– Нам уже доложили, что все прошло благополучно, – молвил один из них. – А эти, – кивнул он за плечо, – все время что-то бубнили в подземелье, твердили, что гроза налетит, град будет, ветер все порушит. Вот уж глухари токующие! Им бы только пугать да угрожать. На деле же день сегодня был ну чисто медовый!

Добрыня ничего не отвечал. Прошло все ладно – и бог с ним. Ему еще надо было одно дело решить, а там и на покой можно, отдыхать, отсыпаться.

В Варяжских пещерах, расположенных на подступах к Киеву, еще исстари делали остановку северные торговые гости. Прятали свое добро в узких переходах пещер, сюда же пленников-рабов свозили, каких покупали на торгах перед дальней дорогой в южные пределы. Однако давно это было, с тех пор кто только не укрывался в подземных переходах. Правда, в последние годы они пустовали. Вот и решено было свезти сюда волхвов и удерживать их, чтобы не мешали князю творить свои дела в Киеве стольном.

Добрыне протянули зажженный факел, он взмахнул им раз, другой, чтобы лучше разгорелся, и шагнул под низкий свод, уходящий вглубь горы. При свете факела видел уводивший во тьму длинный коридор, который кое-где был выше роста человеческого, а местами такой низкий, что приходилось нагибаться. Сыро тут было, в нос бил запах плесени и нечистот. Там, где коридор расширялся каморой, можно было увидеть дружинников-сторожей – свет воткнутых в стену факелов отражался от их пластинчатых доспехов, отсвечивал на оружии.

– К Озару меня отведите, – приказал Добрыня.

Они уходили все глубже под землю. Порой за проемами, забранными решетками, из глубинных расширений слышалась какая-то возня, один раз донесся дикий крик с подвыванием, из-за кованых прутьев протянулись худые когтистые руки.

– Прокляну! – вопил кто-то. – Самим Громовержцем прокляну! Ни сил, ни удачи больше не познаете! Кожа с вас слезет, глаза вытекут!..

– Свят, свят, свят, – перекрестился охранник.

И к Добрыне:

– Чем только нам не грозят эти окаянные.

Волхва, называвшегося Озаром, Добрыня нашел в узком подземном углублении, сыром и промозглом. Он сидел под стеной, обхватив колени и опустив кудлатую голову с длинными волосами, слипшимися сосульками. При свете огня закрылся ладонью, сощурился.

– Никак сам дядька князя пресветлого пожаловал, – произнес волхв, когда присмотрелся.

Добрыня воткнул факел в расселину в стене и сказал стражнику:

– Иди, оставь нас.

Тот помешкал.

– Ты будь с ним осторожнее, воевода. Сейчас он смирный, а до этого одного из наших чуть не задушил. Пришлось заковать.

Что Озар в цепях, Добрыня заметил. Сказал:

– Буйствовать будешь, я просто уйду. Но если выслушаешь, может, и столкуемся.

Он знал, что Озар не глуп, с ним можно было иметь дело. Но не стоило забывать, насколько тот опасен. Это сейчас, сжавшийся, грязный, облепленный сырой известковой грязью, волхв казался убогим, однако силой обделен не был – вон какие руки, какой разворот плеч, пусть и поникших.

Добрыня говорил с ним негромко – не хотел, чтобы стражи знали, о чем беседуют. Сам же поведал все – и о многолюдном крещении, и о том, что Озару надо будет расследовать, кто погубил соляного купца Дольму.

– И ты, Добрыня, решил это мне поручить? Мне? Ты, многомудрый советник князя, явился просить об этом меня? Волхва?

Озар казался удивленным без меры.

Добрыня, поправив пряжку на поясе, стал разглядывать изможденного служителя старых богов.

– Тебе уже приходилось выполнять такие поручения, ведун. Ты разумный, вот и справишься.

И тут Озар захохотал – громко, торжествующе. Его раскатистый смех, казалось, заполнил все низкое темное пространство под землей.

Добрыня лишь закусил губу, чтобы не сказать грубое слово. Пусть ржет сколько пожелает, главное – чтобы согласился.

Озар смеялся долго, как будто издевался. Пока смех не перешел в клокочущий надсадный кашель.

– Несладко тебе тут, Озарушка, словно земляной червь корчишься, – хмыкнув, сказал Добрыня. – А я тебе дело верное предлагаю. Разве не возрадуешься уже тому, что выведут тебя на свет божий, на солнышко, позволят вымыться, обрядят чисто и накормят? Жить станешь в тереме богатом. Что скажешь? Это ли не благо?

– А если откажусь?

Добрыня присел подле него на корточки. Несмотря на длинную, слипшуюся клочьями бороду волхва, которая прибавляла ему возраст больше положенного, само лицо Озара под разводами грязи было еще молодое, с ровным носом и выразительными скулами. Он смотрел на Добрыню, казалось бы, с насмешкой. Но Добрыня неплохо знал Озара: умный, чертяка, знает себе цену. И наверняка уже сообразил, что раз Добрыня к нему пришел, то, видать, дело серьезное. Шутка ли – во время христианского крещения убили уважаемого во граде купца, да еще того, который народ за собой увлек.

– Зачем тебе отказываться, Озарушка? – миролюбиво заметил Добрыня. – Ты князю службу сослужи, а за мной дело не станется. Волю хочешь получить? Хочешь. Причем я тебе предлагаю не только самому освободиться, но и собратьев твоих, демонам поклоняющихся, отпущу куда глаза глядят. Я слово тебе в том даю.

Теперь Озар смотрел на Добрыню серьезно и задумчиво.

– Слово Добрыни на вес серебра. Я это понимаю. Но поверишь ли тому, что я вызнаю?

– Разумно докажешь, я и послушаю. А как справишься – пойдешь ты, куда ноги понесут. Да и собратья твои… Я ведь могу приказать порубить вас всех тут. А так спасешь их.

И тогда Озар улыбнулся. Зубы у него были ровные и крепкие, на темном грязном лице сверкнули, как жемчуг скатный.

– Разве есть у меня выбор, Добрыня? Ты выбора мне не оставляешь. Хотя, видят боги, мне и самому любопытно будет узнать, что там и как вышло. Добро, воевода. Что ж, вели снять с меня цепи. Тогда и по рукам ударим.

Глава 3

Киевская гора Хоревица располагалась над Подолом так, что с одной стороны подле нее была обширная княжья Гора, где высились главные хоромы и терема, ну а с другой подступала Щекавица, некогда считавшаяся отдаленным выселком, но нынче густо заселенная дружинниками и их семьями, разбогатевшими торговцами. Люди сказывали, что еще в незапамятные времена, когда только пришли в эти края братья Кий, Щек и Хорив^[43], поселились они изначально именно на Хоревице, уж больно она подходила, чтобы на ней устроить укрепление, – обрывистая, высокая, но с ровной обширной площадью наверху. Это потом, когда братья обжились на Днепре, старший Кий устроил свой град на удобной и широкой Горе, какую тогда Киевой и прозвали, а средний Щек отселился на гору, которая его имя получила. Младший же, Хорив, остался на прежнем месте, как бы под защитой двух старших братьев. Много воды с тех пор утекло, но в Киеве и поныне говорили, что на Хоревице живут люди важные и избалованные, как младшие и любимые дети в семье.

Двор купца Дольмы располагался как раз на Хоревице. Вел на эту гору дуговидный подъем с северной стороны. По сути это было самое пологое место, где можно было взойти на Хоревицу, даже втащить воз. Вот здесь и поднимался на гору волхв Озар в сопровождении двоих стражей. Его даже веселило, что охранников к нему приставили, хотя должны были бы понять – не сбежит. Зачем ему сбегать, если от того, как он службу сослужит, зависела участь его собратьев по вере? Но уж если сопровождают, то пусть.

Озар после долгого заключения в пещерах был вымыт, одет в длинную полотняную рубаху, подпоясан веревкой с кистями на концах, обут в кожаные поршни^[44] с обвивающими голень крест-накрест ремешками. Сейчас волхв выглядел скорее как обычный киевский житель, вот только вышивкой его рубаха не была отмечена, хотя мало кто из киевлян не украшал одежду изображением узоров-оберегов, – ну да тут мнения Озара никто не спрашивал. Так что служителя богов в нем можно было признать лишь по длинной гриве волос, ниспадавшей едва ли не ниже лопаток и обхваченной вокруг чела кожаным ремешком. Волосы у Озара были хорошие – густые, пышные, русые, с оттенком дубовой коры. Да и сам он был рослый и крепкий, как дуб. И не скажешь, что волхв с капища, скорее воин-защитник. А вот его длинную пышную бороду, какую по обычаю отращивали волхвы, Озару приказали срезать. Не следовало ему такой бородой привлекать к себе внимание и напоминать своим видом, что он из служителей. Впрочем, за время, проведенное в подземелье, длинная борода волхва свалялась таким колтуном, что и не расчешешь. Так что теперь лишь небольшая аккуратная бородка обрамляла его сильный подбородок, как у какого-нибудь торговца с Подола или служивого дружинника.

Во время подъема на гору Озару и стражникам пришлось задержаться – впереди, огибая крутые отроги Хоревицы, медлительные волы тащили воз с бочками, наполненными водой. Хоревица хоть и была обжита давно, но своей воды на верхнем плато не имела, поэтому приходилось везти ее из речек и ручьев низовья. А так как волы шли своим привычным неторопливым шагом, то и волхву со стражниками пришлось под них подладиться. Стражники что-то ворчали под нос, а Озару хоть бы что. Даже озирался с удовольствием по сторонам. Любо ему было смотреть после мрака подземелья на вольный простор – оживленный Подол внизу, сияющий широкий Днепр, острова на реке за болотистыми землями Оболони, низинные лесистые земли Левобережья, которые еще дальше уходили в безбрежную даль. Какая ширь, какой простор! Дышалось-то как легко! И жить хотелось на полную. А ведь одно время он уже и не надеялся увидеть все это, когда охранники князя лупили его дубинками за попытку вырваться и сбежать. Так усердствовали служивые, что Озару показалось, что совсем забьют, – ведь теперь волхвы в Киеве люди последние. Не нужны они оказались, когда князь попов иноземных привез и стал капища рушить. Однако в итоге вон как вышло – не смогли новые власти справиться без помощи ведуна Озара, служителя самого Перуна Громовержца.

– Что засмотрелся? – окликнул его один из стражников. – Давай топай, ведун. Волы вон уже проезд между башен городен миновали, а нас в усадьбе Колояровичей сам Добрыня ждет.

Городни на Хоревице были не столь внушительные, как на княжеской Горе Кия, ибо сама Хоревица с ее крутыми, обрывистыми склонами считалась достаточно неприступной. А строились на ней тесно – один тын из частокола бревен заканчивался, другой продолжался. Лишь кое-где над бревнами оград виднелись ветви плодовых деревьев, а так каждый двор будто отдельное небольшое имение – что там внутри, и не прознаешь, если не зайдешь. Зато ворота тут в основном были богатейшие – мощные, все с резными навершиями, с раскрашенными столбами по бокам. Не бедный люд обитал на Хоревице.

И все же ограда усадьбы Дольмы была одна из наиболее внушительных – на столбах частокола вырезана красивая чешуя, словно у змея-ящера, а сами створки ворот украшены замысловатыми коваными скрепами. Сейчас калитка у ворот была приоткрыта – ждали гостя, доложили им уже. Сам же Добрыня и сообщил. Он еще загодя явился в родовую усадьбу Колояровичей и сейчас находился вместе с родней и челядью убиенного купца на протянувшейся вдоль всей длинной стены терема галерее, называемой по старинке «гульбище».

Озар сразу заметил княжьего дядьку. Тот стоял, прислонившись к резному столбу, подпиравшему галерею, и что-то говорил собравшимся. Но, словно почувствовав взгляд волхва, оглянулся. Обычно стянутые в хвост длинные волосы Добрыни сейчас свободно лежали на плечах, сверху их прикрывала небольшая, расшитая жемчугом шапочка. Любил наряжаться перед народом Добрыня, любил подчеркнуть свой статус. Сейчас, несмотря на то, что он стоял немного в стороне от остальных, сразу было заметно, что Добрыня тут главный. И когда он обернулся к калитке у ворот, то все тут же повернули головы, проследив за его взглядом.