Барбара Кингсолвер: Бесприютные

Barbara Kingsolver

UNSHELTERED

Печатается с разрешения Frances Goldin Literary Agency, Inc. и Synopsis Literary Agency.

© Barbara Kingsolver, 2018

© Перевод. И. Доронина, 2022

© Издание на русском языке AST Publishers, 2025

* * *

Посвящается Лили Хопп Кингсолвер

А за последним «нет» приходит «да»,
И мир висит на этом волоске…^[1]

1. Ветхий дом

– Проще всего было бы снести его, – сказал мужчина. – Этот дом – рухлядь.

Его вердикт ударил ей в уши внезапным приливом крови, словно рев толпы предков с камнями в руках, собравшихся, чтобы противостоять судебному исполнителю, явившемуся их выселять. Но этот человек не являлся судебным исполнителем, он был подрядчиком. Уилла сама вызвала его и могла отказаться от его услуг. Пока она успокаивалась, он стоял и смотрел на ее развалину, испытывая, как ей показалось, удовлетворение от поставленного им диагноза. Потом, подбирая слова, произнесла:

– Это не живое существо. Вы не можете просто констатировать его смерть. Ведь все конструкции, вышедшие из строя, легко заменить. Я права?

– Да. Просто я говорю, что в данном случае конструкция, требующая замены, – это весь дом. Мне жаль. У него нет фундамента.

Снова рев в ушах. Уилла уставилась на его черный комбинезон с прилипшей к нему паутиной, которую он собрал, ползая на чердаке. Его фамилия была Петрофаччо. Пит.

– Как же у такого старого дома может не быть фундамента?

– Не у всего дома. Видите, где сделали пристройку? Эти стены ни на что существенное не опираются. А пристройка означает кухню, ванные комнаты, то, что необходимо для нормально функционирующего дома.

«Означает, – подумала она, – неправильное слово, нужно – включает».

Один из соседских парней выскользнул из задней двери. Метнув взгляд на Уиллу, он сразу отвел его, припустил через лабиринт между машинами, заполонившими их двор, и вышел на улицу. Они с братом чинили автомобили преимущественно по ночам, орудуя инструментами в свете переносных ламп. Их тихие подшучивания друг над другом и порой срывавшиеся с языка испанские ругательства, выражавшие то расстройство, то ликование, вплывали через окна в спальню Уиллы, как ночная музыка нового для нее города. Она ничего не имела против этого кладбища автомобилей, этих симпатичных парней и их друзей, которые, все поголовно, носили спортивные шорты и пластмассовые банные тапочки, будто жизнь начиналась в раздевалке. Неправильным казалось то, что ее дому вынесен смертный приговор, в то время как их дом, с прогнувшейся линией крыши и виниловым сайдингом, покрытым облупившимися белыми чешуйками, стоял прочно. Дом Уиллы был кирпичным. Никакой соломы или хвороста, ничего такого, что мог унести порыв ветра.

Молчание затянулось. Мистер Петрофаччо разглядывал два гигантских дерева, отбрасывавшие тень на весь двор и еще полквартала. Уилла восхищалась этой парой колоссов, росших перед кухонным окном, и считала, что они такие же старые, как сам дом, но и для них не видела лучшей жизненной перспективы.

– Ума не приложу, кому подобное могло взбрести в голову, – наконец произнес мистер Петрофаччо, – сделать пристройку без фундамента. Ни один уважающий себя подрядчик не согласился бы на это.

Теперь, присмотревшись, Уилла заметила, что пристройка действительно покоилась непосредственно на земле: нижние ряды кирпичей разболтались и заваливались в разные стороны. Кровля проржавевшей жестяной крыши свисала с третьего этажа, а двухэтажная пристройка была прилеплена сзади на скорую руку, явно в спешке. Две высокие печные трубы наклонились в противоположные стороны. По кирпичным стенам зигзагообразными молниями тянулись трещины. Как же она раньше этого не видела? Именно Уилла была в семье тем человеком, кто бдительно стоял на страже всего – касалось ли это медицинских осмотров или поздних телефонных звонков, она всегда готовилась к худшему, чтобы жизнь не застала их врасплох. Но сегодня утром Уилла ждала подрядчика без дурных предчувствий. Вероятно, полагая, что ее семья уже исчерпала лимит несчастий.

– Я не могу нанять вас, чтобы снести мой дом и построить новый. – Уилла запустила пальцы в волосы на висках и почувствовала себя неловко. Это была нервозная привычка, от которой она пыталась избавиться уже лет двадцать, с тех пор как дети сказали ей, что в такие моменты она похожа на «Крик»^[2]. Уилла сжала кулаки и засунула их в карманы шортов защитного цвета. – Мы надеялись отремонтировать его, продать и купить что-нибудь поближе к Филадельфии. Нам такой большой дом ни к чему. Никому не нужно столько места.

Моральную сторону вопроса мистер Петрофаччо комментировать не стал.

– Вот вы говорите, что прежде, чем выставлять на продажу, его нужно отремонтировать. А я заметила, что около каждого четвертого дома в этом городе стоит табличка «Продается». Вы хотите сказать, что все они находятся в лучшем состоянии, чем мой?

– Двадцать процентов – это по самым оптимистичным оценкам. По реальным – десять.

– И они продаются?

– Нет.

– Тогда это еще один аргумент в пользу того, что сносить дом не надо. – Сказав это, Уилла осознала, что ее логику неопровержимой не назовешь. – Ладно, главное – мы здесь живем. Сейчас с нами недееспособный отец моего мужа. И наша дочь.

– А еще ребенок на подходе, я прав? Я видел детские вещи – кроватку и прочее, когда осматривал трещины в трубах на третьем этаже.

У нее приоткрылся рот.

– Простите, – произнес он, – мне пришлось протиснуться за кроватку, чтобы осмотреть трубы. Вы говорили, что вам не нужен такой большой дом, поэтому я немного удивился. Похоже, у вас большая семья.

Уилла промолчала. Пит достал из кармана носовой платок, промокнул лицо, высморкался и сунул платок обратно. Вероятно, ему было жарко в своем комбинезоне.

– Это же счастливое событие, мэм, рождение ребенка.

– Спасибо. Это ребенок моего сына, только что родившийся. В эти выходные мы едем в Бостон, посмотреть на новорожденного, кроватка – подарок.

Пит кивнул.

– При всем моем уважении, мэм, обычно люди осматривают дом прежде, чем купить его.

– Мы его не покупали! Он достался нам в наследство. Мы жили в Виргинии и после смерти моей тети размышляли, что делать со старым домом в Нью-Джерси, когда муж неожиданно получил предложение работы из Чансела – всего в получасе езды отсюда. Неправдоподобное везение, правда?

– Ваш муж – профессор в местном колледже? – Ноздри Пита затрепетали, учуяв деньги, в соответствии с расхожим заблуждением, будто у ученых они водятся.

– У него там годовой контракт, который, возможно, не будет возобновлен, – пояснила она из предосторожности. – Моя тетя недолго сдавала этот дом. До того как попала в больницу в Оушен-сити.

– Сочувствую вашей утрате.

– Уже год прошел, все в порядке. Они с моей мамой умерли с разницей во времени в одну неделю, какая-то редкая разновидность рака, они были близняшками. Семьдесят девять лет.

– Ничего себе. То есть я хотел сказать – печально, но история – прямо как из какого-нибудь журнала. Вроде той белиберды, что там печатают и в которую никто не верит.

Уилла грустно усмехнулась:

– Я – журнальный редактор.

– Да ну? В таком журнале, как «Ньюсуик» или «Нэшнл джиогрэфик»?

– Да, что-то в этом роде. Глянцевый, со множеством наград. Только мой разорился.

– Представляю, как вам было обидно!

– Простите, что держу вас здесь. Могу я вам предложить чаю со льдом?

– Нет, спасибо. Мне нужно ехать проверять ущерб от термитов в Элмере.

– Понимаю.

Несмотря на желание поскорее забыть все, что он ей сказал, Уилла заинтересовалась его акцентом. До переезда сюда она ужасалась, когда слышала какого-нибудь нью-джерсийца, который идет в «маагаазин» или занимается «спуортом», но южноджерсийская речь оказалась полной лингвистических сюрпризов. Этот Пит представлял собой доморощенный экземпляр, помесь филадельфийского проходимца, растягивающего гласные, с пенсильванским амишем^[3] или кем-то в этом роде. Уилла заметила, что он внимательно разглядывает гараж, находившийся на границе участков: два этажа, окна со старинными стеклами, густой покров английского плюща.

– Думаете, строение относится к нашему дому? – спросила она. – По документам это не совсем ясно.

– Нет, оно не ваше. Это условный дом, принадлежавший соседнему владению.

– Условный дом?

– Да, мэм. В те далекие времена, когда здесь распродавали земельные участки, существовало условие: в течение ближайшего года начать его освоение, продемонстрировать свое намерение осесть на нем – посадить деревья и так далее. И вот люди, пока собирали средства и силы на постройку настоящего дома, для начала ставили подобные сооружения.

– Любопытно.

– Вы присмотритесь и увидите, что в городе их немало, все построены по одному и тому же плану: нечто вроде амбара, сляпанное быстро и дешево. Уверен, какой-то умелец неплохо нажился на этих условных домах.

– О каком периоде мы толкуем?

– Об эре Лэндиса, – ответил Пит. – Вы ничего не знаете о Лэндисе?

– А он кто, какой-то застройщик?

– Скорее король. Был им в те далекие времена. Когда Лэндис купил эту землю, она представляла собой просто дикую глухомань. Тридцать тысяч акров – и никого, кроме индейцев и беглых рабов. И тогда он разработал этот грандиозный план, чтобы привлечь сюда людей. Устроить тут нечто вроде рая на земле.

– Создать одну из тех утопических коммун? Вы шутите?

– Ничуть. Фермы – как в книжках с картинками. Вы обратили внимание на названия улиц – Сливовая, Персиковая, Яблоневая? Еще Миндальная. – Последнее слово он произнес как «миандальная». Уилла также отметила отсутствие сокращенных форм в его речи, часто повторяющееся выражение «в те далекие времена» и пожалела, что у нее в кармане нет диктофона.

– Да, я заметила, звучит очень мило. Моя дочь выходит погулять с собакой и, возвращаясь, всегда хочет перекусить.

Пит рассмеялся:

– Здоровый ребенок! Мои девочки не желают ничего, кроме жевательных мармеладных фигурок и диетической шипучки. Должен вам сказать, что мою жену это возмущает.

Уилла не собиралась комментировать поведение Тиг.

– Значит, он назвал эту землю Вайнлендом, мечтая, что люди будут слетаться сюда, как плодовые мушки?^[4]

– Капитан Лэндис был помешан на фруктах, насколько я знаю. А кто лучше всех умеет выращивать виноград, если не итальянцы? И он начинает выпускать свою газету на итальянском языке, чтобы привлечь нужный контингент. Петрофаччо тоже приехали из Италии, из Палермо. У моих бабушки с дедушкой был альбом с вырезками из той газеты.

Уилла улыбнулась:

– Лэндис был пьяницей?

– Нет, мэм, как бы неправдоподобно это ни звучало, в Вайнленде не употребляли алкоголя. Это было важное правило – в те давние времена.

Уилла видела пробелы в этой истории, но все же могла угадать ее будущее: утопия XIX века укатилась ко всем чертям.

– Вы уверены, что гараж принадлежит им? Не то чтобы он был мне нужен… – Она рассмеялась. – Если только вы не думаете, что нам понадобится новое жилье.

Ее удивило, что Пит не поддержал шутку.

– Им, им. Вижу это по расположению и обрезу стены.

Уилла предположила, что соседи этого не знают, иначе гараж был бы уже заполнен всяким железным хламом из парка поломанных машин. Пит окинул взглядом их облупленный фермерский дом.

– От оригинальной постройки ничего не осталось. Жаль. Те, первоначальные дома были красивыми старушками – в давние времена. Так же как и ваш.