ее родителей сгорел, ей некуда было деться, и она вернулась раньше срока. Люй об этом не знал, поэтому-то все так получилось.
Через некоторое время Люй явился к своей жене во сне и сказал ей:
– Я совершил тяжкий грех и был навсегда обречен пребывать в Нараке1. Но так как при жизни своей я был почтительным сыном, то судья Царства мертвых внес изменение в списки, и в своем следующем перерождении я должен пребывать в теле змеи. Это уже произошло. Скоро ты вновь выйдешь замуж, служи хорошенько новой свекрови. Непочтение к старшим – самое тяжкое преступление. Смотри, как бы не пришлось тебе кипеть в адском котле!
В тот день, когда жена Люя вторично вышла замуж, в углу комнаты появилась змея, которая, опустив голову, смотрела вниз, словно в глубоком раздумье. Жена вспомнила свой сон, подошла к змее, приподняла ее голову и стала расспрашивать. За дверью послышалась музыка, змея несколько раз подпрыгнула и исчезла.
[8. Лиса испытывает любовь к человеку, с которым более двадцати лет живет в супружеском согласье.]
