При этих словах взор всех молодых людей, включая Оливье, вслед за взглядом Кима обратился на запад, туда, откуда текла река, в царство гор и непроходимого леса. Это царство начиналось в полуметре от лагеря, на лесной опушке и простиралось в бескрайней дали.

– Пусть пробудится, – ответил Киму Оливье. – Ежели на то есть воля Божья. Но пусть лучше эти, – и тут он кивнул на окраину поселка, – пребывают во сне, пока вы здесь живете. Поэтому лучше не рискну я включать наружное освещение и снимать режим невидимости с «Сокола», когда буду прилетать сюда. Конечно, ничего страшного не случится, если кто-нибудь из местных увидит нечто странное или даже все – им всё равно никогда и никто не поверит. Здешние жители всегда отличались предрассудками. Но лучше поостеречься.

– Конечно, я думаю, что это будет очень правильным. Пусть они лучше не знают, – ответил Степан. – Думаю, я выражу мнение всех собравшихся, если мы разобьем лагерь до рассвета. Товарищи, вы согласны?

– Согласны, – смело вполголоса ответили молодые ученые.

– Оливье, быть может, вы нам поможете? – спросил Степан.

– С удовольствием, – радостно ответил пилот.

Работа спорилась. Очень быстро установили восемь крупных палаток, в которых находилось по нескольку изолированных помещений и немало других: подсобных. Такой же лагерь должен быть установлен на месте исследований летом, там, в неизведанном краю, когда они туда прибудут. Эти помещения даже нельзя было назвать палатками в привычном смысле этого слова. Вот уж точно ни одному геологу до тех пор не приходилось даже увидеть такие. Настолько хитро и с умом были задуманы в них все удобства человеческого жилья, что лоно природы снаружи них становится вовсе не врагом или не сложнейшим обстоятельством, а являет собою лишь первозданную красоту. Или потрясающую основу для научных исследований и изысканий.

– Ну вот, всё и готово, – радостно заявил Оливье по окончании работы. – Всё, что нужно, включая съестные припасы, выгрузили, пора мне лететь в ангар. Я буду прилетать к вам раз в неделю, друзья, привозить еду, а возможно, и гораздо, гораздо чаще. Ведь у меня среди вас есть небольшой личный интерес. Но об этом расскажу как-нибудь попозже. Обожаю вашу страну за эту возможность посиделок вместе с симпатичнейшими людьми возле костра! У нас в Европе, в силу природных особенностей, такое возможно лишь в Скандинавии, да еще кое-где, а здесь – настоящий простор для этого великого занятия. Да, не ошибусь, если с вами этим уже можно поделиться: ведь все эти четыре месяца, пока вы тут живете, мне нужно будет обкатывать эту чудесную птицу! – с не меньшей радостью Оливье взглянул на «Сокола». – Сегодня был один из первых ее полетов.

Молодые люди простились с пилотом, к которому за ночь так привыкли. Он не был их согражданином, был верующим, и уж точно не коммунистом. Но очень быстро стал таким родным и близким для них. Это внушало сердцам ученых безоблачный, счастливый оптимизм. Ведь если люди Востока и Запада, из капиталистических и социалистических государств, способны так дружить друг с другом, у человечества еще есть надежда на великое будущее. Значит то, что они найдут этим летом, обязательно найдут, они воздадут ему заслуженно.

7

Обжились молодые ученые очень скоро – место было выбрано и впрямь необыкновенно точно, лучшего поблизости и не найти было. Чумикан располагался зрительно довольно далеко, много дальше, чем настоящее расстояние от лагеря до сельской окраины. Где-то далеко к западу виднелось еще одно село, Неран, совсем маленькое, много меньше Чумикана, но до него от лагеря было километра три-четыре. Дни текли размеренно и неторопливо, уже на утро ребята поняли, что, по-видимому, ни одному из сельских жителей их лагерь был ничуть не интересен. По всей вероятности, власти дали им объяснение достоверное настолько, что все в селе ему поверили.

– Скорее всего, им сказали, что мы военные, – предположил Спартак Озимов. – Все наши палатки выкрашены в камуфляж. Издалека как раз такое впечатление и может сложиться.

Следует отметить, что этот ученый, Спартак, больше всех отличался от остальных участников экспедиции, которые успели познакомиться и привыкнуть друг к другу уже первым же утром. После краткого сна рассвет в лагере исследователей наполнился рассудительными, спокойными голосами. Научные беседы не прекращались там и на протяжении всего дня. Всё было вовсе не так, как у обычных геологов, все обращались между собою на «вы», хотя привычное «товарищ» как-то совсем быстро исчезло из оборота. Все они были из совершенно разных городов, у всех них была своя специализация, но это не помешало ребятам найти между собой общие темы для разговоров. Всё делали сообща, разговаривали тоже, в беседах не уединяясь почти, соблюдая поистине интеллигентную субординацию по отношению друг к другу. В высоком научном мире такое поведение было нормой, ведь здесь собрались лучшие из лучших.

Но Спартак чрезвычайно редко разговаривал. Нет, не было в нем и тени грубоватости или безответственности перед другими. Не было и застенчивости. Отсутствовала в нём важнейшая составляющая души истинного ученого – воображение. Эта потаенная в глубине сердца романтичность, с которой талантливый научный работник воспринимает окружающую его действительность, – негласный дар, данный таким людям свыше. Недостаток воображения и был причиною того, что не участвовал Спартак в научных разговорах, – не находил он в себе необходимой основы для участия в беседах о других областях знания. Да и не слушал никого, в основном не ощущавший в этом потребности, погружался он в свои научные материалы, пребывая единовременно со всеми и ни с кем.

По своей специализации он был петрографом – изучал горные породы и минералы, их составлявшие, и определенно лучшим молодым ученым в этой области в стране, иначе его никогда не отправили бы вместе с ними. Но как-то никто не мог его представить слагавшим личные мемуары, как поступали многие ученые, или, вообще, писавшим хоть что-то выходящее за рамки петрографии. Но, несмотря на это, Спартак с этим коллективом ужился очень быстро. И дни у ребят стали проходить вовсе как один, одинаково.

Они уже стали думать, что до самого лета и пройдут их дни в подобной обстановке тихого и незаметного существования без единого приключения. В Чумикан выезжать ученым не очень хотелось, даже несмотря на то, что руководство экспедицией не было против этого. Им было бы не по себе находиться среди местных жителей, будучи посвященным в тайны настолько страшные. О нет, другой мир еще раз доказал всем им, что назад пути нет. И, даже оказавшись внезапно среди обычных людей, они уже точно не станут прежними – не смогут соприкоснуться с остальным миром, даже очень этого желая. Другой мир проник в их души и сердца уже слишком глубоко. И нет от этого другого мира никакого лекарства. Исследователи вполне научились как данность воспринимать это новое. Все без исключения согласились участвовать в том, что предложила им судьба. В этом была некая доля предопределенности. Каждый из них был не таким, как все. Каждый из них родился другим. Теперь же каждому пришла пора выполнить его предназначение в жизни. И именно для этого попали они в эту иную реальность, такую же странную, как и они сами. Можно считать, что оказались точно там, где и должны быть, – вернулись домой.

Их прежнее мышление честного и преданного советскому режиму и коммунистическим идеалам гражданина в корне изменилось за эти последние дни. В другом мире этому мышлению не было места, хотя именно этот другой мир и установил такой режим, склонив человечество на половине земного шара именно к такому мышлению.

И все же нежданный, незапланированный фактор не заставил долго себя ждать, безо всякого предупреждения и спроса ворвавшись в размеренную жизнь исследователей.

Заканчивался третий день пребывания ребят на этом месте, и мрак ночи уже начинал вступать в свои права. Как и в предыдущие дни, ученые по негласной устоявшейся традиции собрались на вечерний ужин у костра под открытым небом. Продуманное устройство инвентаря позволяло им разводить довольно щедрый костер каждый раз, когда начинало смеркаться. Делать это для поддержания походного уюта было особенно необходимо, потому что темнело в этих краях очень быстро. К счастью, им не приходилось даже покидать лагерь для того, чтобы искать дрова в соседнем лесу, потому как топливного материала было привезено с избытком.

Когда ужин уже подходил к концу, Ярослав заметил вдали темный силуэт, двигающийся к ним со стороны Чумикана.

– Посмотрите! – воскликнул он.

Теперь уже все ученые увидели фигуру человека в ночи. Он был на лыжах, и ехал прямо по направлению к ним. Во всех инструкциях ребят заверяли, что никто из местных жителей не приблизится к лагерю, пока они живут здесь, это было просто невозможно.

Человек приближался очень быстро. Движения его были дергаными, непоследовательными, казалось, что руки и ноги его сводили страшные судороги. Ни один из ребят до этого не видел человека настолько взволнованного. Очень скоро всем им открылось лицо лыжника, искаженное горем и безысходной великой печалью. Это был эвенк, судя по внешности, лет сорока примерно. Но выглядел он явно старше своих лет. Приблизившись, он упал на колени прямо на снежный сугроб, не снимая с ног лыжи. Глаза его, преисполненные беды, внимательно смотрели то на одного, то на другого ученого. Это был взгляд истинного эвенка, стойкого и благородного, которого внезапно настигла судьба со своей беспощадностью. Он не мог закричать, не позволяла природная выдержка и гордость. Но взгляд его говорил о многом. Просто так, без веской причины, не станет такой человек в безутешном припадке падать ниц.

Секунду спустя, вполголоса, мужчина кратко и резко, напрягая все мускулы на своем лице, измученном страданием, бросил:

– Врача! Лекарства! Здесь есть врач? Должен быть! Хоть один!

– Я за врача, – тут же ответила Анна, слегка выйдя вперед, – пожалуйста, успокойтесь, расскажите вкратце, что произошло, пока я проверю аптечку, это на полминуты.

– Мой сын, мой сын умирает! Скорая приезжала днем… Они не смогли поставить диагноз, сказали, что я зря волнуюсь, что это обычная простуда. В больницу не взяли… Но это не обычная простуда, я говорил им, я говорил, а они уехали! У него лихорадка. Три года ему. Пожалуйста!..

Ким в мгновение ока вынес из палатки две пары лыж. Аптечку и проверять не требовалось, все необходимые медикаменты в самом совершенном своем виде хранились в куртке каждого из ученых.

– Анна, я поеду с вами, вдвоем будет лучше, вам может потребоваться помощь, – обратился он к девушке.

– Благодарю вас, – отрывисто ответила она ему. – Мы готовы, ведите нас.

С этими словами мужчина уже направился к селу и, обернувшись, воскликнул:

– Поезжайте скорее за мной, у меня крайний дом.

Полкилометра преодолели очень быстро, ночь была светлой, луна – еще совсем слабой, растущей, но светила довольно ярко. Дом и правда стоял на окраине села, даже вход в него был в стороне от улицы. Когда все скинули лыжи, Ким быстро сказал мужчине:

– Пожалуйста, прежде чем мы зайдем в дом, зайдите вы и выключите свет во всех комнатах, будто вы легли спать, это очень важно, поскорее.

– Хорошо, – ответил эвенк, ринувшись в дом.

Ким поскорее подобрал три пары лыж и поставил в уже темную веранду.

Мужчина выглянул из дома:

– Скорее за мной.

Все втроем прошли в залитую лунным светом спальню, обрамленную ковром с эвенкийскими узорами. Крупная кладка бревенчатого дома проглядывала в комнате. На маленькой детской кроватке, освещенной лучше всего, лежал ребенок под лунными лучами. Он лежал недвижно, замерев, точно ангел.

Подойдя к нему ближе, девушка сдержанно и глубоко выдохнула, ничего не сказав.