Наталья Сапункова: Управа на Забаву

Глава 1. Что решила голосилка

Выпускные испытания в Угорской Академии Ведовства и Волхования благополучно закончились. Забава Милонеговна, для всех дочь боярская, почти готовая обученная ведунка, могла себя поздравить – она справилась легко. Четыре года пролетели как один день. Осталось отслужить повинность сроком в год, там, куда зашлют – это важно. Почти ведунка – оно и есть почти. Вот отслужит, получит ведунский пояс – тогда и будет ведунка, даже батюшка родной станет не указ. По крайней мере, замуж насильно не выдаст, обещал.

Жребий тянуть, место службы узнавать – это сегодня. Нянька Молевна тоже хотела пойти, да Забава её отговорила. Здесь, в Угорске, нянька Забаве свою заботу не навязывала. Это дома, в Вышеграде, без толпы мамок-нянек шагу было не ступить, если только не сбежать, что Забава и делала иногда…

Ох и было крику, если замечали! Хорошо, что это всё давно позади.

День выдался хороший, яркий и солнечный. И с Данко оказалось по пути, вот и пошли вместе. Данко тоже в академии учился, и был лучшим другом Ярши, Яровида то есть, нареченного жениха Забавиной подружки Милавки, с которой они уже четвёртый год делили одну горницу. Вот и привыкли к нему они с Милавкой. Что делать, если Ярша без Данко ни шагу…

А хорошо-то было как! И всё потому, что небо такое голубое? Шла Забава по деревянной мостовой, улыбалась тому, что говорил Данко, задорно постукивала по потемневшим доскам каблучками лёгких сапожек. И парень рад был, видно, что учёбе конец. Почему-то ей казалось, что он именно этому рад. Он редко бывал веселый, Данко, серьезный он слишком. А ей нравилось, что ему сегодня радостно, может, поэтому и хотелось ему улыбаться. Вот разъедутся они скоро в разные стороны, и не увидятся больше никогда…

И тут неподалёку ударили в барабан. Звуки были неторопливые, мерные – так стучат глашатаи, собирая народ для важных известий.

– А пойдем-ка послушаем? Это рядом, на торге! – Данко протянул Забаве руку. – Вдруг что важное узнаем?

– А пойдём! – Забава руку ему подала, и они перебежали на другую сторону улицы.

Глашатаев, как обычно, было два: один колотил в барабан, другой кричал. Вокруг собрался народ, галдя и взволнованно переглядываясь.

– Слушайте, люди славного Угорска, слушайте, и не говорите, что не слышали! – старательно выводил глашатай. – Слушайте, слушайте! Верховный князь наш Брагомир, Вышеграда и Вышеградья держатель, перед богами верхними и нижними радетель и ручатель… – Забава так и замерла, услышав такое начало.

Нечасто выкрикивали в Угорске вести от вышеградского князя. Это должно быть что-то важное. Потому и люди прибывали, толкались, протискиваясь ближе. А Данко крепче сжал руку Забавы – тоже заволновался. Ему-то что?..

Сколько-то слов глашатая унёс ветер, Забава на короткое время перестала различать его речь – так иногда бывает посреди толпы. Девушка даже на цыпочки привстала, чтобы лучше слышать. Потом…

– … кто построит летучий корабль! – гаркнул глашатай. – И князю в Вышеграде его представит, и повторить постройку во всякое время сможет, получит награду: город Издолье с торгами, ловами звериными и рыбными ловлями, с наследным правом и свободой от дани князю на десять лет!

Забава ушам не поверила. Город не маленький, не бедный – за летучий корабль? В наследное владение? Зачем – корабль?..

Толпа вокруг сдержанно волновалась – ничего себе новость! А глашатай, отдышавшись, продолжал:

– И дочь княжескую в жены! Слушайте, люди славного Угорска, и не говорите, что не слышали! Верховный князь наш Брагомир…

Теперь понятней. Княжну в жёны, значит. Кто построит тот корабль, будет младшим князем, Вышеграду подвластным, и князю зятем.

– Ты слышал, Данко? – Забава повернулась к спутнику. – Дочь князя в жены тому, кто летучий корабль построит?

Парень только плечами повёл:

– Это вроде и сказали, – он о чем-то задумался, поглаживая пальцы девушки.

– Данко! Ты точно услышал? – удивилась она.

– Точно, – вздохнул он, и руку Забавы нехотя отпустил. – Дочь князя и город Издолье. Я там был проездом, хороший город. Пойдём?

– Постой, не закончили…

Глашатай между тем продолжал:

– А если летучий корабль построит человек женатый, то получит он серебра пополам с золотом того же веса, что и княжна…

Забава опять изумилась. Ещё и это!

Хотя такой корабль, конечно, диво дивное, и много где пригодиться может, и княжну за него, безусловно, не жалко. Да только…

Она ещё постояла, послушала, сама вцепилась в руку Данко – не скажут ли ещё чего? Нет, это было всё. Глашатаи местами поменялись, и второй со свежими силами весть повторил, от начала и до конца то же самое. А Данко засмеялся:

– Мне бы лучше золото с серебром. Это я найду, куда употребить. Сколько княжна весит-то, пуда три или четыре? Она ведь девка молодая, и не богатырка, как я понимаю…

– Должно быть, так, – дернула плечом Забава. – А её саму не хочешь, значит, с городом? – и она тоже рассмеялась.

– Да что я делать стану с городом и княжной? – хмыкнул Данко. – Я в княжьих делах не ведаю. И с доплатой не хочу. А вот если без княжны и без города…

– Поняла я про тебя! Ну пойдём, – махнула рукой Забава и потянула парня из толпы.

Тут же спохватилась и руку его отпустила. Нет, ходить взявшись за руки ей не след, ни с Данко, ни ещё с кем – нянька выговаривать начнёт. Это Забава забылась просто, а нельзя.

Хотя приятно было Данко за руку подержать. Вот отчего-то так! И он смешной, княжну ему не надо и города не надо, а кучу злата-серебра надо…

Впрочем, кому мешок серебра с золотом не надобен, кто бы отказался? Если бы за так, а не за летучий корабль…

Когда она руку у Данко отняла, и даже оттолкнула его слегка, он хмуриться стал. А потом вдруг спросил:

– Сколько мне нужно серебра, чтобы к тебе посвататься?

Забава даже остановилась. Посмотрела. Взгляды их встретились…

Взгляд у Данко горел, и стал словно шальной.

– Вот и приехали гости, – вздохнула она. – Не с той ноги ты сегодня встал, что ли, или приснилось чего? Не нужно мне ни серебра, ни свататься, понял? И не шути больше так. Ещё услышу про сватанье – близко не подходи! Пойдем скорее, пора ведь уже! – и побежала через улицу.

Он догнал, опять пошёл рядом…

Угорская академия ведовства и волхования размещалась на окраине, и не в новомодных белокаменных палатах, а по старинке в обширных хоромах: в десятке теремов с переходами, посреди широкого двора, за высоким забором с тесовыми воротами. Ворота эти, обычно затворённые, в этот день стояли распахнутые, и во дворе было людно.

– Забава! – Милавка издалека махала рукой, – и куда ты пропала? Сейчас за грамоткой пойдёшь? Данко! И ты тоже сейчас?..

Сама она спозаранку ушла с Яршей из общего терема – прогуляться, должно быть.

– А зачем откладывать, – пожала Забава плечами. – Сейчас и пойду. Узнаю скорее и догадками маяться не стану.

А вот Милавке самой идти к шкатулке-голосилке тянуть жребий не нужно – она сговоренная невеста Ярши, его жребий – и её жребий тоже. А Данко?..

– Я не тороплюсь, – равнодушно бросил Данко и в сторону посмотрел.

– А я уже, – довольно сообщил Ярша и помахал перед ними квадратной путеводной грамоткой. – Здесь, в городе останусь, на знахарском дворе. Младшим знахарем сначала, а там как пойдёт. Ты, Дан, сходил бы тоже, разузнал бы. Или в Вышеград хочешь?..

– Говорю же, не тороплюсь, – отмахнулся от совета Данко.

Забава понимающе пожала плечами. Данко парень, его не станут замуж выдавать, если без ведунского пояса останется. Можно и не спешить.

– Да что его уговаривать! На крайний случай домой вернётся, сапоги тачать, дело денежное! – влез в разговор проходящий мимо шустрый Вертила, однокашник Данко и Ярши.

Отец и братья Вертилы служили при князьях, в ближних дружинах, и он этим очень гордился, а уж тем, что его в волховскую академию взяли – гордился вдвойне. А зачем стал задевать Данко – кто знает. Если и хотел услышать ответ, то не дождался.

Здесь, в школе, не принято было поминать, кто каждый по рождению. Данко вот из мастеровых, сын сапожника, и крестьянских детей тоже было немало, а Милавка и Ярша – из купцов. Бояричей отчего-то было всех меньше.

– Что ж, посмотрим, что меня ждёт, – тряхнула Забава головой и решительно отправилась навстречу судьбе.

Судьба на этот раз оказалась в образе Медуницы Стояновны, старшей знахарки отделения Травознания. Она сидела посреди обшитого березовым тёсом покоя, у широкого стола-пня, тоже березового, перед старинной резной шкатулкой-голосилкой, а рядом на столе чернильный прибор стоял и лежал список тех, кто назначение уже получил. Чуть в стороне в креслице на мягких подушках расположилась Радуна Военеговна, старшая волхва и начальница школы, известная всему Вышеградью чародейка – высокая, худая и совершенно седая, в широком платье из небеленого льна и такой же душегрее. Красивая, но не как девка, мимо которой мужской взгляд не скользнёт, а по-другому, странно, устрашающе чуть ли не до оторопи. К Забаве, впрочем, волхва относилась хорошо, но сегодня что-то глядела недовольно…

Забава, как полагается, поклонилась.

– Здравия вам, сударыни, боги храни вас…

– И тебе тоже, дочь боярская, – Медуница Стояновна приветливо улыбнулась и вписала имя в список.

Ну как вписала – пёрышко самописное в чернила макнула и к бумаге поднесла, и оно само всё начертало, ровно и красиво, и быстро, на два вдоха.

Самописное перо – это первая, считай, чудка*, которую Забава увидела, приехав в академию. Такими перьями больше наставники пользовались, но и некоторые слушники* тоже. Стоили чудки дорого. У Забавы тоже было такое перо, Данко подарил…

Медуница Стояновна открыла шкатулку:

– Ну, тащи своё. Помоги тебе боги.

Забава уже и руку протянула…

– Постой, боярская дочь, не спеши, – резко сказала старшая волхва, как каркнула, и рука Забавы замерла на полпути. – Ты подумай. А надо ли оно тебе?

– Что надо ли, сударыня?

– Да вот это. Заботы лишние, трудности. Тебе зачем? Порадуй отца, вернись домой. Он для тебя ничего не жалел, вот и верни долги. Женскую долю прими, замуж выйди…

Вот ведь, напасть где не ждали! Волхве-то угорской чего за Забавину женскую долю переживать?

– Всё для меня решено, сударыня Радуна Военеговна. От своего не отступлюсь, – уверенно заявила Забава.

Волхва смотрела остро, внимательно, с небрежной улыбкой, будто видела всю девицу насквозь и все её мысли.

– Ну делай что хотела, боярская дочь. Помни, что легко не будет. Отказываться сейчас надо, не потом…

– Не подведу, сударыня, – Забава снова повернулась к столу, поскорее запустила руку в заветную шкатулку.

Достала монетку медную, зажала в кулаке. Медуница Стояновна одобрительно кивнула и похлопала рукой по шкатулке-голосилке.

– Выпья Топь, младшая ведунья, – пронзительно проверещала шкатулка.

– Хорошее назначение, – закивала знахарка, – старшая там есть, поможет, поддержит. И Яга там своя… в дне пути…

– Да всё есть, что ни пожелай, – хмыкнула волхва. – Слушай меня, боярская дочь. Ведунка ты хороша, хоть и молодая-зелёная. Своё понимай, лишнего на себя не бери, по ночам дома спи. Так и продержишься… до пояса. А замуж можно и с поясом, батюшка простит, да и муж попрекать не станет.

– Спасибо, сударыня, за добрые советы, – поклонилась Забава.

Самописное пёрышко тем временем писало на квадратном кусочке пергамента путеводную грамотку Забаве, о назначении младшей ведункой в Выпью Топь. Печать Медуница сама приложила, аккуратно, красной краской. Такое написанное-припечатанное не горело, не тонуло, и не вырубалось, хоть бы и топором.

Волхва Забаве кивнула и рукой махнула – дескать, ступай.