Белая линия ночи (страница 2)
Он начал читать очень рано. В четыре с половиной года он без ошибок справлялся с предложением из десяти слов, а уже через год мог за три минуты прочесть страницу из двадцати восьми строк, содержавшую в общей сложности не менее двухсот слов. С каждым годом скорость чтения росла поразительными темпами, точно какая-то неизвестная сила толкала его читать с каждым разом все больше. Отец полагал, что эта страсть стала формироваться уже тогда, когда мальчик только научился сидеть. Он вспоминал, как усаживал малыша к себе на колени и читал ему вслух книжки с картинками, отпечатанные в его типографии; будущий Цензор пускал слюни на страницы, разглядывая иллюстрации и буквы, пока отец водил детскими пальчиками по строчкам. Справедливости ради стоит отметить, что энтузиазма отца хватило ненадолго, и очень скоро их и без того нерегулярные занятия совместным чтением прекратились вовсе.
Так или иначе, родители не могли не заметить особенную любовь сына к книгам и поначалу всячески ее поощряли. Мать покупала для него книжки из серии «Зеленая библиотечка», а дядя, брат отца, дарил старые выпуски журналов «Басем», «Маджид», «Микки» и «Дональд Дак». Получив подарок, мальчик тут же принимался за чтение, а после делился впечатлениями с матерью. Со временем его увлечение приобрело более серьезный характер. Обложившись журналами и книгами, он проводил в полной тишине по шесть часов подряд каждый день, и, едва закончив, тут же бежал к родителям, чтобы пересказать прочитанное и засыпать их вопросами. Поток его речи не иссякал ни за просмотром телевизора, ни за ужином, ни в ванной, ни в кровати. Он не умолкал даже лежа в постели, так что мать, когда укладывала его, порой засыпала первой. Иной раз он мог подняться среди ночи только для того, чтобы поделиться с родителями очередной причудливой историей из прочитанного, а затем как ни в чем не бывало возвращался в кровать.
Поначалу такое поведение казалось родителям забавным и милым, но постепенно они начали изрядно уставать. Спустя некоторое время стало понятно, что сына занимает не только детская литература. Мальчик читал абсолютно все, что попадалось ему на глаза: газеты, поваренные книги, инструкции к лекарствам, чеки из магазинов, банковские выписки, телефонные счета… Даже в минуты игр он невольно искал глазами, где бы прочитать хоть словечко. Он не мог оставить без внимания ни одной страницы, ни одного слова, будто бы поклялся прочесть каждую букву, которая попадется ему на глаза. В то время как другие дети его возраста рыдали над потерянной или сломанной игрушкой, он выходил из себя, если служанка выбрасывала газету, которую он еще не успел дочитать. Каждое печатное слово было для него настоящим чудом и порождало вопрос за вопросом.
Однажды перед сном он спросил у матери:
– Если бы слова исчезли, мы бы тогда не смогли общаться?
Мать, не готовая к такому вопросу, очень удивилась, но, к счастью, быстро нашла выход из положения:
– Не бойся. Никуда твои слова не исчезнут.
Но мальчик и не думал допытываться – новые вопросы рождались в его голове один за другим, не дожидаясь ответов.
Родители, хотя и имели неплохое образование, не всегда могли удовлетворить его неиссякаемое любопытство. Их беспокойство по поводу странного поведения малыша со временем только усиливалось, однако они никогда не делились друг с другом своими опасениями.
Как-то раз мальчик, заметив на экране отцовского телефона входящее сообщение, не удержался и прочитал его. «Кто это пишет папе такие нежности?» – подумал он про себя. Вечером того же дня он рассказал об этом матери, и та незамедлительно провела собственное расследование, которое закончилось большим скандалом. Отец был вне себя от злости на мальчика, но вместо того, чтобы тратить силы на эмоции, решил раз и навсегда положить конец болезненному увлечению сына.
Через несколько дней у них состоялся серьезный разговор.
– Послушай, сынок, – спокойным тоном сказал отец. – Надо бы тебе потихоньку завязывать с книжками. Будешь много читать – будешь много болеть. Прежде всего, конечно, пострадает спина…
Отец подошел к мальчику вплотную и больно ткнул его двумя пальцами – указательным и средним – между лопаток.
– Если не сбавишь обороты, боль со временем будет только усиливаться.
В попытке обрисовать страшные последствия избыточного чтения отец не гнушался никаких, даже самых грубых аргументов. Мальчик, казалось, верил ему, но не мог ничего с собой поделать. Страсть была сильнее него. Он думал, что если непреодолимое желание прикасаться к страницам и смаковать слова и вправду болезнь, то не так уж она и страшна. Между тем отец пытался переключить внимание сына на спорт, видеоигры, кино и мультфильмы и даже предлагал ему самому выбрать себе награду за отказ от чтения. Но мальчику ничего не было нужно, лишь бы дали почитать.
Бесконечные уговоры, предупреждения и ультиматумы отца закончились в тот день, когда он своими глазами увидел, как сын жадно читает разбросанные перед домом рекламные проспекты и листовки. Присущее отцу самообладание на этот раз оставило его. В неистовой ярости он запретил мальчику читать вообще что бы то ни было вне школьной программы, выбросил из дома все книги, отменил все газетные подписки и спрятал подальше все, что могло содержать хоть сколько-нибудь внушительное количество слов.
Дом перешел в режим повышенной боевой готовности. Отец упорно предлагал мальчику отвлечься на просмотр телевизора или поиграть во что-нибудь вроде мяча или машинок.
– Кончай болтаться без дела! – твердил он сыну.
Исхитриться тут было трудно. Мальчику оставались лишь списки ингредиентов на упаковках продуктов питания, предупреждения о мерах предосторожности на электроприборах, ярлычки на одежде – словом, любой клочок бумаги, на котором можно было бы прочесть хоть что-нибудь, пусть и лишенное всякого смысла. Маленький Цензор не мог довольствоваться этими жалкими крохами. У него начались истерики, во время которых он ломал предметы и переворачивал дом вверх дном в надежде отыскать что-нибудь из спрятанного отцом. Так началось его помешательство на чтении.
Мать стала тайком приносить ему детские журналы и уводить его из дома на несколько часов, чтобы он мог вдоволь насладиться чтением, не боясь попасться отцу на глаза. Отец порой догадывался, чем они занимаются вне дома, но шли недели, за ними месяцы, и сил на борьбу оставалось все меньше. В зависимости от настроения он мог промолчать, а мог не сдержаться, и тогда между родителями вспыхивала ссора. В конце концов стороны пришли к своего рода перемирию на том условии, что отец перестанет терроризировать мальчика и за хорошее поведение будет поощрять его книгами, а за плохое – налагать на чтение краткосрочный запрет, например на сутки.
Спустя некоторое время после инцидента с телефонным сообщением мать родила девочку. Маленький Цензор окончил начальную школу, за ней среднюю. Книжные чары постепенно спадали. В старшей школе он стал относиться к чтению все более избирательно, и наконец его безумный энтузиазм сошел на нет: он стал осознавать, что книги бывают как интересные, так и скучные.
Неожиданно – от сердечного приступа – скончался отец. Конечно, мальчик скорбел, тем более что в последние годы отец показывал себя весьма достойным человеком. Вместе с тем он невольно почувствовал большое облегчение. Пока в доме шли прощальные ритуалы, он каждые десять минут забегал в свою комнату, чтобы проглотить пару страниц какой-нибудь книги, а потом возвращался принимать соболезнующих.
Теперь читатель без труда поймет, почему Цензор оказался именно там – за тем столом, в той продолговатой комнате, в том самом здании, готовом вот-вот обрушиться. Будучи достаточно способным и успевающим студентом, он мог найти работу, которая обеспечила бы ему куда более светлое будущее, однако Управление по делам печати было для него лучшим выбором из возможных.
По правде говоря, в профессиональном отношении Цензор не особенно опережал других сотрудников Отдела цензуры. Все семь его коллег были такими же проницательными читателями, как и он сам, так же безошибочно улавливали в текстах двойное дно и с такой же быстротой считывали тончайшие критические аллюзии. Пожалуй, его можно было бы считать довольно непримечательным работником, если бы не одна важная деталь: в то время как другие сотрудники после рабочего дня были не в силах прочесть ни буквы, Цензор возвращался домой и проводил за книгой весь вечер вплоть до отхода ко сну.
В первый день рабочей недели Начальник выдавал каждому сотруднику Отдела цензуры стопку книг – обычно не больше пяти. Сотрудники, в свою очередь, предоставляли ему отчеты о книгах, прочитанных на прошлой неделе. Работа Отдела заключалась в том, чтобы оценивать всю поступавшую литературу на соответствие государственным стандартам и решать, что можно допускать к печати, а что нельзя. Таким образом, сотрудники Отдела трудились на благо сохранения традиционных ценностей, воспитания молодого поколения и поддержания дружественных отношений с соседними государствами.
Первое время в должности Цензору не давала покоя мысль: что, если он по какой-то причине пропустит в печать книгу, содержащую запретное слово или нехорошую идею? Что, если одна такая ошибка обессмыслит весь его кропотливый труд? Однако довольно скоро он познакомился с внутренней кухней подразделения и узнал, что в Отделе принято обращаться друг к другу за помощью и решать все спорные вопросы совместными усилиями. Если же мнения сотрудников разделялись, в дело вступал куда более опытный Начальник. Как утверждал сам Начальник, ему достаточно одной страницы, чтобы определить, будет ли в книге что-нибудь предосудительное или нет. Коллеги говорили, что он и впрямь обладал хорошим чутьем и, можно сказать, видел книги, точно людей, насквозь.
Время от времени Начальник любил предаваться воспоминаниям. По его словам, много лет назад, когда он только пришел на работу, в Отделе царил страшный кадровый голод.
– Чтение – это большой труд, не стоит его недооценивать, – говорил Начальник. – Мы проводим над книгой день за днем как минимум по шесть часов в сутки, не поднимая головы, и все листаем да листаем эти бесконечные страницы – белые, желтые, пыльные, изъеденные насекомыми… Согласитесь, довольно-таки суровая профессия.
Действительно, для такой работы нужно было обладать особыми свойствами характера. Далеко не каждый человек может сесть и залпом прочитать хотя бы десять страниц. Начальник знал случаи, когда люди увольнялись из Отдела уже после первого рабочего дня. Бывало так, что он оставался единственным сотрудником в Отделе. Тогда ему приходилось проводить в обществе книг все свободное время: и дома, и на пляже, и на рынке, и даже в отпуске.
Поначалу Цензор расправлялся с выделенной ему на неделю порцией из пяти книг за два-три дня, но очень скоро понял, что такой темп работы отнимает у него время на чтение для души, и перестал сдавать книги раньше срока, чтобы Начальник не смог выдать ему новых. Конечно, ему доводилось работать и с довольно любопытными вещами, однако чаще всего он имел дело с чем-нибудь вроде «Гальванических цепей в солнечных батареях» и «Развития сельского хозяйства в странах Южной Америки». Сотрудникам не запрещалось меняться книгами, но с такими унылыми и непривлекательными опусами, разумеется, каждому приходилось работать самому.
Из-за давящего чувства ответственности атмосфера в Отделе была весьма напряженной: судьба книги зависела от настроения того, кто ее читает, ведь именно в его власти было и казнить, и миловать. Случалось так, что в процессе написания отчета по очередной книге кто-нибудь из сотрудников ни с того ни с сего начинал громко плакать, не в силах толком объяснить причину своих слез, хотя причина эта была очевидна: подписывать смертный приговор полюбившейся книге было невыносимо больно. Доходило до того, что на этой почве сотрудник мог на определенное время выйти из строя, и тогда коллегам приходилось его подменять. Пожалуй, в каком-то смысле Начальник был прав: труд цензоров и впрямь можно было назвать суровым.
