Мальчишки сдружились и раньше, но в Итоне эта дружба переросла в настоящее товарищество. Более тихий и спокойный Лоуренс повсюду следовал за Рэймондом, соглашаясь участвовать во всех начинаниях, как бы рискованны они ни были. Славившийся железной дисциплиной Итон пытался обломать эти молодые побеги, однако изобретательная юность побеждала. И колледж оба закончили, не будучи исключены, несмотря на многочисленные выговоры и наказания. Что ж, теперь об этом весело вспоминать.

У Лоуренса было длинное симпатичное лицо, русые волосы, завивавшиеся на концах, и веселые серые глаза. С годами он делался все более похож на своего дядюшку, барона Невилла, которого, к сожалению, уже почти полгода как не было в живых. Насколько знал Рэймонд, друг должен вступить в права наследника через год после смерти барона, когда закончится траур, а значит, следующей весной. А пока он все еще в непонятном положении, будто стоит на шатающейся лестнице.

– Итак, – сказал Лоуренс, когда Броуди вышел, – ты вернулся. Надолго?

– Пока не знаю. – Рэймонд взял с подноса чашку: чай тут подавали превосходный. – Зависит от того, что я решу. Отец вызвал меня, но пока беседа у нас не сложилась.

– Ты остановился дома?

– Да.

– Ты же знаешь, в случае чего двери моего особняка всегда для тебя открыты… ну, не совсем моего, – усмехнулся Лоуренс, – но ничто не помешает ему все-таки сделаться моим в апреле. К тому же, все дядюшкины условия я выполняю, как примерный племянник. Я тебе писал. Ты получил это мое послание? – Он заметно волновался, когда спрашивал, и Рэймонд и без того знал, о чем друг говорит.

– Ты помолвлен. Верно. Как тебя угораздило?

Разговор пошел легко, как будто друзья расстались только на день, а не на несколько лет. Рэймонд улыбнулся. После душного отцовского особняка, после злого, напряженного разговора беседа с Лоуренсом – это будто очищающая молитва для грешника. Здесь не надо притворяться другим. Хотя, конечно, и Лоуренс не знает всего…

– Сначала я просто искал невесту, как дядя и велел, – вздохнул друг. – Ты же понимаешь, условия завещания… А затем я понял, что одна девушка давно затронула мое сердце. Вот и присмотрелся к ней повнимательнее. Оказалось, что и она ко мне неравнодушна. И так, слово за слово…

– Поцелуй за поцелуй… – живо дополнил Рэймонд.

– Что ты! Нет. Это другой случай. Признаюсь, я поцеловал ее один раз, но то было лишь легкое прикосновение губ, ничего больше.

– Удивляюсь тебе, Лоуренс. Так кто она? В письме ты не упоминал ее имени и был потрясающе загадочен. Одно это являлось причиной для того, чтобы я наконец приехал в Лондон. Теперь ты откроешь ее имя?

– Лучше! – заявил Лоуренс. – Я сегодня познакомлю тебя с нею. В шесть начинается музыкальный вечер у Гилморов; я редко езжу на большие приемы, все-таки траур пока не завершился, а тебя там охотно примут вместе со мной. Она будет там. Я хочу, чтобы для тебя это было сюрпризом.

– Сюрпризом? Так я ее знаю?

– Возможно, возможно. Однако не пытайся гадать – все равно не угадаешь, к тому же, так веселее. Ну что, поедешь к Гилморам со мной?

– Поеду, – вздохнул Рэймонд. – Я надеялся, что ты приглашен куда-нибудь сегодня. Мне хочется развеяться и взглянуть, во что превратилась столица за время моего отсутствия. Полагаю, окончательно заплесневела, а?

– Тебя тут не хватало. – Лоуренс взглянул на него серьезно. – Но если без шуток, Рэйн, – ты будешь моим шафером? Все ждал, пока ты приедешь, чтобы спросить, а если бы не явился, лично отправился бы за тобой во Флоренцию. Я не могу представить таковым никого, кроме тебя.

– Конечно. Разве может быть другой ответ? – Рэймонд был тронут, действительно тронут. Что б там ни говорили некоторые, а сердце у него есть, и таких друзей, как Лоуренс, нигде не сыщешь. Только с ним Рэймонд вел постоянную переписку все эти годы, только Лоуренс знал о нем некоторые вещи, что не упоминаются вслух никогда, даже в собственной семье, где происходят. Впрочем, даже Лоуренсу Рэймонд сейчас не доверял до конца, однако это вопрос времени: некоторые вещи следует рассказывать лично, никак не в письмах. Он выберет вечер для долгого разговора, и тайн не будет. А пока… – Ты мой лучший друг, я не оставлю тебя одного дрожать перед алтарем в опасениях, явится невеста или нет. Кто бы она ни была. Но я уверен, что ты выбрал достойную девушку.

– Она… да. Ты сам все поймешь, когда увидишь ее. – Лоуренс мечтательно вздохнул. Ох, опасный признак; похоже, дело серьезное. Рэймонд был рад за друга. – Пока же оставим завесу тайны висеть там, где висит. Лучше расскажи мне, как ты добрался, и почему приехал столь внезапно?

– Я получил письмо от отца, – скривился Рэймонд и, подумав немного, вкратце пересказал другу сегодняшний разговор. Вот это точно скрывать не стоит, и, возможно, удастся вместе придумать какой-нибудь выход.

Лоуренс слушал, не перебивая и досадливо морщась.

– Значит, твой отец настаивает на женитьбе. Мне кажется, у стариков что-то такое щелкает в голове, когда они достигают определенного возраста. Надеюсь лишь, нас с тобою эта чаша минует, когда состаримся. То же и с моим дядей: сам не удосужился привести в дом жену, а от меня перед смертью потребовал, что я привезу в Невилл-хаус невесту не позже следующего декабря. И в завещании это прописал.

– Смотри на вещи шире. Если бы твой дядя в свое время женился, может, и не был бы добр к тебе.

– Тоже верно, – согласился Лоуренс. – Никогда не знаешь, где наткнешься на доброту… Но я-то лишь рад, что так сложилось! Если бы я по-прежнему продолжал смотреть мимо потенциальных невест, то, может, и свою бы не увидел… А вот с тобой дело другое. Или нет? – он пристально всматривался в лицо Рэймонда, пытаясь разгадать его черты, словно ребус. – Ты действительно другой. Немного иначе двигаешься, и выглядишь иначе. Откуда этот шрам над бровью?

– Недоразумение.

– Ты каждый день дрался, что ли?

– О, далеко не каждый. Но скажем так, нередко.

– Ты сделался еще большим забиякой. И что сам думаешь о предложении своего отца? Есть у тебя кто-либо на примете?

– Для начала, – поднял руку Рэймонд, – я не уверен, что мне действительно следует искать. Ты же знаешь все… обстоятельства. – Лоуренс понимающе кивнул. – Я бессердечный, но не жестокий, а поступить так с девушкой – самая настоящая жестокость. Особенно если она не будет знать заранее, на что идет. А если узнает и согласится, я заподозрю ее в коварных помыслах.

– Ну, почему бы и не отомстить кому-то? – хмыкнул Лоуренс. – Вдруг ты ненавидишь какую-нибудь даму так сильно, что готов устроить ей месть длиною в жизнь?

– Неудачная шутка, друг мой.

– Прости. Да, она действительно с нехорошим душком. Я ничего такого не имел в виду.

– Я знаю.

Они помолчали; Рэймонд взял с подноса пирожное, осмотрел и надкусил. Надо же, повар Лоуренса за прошедшие годы достиг невиданных высот, раньше пирожные можно было есть только с риском для жизни. Или это новый?..

– Мне стоит поразмыслить об этом, – сказал Рэймонд, дожевав, – хотя пока затея представляется ужасной. Несколько лет прошло, Лоуренс, с тех пор, как я считал Лондон принадлежащим мне; теперь все иначе. Это место – я не имею в виду твой дом, конечно же, – кажется чужим. Прием у Гилморов… Надо же, я снова увижу чопорную английскую аристократию в действии.

– Разве в Италии мало англичан?

– Да кто же хочет там с ними встречаться? Я итальянское общество уважил, а еще французское, немецкое и даже слегка турецкое; вот это было весело, на соотечественников я успел насмотреться, и шуток они решительно не понимают. Они многого не понимают, право слово.

Лоуренс молчал. Он явно хотел что-то спросить, однако, по всей видимости, вопрос был не настолько легок, чтобы задавать его сейчас, ярким днем, через несколько минут после новой встречи с другом, которого долго не видел. Есть такие вещи, о которых годится вопрошать лишь вечерами, когда беседа длится уже не менее часа и располагает к откровенности. Рэймонд не стал идти навстречу: ему самому не хотелось говорить пока ни о чем серьезном. Разве что беседу с отцом другу пересказал, а так…

– Тем не менее, – произнес Рэймонд, – я был бы рад услышать новости о некоторых наших знакомых, прежде чем вновь появляться в их обществе. Полагаю, что мой итальянский сюртук и галстук так впечатлят их – они потеряют дар речи, и я никаких сплетен не узнаю. Вся надежда на тебя, друг мой. Как поживает графиня Бёрк?..

– Не могу поверить, – пробормотал Рэймонд, – что мы отправляемся на вечер вовремя!

– Уже по одному этому ты можешь судить, что я встал на стезю добродетели, – заметил Лоуренс. – Предпочитаю не опаздывать, чтобы не заставлять мою невесту ждать.

– И одеваешься чуть иначе. Забавно.

В одежде друга появилась ранее не замеченная Рэймондом респектабельность: костюм строже, украшений на нем меньше, и булавка, удерживающая галстук, тоже не рассыпает вокруг бриллиантовые искры – так, поблескивает. Лоуренс стал выглядеть… беднее. Любопытно для баронского наследника.

– Надеюсь, твоя невеста ценит твои жертвы.

– Разумеется. Она девушка, которая отличается пониманием.

– Все любопытнее и любопытнее. Ладно, друг мой, осталось недолго, не открывай интригу раньше времени.

Рэймонду и вправду было интересно, кого же выбрал для себя Лоуренс; он мог бы засыпать друга вопросами, уточняя: хороша ли невеста собой, умна ли, блондинка или брюнетка – но придержал язык, дабы не заставить будущего барона Невилла проговориться раньше времени. Если Лоуренс не сказал сразу, не стоит портить ему удовольствие. К тому же, так действительно смешнее.

В карете они беседовали мало. Рэймонд смотрел на лондонские улицы и думал – сможет ли заново привыкнуть к этому городу, и что решит в конце концов, и как поступит с отцовской просьбой? Все-таки это не давало ему покоя. Каждый раз, когда он задумывался об этом, становилось гадко, словно заставили набрать полные руки слизняков. Рэймонд не хотел жениться, а больше всего он хотел, чтобы его семья оставила его в покое. Неужели так сложно не вспоминать о нем? Он ведь ясно высказался, когда уезжал, и теперь у него имеется достаточно причин, чтобы уехать снова. Благородных причин, почти никому здесь не известных.

Сегодня вечером нужно будет взять бумагу и перо и попробовать поразмыслить о происходящем, используя привычный способ. Должно помочь.

Когда остановились у особняка Гилморов, солнечный день перетек в душный вечер. Где-то собиралась гроза, но Рэймонд не был уверен, что она подойдет к городу близко. Он выбрался из кареты и огляделся, втянул носом воздух, словно зверь, пытающийся определить, не затаились ли охотники в зарослях. Ах, это знакомое легкое волнение, предчувствие развлечений! Все-таки на английской земле оно ощущается иначе. У итальянцев гораздо больше дозволено, потому и веселее, и одновременно, как ни странно, скучнее немного; тут приходится переступать через правила, неодобрительные взгляды, смотреть на поджатые губы и постные лица.

– А мне этого не хватало, – пробормотал Рэймонд.

– Понял это сейчас? – уточнил Лоуренс. Друг заметно волновался, поправлял манжеты и галстук. – Ну, тебе предоставляется шанс догнать упущенное – к Гилморам тебя никто не звал, удиви же всех, явившись без приглашения.

– Ты меня пригласил, так что все прилично.

– А Гилморы – нет. Ты ведь знаешь, как трепетно они относятся к своим музыкальным вечерам. Тут ничего не поменялось, дружище.

– Я на все готов, если их дочка не станет петь.

– Сабина Гилмор вышла замуж еще в пятьдесят первом, когда ты уехал. С тех пор дважды стала матерью и больше никого не удивляет своими руладами и отвратительной игрой на рояле. Ну же, идем. Мне не терпится вас представить друг другу.

– Так что, я все-таки ее не знаю?

– Если и знал, все меняются, друг мой. И ты, и она.