Сьюзан Деннард: Ведовской дар. Колдун ветра

Дженифер и Дэвиду

Copyright © 2016 by Susan Dennard

© ООО «РОСМЭН», 2026

Прежде

Кровь на полу.

Она постепенно собирается в лужицу, на поверхности которой пляшет лунный луч. Корабль, подчиняясь мягкой зыби, делает легкий крен, и кровь медленным ручейком ползет в другую сторону.

Принц выпускает меч и отступает на два шага назад, его сердце колотится о ребра. Прежде ему не приходилось лишать жизни другого человека. И теперь он пытается понять, изменит ли это его навсегда.

Лезвие меча застряло в дереве и остается там, даже когда мужчина напротив пытается встать. При каждом его движении дыра в животе становится больше. Внутренности поблескивают в полумраке ночи, как серебряные монеты.

– Кто ты? – хрипло спрашивает принц.

Первые слова, что он произнес с того момента, как проснулся и увидел тень в каюте. Благодарение Нодену, над его кроватью висели мечи отца, готовые отразить любую вражескую атаку.

– Она… ждет тебя, – отвечает неудавшийся убийца.

Он снова пытается встать и тянется к эфесу окровавленной левой рукой.

Принц рассеянно отмечает про себя – на руке не хватает мизинца, но в голове теперь вертится слово «она». Есть только одна «она», способная на такое. Только она желает смерти принцу, в чем уже не раз признавалась.

Принц разворачивается, он готов поднять тревогу, но вдруг слышит мужской смех. Хриплый звук, короткий, но такой многозначительный.

Такой весомый.

Принц поворачивается и смотрит назад. Рука убийцы соскальзывает с меча. Мужчина откидывается на деревянную переборку, теряя еще больше крови, и при этом продолжает смеяться. Правой рукой достает что-то из кармана. Небольшой глиняный сосуд оказывается на свободе. Он катится по доскам через лужицу крови, пачкается, оставляет за собой длинный алый след.

Потом убийца издает последний смешок и шепчет:

– Огонь!

* * *

Принц сидит на голом утесе и смотрит, как горит его корабль.

Пламя морского огня ревет, черный пепел оседает на волнах и становится невидимым. Можно различить только белые вспышки в самом его сердце.

Гул пожара заглушает все вокруг. Громко трещит просмоленное дерево, которое видело больше бурь и сражений, чем принц за всю свою жизнь.

Он должен был погибнуть. Его кожа обуглилась до черноты, волосы сгорели, а легкие иссохли.

Он сам не понимает, как ему удалось выжить. Как ему удалось сдерживать морской огонь достаточно долго, чтобы команда успела покинуть корабль. Скорее всего, он умрет. Он уже едва держится на ногах.

Его команда наблюдает за происходящим с берега. Кто-то рыдает, кто-то сыплет проклятиями. Кто-то уже обшаривает песок и волны, надеясь спасти хоть что-то. Но большинство просто смотрит на принца.

Они не знают, что на корабль проник убийца. Они не знают, что она ждет известий о его смерти.

Принцесса Нубревнии. Вивия Нихар.

Она снова постарается убить его, если поймет, что эта попытка не удалась. И тогда его люди, его команда окажутся под угрозой. Поэтому он соскальзывает с утеса и погружается в волны. Никто никогда не должен узнать, что он еще жив. Пусть все считают его мертвым. И Вивия тоже.

Пожертвовать одним ради спасения многих.

Темнота окутывает его. Наконец глаза закрываются, и он вспоминает слова своей тети: «Тем, кто возвысился, приходится падать дольше».

«Так и есть, – думает он, – и я тому доказательство».

Мерик Нихар, принц Нубревнии, погружается в черный беспробудный сон.

Глава 1

В том, чтобы быть мертвецом, есть свои преимущества.

Мерик Нихар, принц Нубревнии и бывший адмирал нубревнийского флота, даже жалел, что раньше не подумал о том, чтобы умереть. В качестве трупа он успел бы сделать гораздо больше.

Как, например, сейчас. Он пришел на Судную площадь в самом центре Ловатса не просто так. Причина крылась в низенькой пристройке, являющейся продолжением тюрьмы. Там хранили архивы. Когда-то в этой тюрьме сидел один заключенный, и теперь принцу была нужна информация о нем. Заключенный без мизинца на левой руке, отныне навеки заточенный в подводном аду Нодена.

Мерик надвинул капюшон плаща на глаза. Конечно, его лицо и так было едва узнаваемым из-за ожогов, и волосы только-только начали отрастать, но он предпочитал держаться в тени из соображений безопасности. Особенно здесь, в хаосе Судной площади. Или площади Дуба, как ее иногда называли, в честь огромного дерева, растущего в центре.

Его ствол, толщиной с дом и такой же высокий, был покрыт трещинами, а ветви не знали зеленых листьев уже несколько десятилетий.

«Это дерево, – думал Мерик, разглядывая самую длинную его ветку, – выглядит так, будто скоро присоединится ко мне в мире мертвых».

Весь день по площади сновали толпы, движимые любопытством. Кого выставят в позорных кандалах? Кого прикуют без крошки еды и без надежды на отмену казни под палящим солнцем? Кто почувствует, как веревка затягивается все туже, пока дело не закончится холодным поцелуем священных миксин Нодена?

Были в толпе и отчаявшиеся. Целые семьи приходили, чтобы умолять солдат пощадить их близких, а бездомные выпрашивали еду, кров или хотя бы сочувствие.

Но в эти дни мало кто был способен на милосердие или жалость. Даже Мерик Нихар.

Он уже сделал все, что мог, – отдал все, что мог, ради торгового соглашения с поместьем Гасстрель в Карторре. Он почти договорился с марстокийцами – вот только смерть пришла раньше.

Теперь путь Мерику преградила семья. Женщина и два мальчика, они кричали каждому, кто проходил мимо:

– Быть голодными – не преступление! Освободите нас и накормите!

Старший мальчик, высокий и тощий, бросился к Мерику:

– Быть голодными – не преступление! – Он приблизился вплотную. – Освободите нас и накормите…

Мерик обошел мальчика, потом свернул влево, мимо его брата, и, наконец, миновал мать. Она кричала громче всех, волосы женщины выгорели на солнце, а лицо исказила ярость.

Мерику было хорошо знакомо это чувство – именно ярость постоянно гнала его вперед. Даже теперь, когда боль пронзала тело насквозь, а волдыри от ожогов на груди приходилось вскрывать ложкой.

Люди вокруг подхватили:

– Быть голодными – не преступление! Освободите нас и накормите!

Мерик заметил, что шагает быстрее, подчиняясь ритму скандировавшей толпы. Как же мало людей в Ведовских Землях обладает ведовским даром! Большинство выживало по прихоти природы – или прихоти колдунов, – а чаще благодаря собственному упорству.

Мерик добрался до виселицы у подножия дуба. Шесть веревок свисали с самой толстой ветки, словно шесть хрупких лиан под жаркими лучами солнца. Парень начал огибать высокий помост, и тут ему на глаза попалась долговязая фигура, кто-то светловолосый и очень неловкий.

Каллен. Осознание пронзило сердце Мерика, высасывая воздух из легких, прежде чем его мозг успел шепнуть: «Это не может быть Каллен. Только не Каллен».

Ведь Каллен распался в Лейне две недели назад. Он умер и больше не вернется. Не задумываясь, Мерик сжал кулак и со всей силы стукнул по ступеньке внизу виселицы. В костяшках вспыхнула боль, острая и отрезвляющая. Настоящая.

Он снова ударил. На этот раз сильнее, удивляясь, почему его не замутило от боли. Мерик сделал подношение духу Каллена, продал последнюю золотую пуговицу от адмиральского мундира и отнес деньги в храм. Он молился о том, чтобы священные миксины Нодена позволили его повязанному брату миновать последний шельф как можно быстрее.

После этого ему должно было стать легче. Подношение должно было облегчить боль утраты.

Наконец высокая фигура исчезла, а кровоточащие костяшки Мерика по-настоящему разболелись. Парень двинулся дальше, натянув капюшон еще больше и выставив локти. Раз уж Сафия фон Гасстрель смогла добраться до той пристани в Лейне, хотя на ее пути стояли марстокийцы и распадающиеся, раз уж она преодолела все это ради чужих ей людей, ради торгового соглашения для Нубревнии, значит, и он сможет завершить то, ради чего сюда пришел.

Мерик тут же мысленно отругал себя: нельзя поддаваться воспоминаниям. У него хорошо получалось не думать о Сафи после взрыва. После того, как старый мир окончательно рухнул и Мерик оказался в новом. Не потому, что он не хотел думать о Сафи. Да защитит его Ноден, но одно воспоминание о том мгновении, когда они оба…

Нет, нет… Мерик решил не останавливаться на прошлом. Нет смысла вспоминать вкус губ Сафи – не сейчас, когда его собственные губы разбиты. Не сейчас, когда его тело почти уничтожено и он выглядит настолько жалко.

К тому же мертвеца не должны волновать подобные вещи.

Мерик ринулся вперед, пробиваясь сквозь волны пота и страха. Сквозь прилив человеческих тел и эмоций. Сквозь бурю, где нет ни секунды покоя. Каждый случайный толчок по плечу или руке вызывал боль, пронизывающую тело насквозь.

Он подошел к несчастным, закованным в кандалы. Пятьдесят заключенных сидели под палящим солнцем на голых камнях. Рядом стояли стражники, которые не обращали внимания на толпящихся вокруг людей.

Те умоляли дать воды их сыновьям. Перевести в тень их жен. Отпустить их отцов. Но двое солдат, которые не выходили за ограду, чтобы их не снесла толпа, игнорировали и вечно голодных жителей Ловатса, и заключенных, которых должны были охранять.

Им было откровенно скучно, настолько, что они начали играть в карты, чтобы скоротать время. У одного из солдат на плече была повязана лента синего цвета – знак траура по умершему принцу. У второго лента развязалась и валялась рядом.

При виде небрежно брошенного клочка ткани в груди Мерика стал скапливаться свежий яростный ветер. Он все отдал ради Нубревнии, а заслужил только это: формальное проявление скорби. Показуху вроде венков и траурных лент, что попадались кое-где в городе и лишь подчеркивали, как мало было всем дела до смерти принца.

Вивия постаралась.

Благодарение Нодену, Мерик наконец-то добрался до места, а то он уже с трудом сдерживал яростный ветер в груди и мог взорваться в любой момент.

Толпа оттеснила его к оранжевым стенам, заляпанным птичьим пометом, и Мерик направился к двери на южной стороне. Всегда запертой, но не неприступной.

– Открывайте! – прорычал Мерик.

Он начал колотить в дверь, но без результата. Только костяшки пальцев заныли сильнее.

– Я знаю, что вы там!

Ответа не последовало. По крайней мере, Мерик ничего не услышал, но это было неважно. Он позволил теплу в теле возрасти. Усилиться. Снова постучал, чувствуя, как ветер закручивается вокруг него.

– Быстрее! Здесь такое творится!

Задвижка заскрипела. Дверь отворилась… И Мерик вошел. С силой, с напором, с ветром.

У солдата по ту сторону двери не было ни единого шанса. Он упал назад, и вся пристройка дрогнула от удара его тела о землю. Не успел он подняться, как Мерик захлопнул дверь. Принц набросился на мужчину, и ветер помогал ему. Вокруг поднялся вихрь из бумаг.

Мерик слишком давно не выпускал ведовской ветер наружу. В его груди разгоралась ярость, что частенько в последние дни заполняла желудок вместо еды. Потоки клубились вокруг в такт его дыханию.

Солдат – средних лет, с обветренной кожей – остался лежать на земле, защищая лицо руками. Очевидно, он рассудил, что сдаться в плен будет самым безопасным решением.

Жаль. Мерик был бы рад хорошей драке. Вместо этого он заставил себя обыскать пристройку. Он использовал и ветер, посылая его вперед. Если поток встретит препятствие, это станет подсказкой, где искать других солдат. Но, похоже, никто не прятался в темных углах. Власти сочли крепкую дверь достаточной защитой для тюрьмы.