– Соняш… – мама опускает свою мягкую тёплую ладонь на моё плечо, – ты не хочешь поговорить?

– Нет!

И это было «нет» ужаленной истерички.

– Смотри… иногда всё что нужно – просто поговорить. И желательно с самым близким человеком.

Самым близким… У меня таких двое: мама и Алекс. Но в моей ситуации мама не советчик – всё, что она может присоветовать – это блюсти гордость и достоинство, как будто кого-то они сделали счастливым.

Долгожданная встреча произошла неожиданно, как, в общем-то, и всё в жизни. Это была суббота – обычный шестой день недели, когда родители заняты друг другом с неизменной пометкой «наедине», а мы, то есть дети, дохаживаем кружки и секции, «недопосещённые» в будние дни.

Я поняла, что он в нашем доме, будучи ещё в дверях, – услышала голоса.

Эштон играл в карты с Алёшей, развалившись на одном из многочисленных диванов гостиной. Сразу удивила эдакая поза прожигателя жизни – далеко выдвинутые вперёд колени, сам он – в состоянии полулёжа, голова небрежно откинута на спинку дивана. Расслабленность в положении тела, жестах, свободно болтающейся коленке. Мы не виделись почти два месяца, за это время у него существенно отросли волосы, и чёлка почти полностью прикрывала глаза, если он забывал убрать её быстрым нетерпеливым движением. Модная футболка нежно-голубого цвета, тёмные узкие джинсы и дорогие часы на руке – Эштон едва ли походил на себя прежнего. Теперь он выглядел эффектно, как те парни, которые хотят впечатлять, чтобы овладевать…

Та скорость, с какой моим изголодавшимся взглядом были выцеплены все эти детали, испугала даже меня. Но даже это не натолкнуло мой пытливый ум на мысль о серьёзности происходящего.

– А короля? Короля захаваешь? Бери, бери, салага, – приговаривает мой брат, посмеиваясь.

– Хорошая карта, почему не взять? Сейчас буду отбивать твои шестёрки, твоими же королями, брат!

– Шестёрки вышли!

– В прошлой игре.

– Вот чёрт, точняк… А блииин! Какая рукожопая сволочь месила колоду?!

– Да ладно тебе, Лёш, не надо так неприветливо о себе! – Эштон в крайне благоприятном расположении духа.

– О чёрт, это ж я был… – брат играет в озадаченность.

– Что, шестёрки?

– Хуже, семёрки! И на погоны не оставишь…

Наконец, Алёша замечает меня:

– О, Сонька, рад видеть! Что-то ты долго сегодня! Я уж начал переживать, думал даже дёрнуть наших голубков…

– Не стоило, Лёш, так беспокоиться! Просто решили с девочками с испанского выпить кофе в Хортоне.

Эштон добирает карты из колоды, не утруждаясь поздороваться со мной хотя бы взглядом… Внутри моего глупого тела чёрной кляксой растекается разочарование и… обида!

– Привет, Эштон, – говорю негромко, но с максимально доступной твёрдостью.

О, Чудо! Кажется, у меня даже не дрожит голос!

– Привет, Софья.

Он поднимает свои глаза, наконец… Но лучше бы, лучше бы не делал этого! Холод… Ледяной северный взгляд пронизывает всё моё существо тысячами болезненных игл безразличия. Всего пару мгновений и тот, о ком я мечтаю каждую ночь, кому пишу ни разу не отправленные любовные письма признаний, снова сосредоточен на игре.

– Твой ход, Лёш.

– Так ты только ж отбивался вроде…

– Ты отбил две мои десятки валетом и дамой, и, кстати, мог бы перевести…

– А чёрт… Дебильная игра, опять забыл…

Брат нервно бросает карты на стол.

– Я в шахматы могу тебя на лопатки уложить!

– Не сомневаюсь.

– Что сдрейфил?

– Да нет, разумно признаю твоё превосходство, учитывая тот факт, что я не знаю даже, как двигаются фигуры.

– Да ладно, ты гонишь, парень?! Как в девятнадцать лет можно не уметь играть в шахматы?!

– Обыкновенно. Ты не умеешь, если тебя не учат.

– Так в чём проблема? Давай научу!

– А давай, – Эштон вновь расползается в улыбке, но лишь один мимолётный взгляд на меня, поселяет на его лице серость.

Я в ауте. В полном. Он обижен на меня? За что? Как? Почему?

У меня миллион вопросов к нему, но ни одной возможности задать их.

– Вы голодные? – ищу причину не подниматься к себе, ведь шахматы – игра для двоих! Лучше бы они продолжили играть в дурака – был бы повод не уходить.

– О, Сонь, мы голодные как … как два бездомных пса! Да Эштон?

– Я не голоден, – коротко, чётко, холодно.

– Да не гони! Сколько мы здесь уже? Часа два?

– Три часа двадцать две минуты, – сообщает всезнающий Эштон, бросив быстрый взгляд на часы. – Кстати, о времени: когда родители вернутся?

– Когда надоест шпилиться…

– Алёша! – я едва ли не взвизгиваю.

– А что?! Я просто называю вещи своими именами!

– Это родители, имей уважение! Да здесь я, в конце концов!

– А вот за это прости, сестра! Совсем забыл…про тебя! – не пойму серьёзно извиняется, или это просто издёвка.

– Про еду, зато, никогда не забываешь!

– Еда – это святое, женщина! Особенно для настоящего мужчины! Пора бы уже и знать! Замуж не сегодня-завтра! – брат подмигивает мне, потому что он, похоже, единственный, кто ничего не подозревает о происходящем в моей голове сумасшествии.

Все остальные, включая Эстелу, знают – я это вижу в их глазах, но деликатно молчат.

– Один из настоящих только что признался, что не голоден, – цепляюсь к словам.

– Да врёт он, скромничает, не хочет тебя напрягать! – улыбается мой, вечно-весёлый брат.

– Может, просто не претендует на звание «настоящего»… – произносит рот великолепного Эштона…

Великолепного, потому что с этими словами он поднимается с дивана, давая моим жадным глазам возможность наслаждаться: стройное тело, строгие контуры плеч, обтянутых дорогой тканью дизайнерской футболки, соблазнительные в своей умеренности бицепсы, сильные руки с едва заметно выпирающими венами на предплечьях и тыльной стороне кистей, отросшие и почти полностью скрывающие шею волосы, делающие его похожим на городского денди… Движения… Они другие теперь! Более уверенные, дерзкие, продуманные. Глядя на него, возникает ощущение, что этот человек никогда и ни в чём не сомневается. Именно таким чётким взмахом руки его смартфон скользнул в задний карман джинсов, давая понять, что хозяин собрался отчаливать:

– Мне пора уже, Лёш! Поздороваться с родителями не получится, увы, передай … отцу, что я был. Папку с документами оставил на столе в его кабинете.

– Слушай, оставайся ещё на пару часов, поедем потом вместе! Мечтаю прокатиться на твоей тачке, поорать на тебя маленько для профилактики!

– За что? – Эштон искренне смеётся, округлив глаза.

– Как это за что?! Нет предела совершенству в вождении спортивного автомобиля, мой друг!

Эштон улыбается, похлопывая брата по плечу.

– Как-нибудь обязательно преподашь мне пару своих уроков, главное сам лоб не расколоти!

Эштон уходит.

Уходит, не попрощавшись.

Со мной.

Не сказав ни слова.

Не удостоив даже взгляда.

Больно. Больно. Больно…

– Вот урод! – восклицает брат, едва Эштон скрылся в раздвижных дверях, ведущих в гаражи. – На пять косарей облегчил мои карманы сегодня!

– На сколько? – выдавливаю, только бы не выглядеть слишком подозрительно, только бы не вызвать вопросы, которые хуже Голгофы.

– Пять штук, сестра! Пять грёбаных штук за каких-то два часа!

Я молчу, потому что о подобных способностях Эштона и не подозревала.

– Может он карты пометил?!– брат не согласен признать поражение в умственном состязании.

– Вряд ли… – сообщаю рассеянно, – просто слишком сообразительный. Чересчур…

Эштон… Теперь сомнений не осталось – между нами ничего нет. Как и не было.

Глава 14. Первый срыв

Мы с моей родной сестрой Лурдес совершенно не похожи, и не только потому, что между нами четыре года разницы в возрасте, у нас разные биологические отцы, национальности, цвет волос и глаз, мы – диаметрально противоположные личности, зеркальное отражение друг друга в противолежащих плоскостях. Мне шестнадцать, и меня ни разу не целовал мальчик, Лурдес двенадцать, и она преуспела в этом вопросе так, что уже сбилась со счёта. Я не люблю компании и с трудом нахожу общий язык с людьми, у Лурдес же практически все выходные расписаны по минутам, и даже по ночам её не бывает дома – очередной sleepover (ночёвка) у очередной двухсоттысячной подружки. Мы разные, но мы сёстры и большую часть времени ладим и проводим вместе.

Алекс полулежит на гостевом диване с планшетом в руках, пытается делать в нём свою работу, но сидящая рядом Лурдес не прекращает свои трели – явно что-то выбивает. Я бы предположила, что вымаливает прощение за очередную свою выходку, но слишком уж она настойчива: тут явно присутствует особенный интерес.

– И волосы у меня дебильные! Достал уже этот баран на голове! – ещё немного и выдавит настоящую слезу.

– Нормальные у тебя волосы, Лу! Не говори глупостей! – не выдерживает отец.

Алекс терпеть не может, когда мы недооцениваем себя или критикуем, причём это касается не только внешности.

– У Соньки вон нормальные, прямые, их можно заплетать и укладывать, как захочешь, а у меня только этот баран идиотский!

– Лурдес! – отец уже нервничает. – Не нагнетай! Скажи прямо, чего ты хочешь?!

– Чтобы меня любили, а ты только Соньку свою любишь!

– Тааак… Чувствую, мне придётся сильно потратиться. Но ты же знаешь, без маминого одобрения ничего не выйдет! – отвечает отец, посмеиваясь.

– Ты Соньке вечно твердишь, что она самая красивая, а я что?! А я, по-твоему, страшная, да?

Это уже удар ниже пояса, даже отец не ожидал подобного выпада. Отрывает от планшета глаза, смотрит поверх очков на Лурдес, внимательно изучая её. Похоже, она всё-таки развела его – он уже не так уверен в том, что его родная дочь упражняется в искусстве манипуляции. Его лицо выражает озабоченную серьёзность:

– Ну что ты, доченька?! Что ты такое говоришь? Как ты вообще можешь такие вещи думать и произносить вслух? Конечно, я люблю вас всех троих и все вы красивы, каждая по-своему. У каждой из вас свой характер, темперамент, взгляды на определённые вещи… Но все вы – мои дочери! И для меня всегда будете оставаться самыми лучшими из лучших!

Лурдес мгновенно меняется в лице, словно её застали врасплох:

– Пап… Лёшка делает вечеринку в своём доме. Я сильно хочу с ними!

Отец некоторое время молчит, затем со вздохом разочарования поправляет очки и снова погружается в свою работу.

– Пап! – моя сестра не привыкла отступать, если ей что-нибудь нужно, клещами выдерет, но не сдастся.

– Ты мала, дочь, для таких развлечений!

– Лёшка – мой брат, у него дома будет полно народу, почему я, его сестра, не могу пойти?!

– Потому что он и его друзья взрослые, и у них будут взрослые развлечения.

– Вот я и присмотрю за ним, чтобы не был уж слишком взрослым!

– Боюсь, за ним уже бессмысленно присматривать, – не сдаётся отец.

– А если Сонька пойдёт?

– А она пойдёт?

Сестра резко разворачивается, гордо тряхнув своей потрясающей гривой:

–Сонь! Ты идёшь к Лёхе на вечеринку?

– Меня не звали, – отзываюсь.

– Так сама позовись!

Да, это моя сестра Лурдес, знакомьтесь. Для неё непреодолимых преград нет, как и неразрешимых проблем, вопросов, на которые не было бы ответов. Главное, нет таких её желаний, которые бы, так или иначе, не удовлетворялись. Почти нет.

– Гордость не позволяет! – отвечаю, но уже предчувствую своё поражение.

Хватка моей сестры – не та хватка, от которой можно отделаться.

– Соняш! Сестрёнка моя любимая! Ты же знаешь ведь, что я тебя из всех больше всех люблю и уважаю! – тёмно-карие глаза сестры смотрят в мои с мольбой, находясь уже в десяти жалких сантиметрах от моего лица.

– Сочувствую тебе, Сонь! – смеясь, подтрунивает над нами отец.

– Что? Больше отца с матерью?