У него в голове не укладывалось, что сестра бросила свое хозяйство ради того, чтобы в очередной раз взглянуть на огромную золоченую статую, которого иначе, как «голозадым мужиком», и не называла.

– Красиво, – злость прошла так же быстро, как и появилась, и Настя уже жалела, что обмолвилась о встрече с Софьей.

Белов хмыкнул.

– Пойдем, поговорим все-таки? – он мотнул головой в сторону вчерашнего дуба, – Вроде и на виду, а вроде и укромно.

– Пойдем, – обреченно кивнула девушка.

Гвардеец взял ее за руку и охнул.

– Да у тебя пальцы ледяные! – он быстро скинул с себя мундир и накинул девушке на плечи. – Вот, грейся!

От ткани шло приятное тепло.

– А ты как же? – Настя с опаской посмотрела на серое небо, словно давившее на крыши.

– А я привычный, чай не первое лето в Питерсбурхе! – усмехнулся преображенец. – Совсем плохо станет – в волка перекинусь!

Он искренне рассмеялся, видя ошарашенное выражение лица девушки.

– Да не бойся, не сахарный я, не растаю! – он потянул ее за дерево, надежно укрывая от чужих взглядов. – Ну, невестушка, давай знакомиться! Белов я, Григорий. Можно просто Гриша.

Настя недоверчиво смотрела на него.

– Ты что на меня совсем не сердишься?

– Сержусь! Что это ты удумала, одна по улицам ходить! Хорошо я вовремя подоспел!

– Ты про что? – опешила девушка.

– Про Лыкова, конечно! Про что ж еще! – рассмеялся Гриша. – А ты про что?

– Про вчерашнее… – Настя пристыженно опустила голову. – И про обман мой…

– Какой же тут обман? – Григорий как можно более равнодушно пожал плечами. – Сам я виноват, надо было тебя сперва про цель визита поспрошать.

Девушка горько усмехнулась:

– Думаешь, я бы тебе о ней сказала?

– Неужто не сказала бы?

– Конечно, нет! Ты бы меня как блаженную сразу от ворот спровадил…

– Может, и спровадил бы, – нехотя признал преображенец.

– Вот видишь! – грустно усмехнулась Настя, – Нет, Гриша, моя это вина, что государыня осерчала. Мне и ответ держать!

– И как же ты его держать собираешься? – Белов смотрел на невесту с возрастающим интересом.

Тоненькая, хрупкая, она почти утонула в его мундире. Глазищи огромные. И лицо такое… располагающее, что ли. Фрейлины обычно губы надувают и глазами хлопают, что совы днем. А эта…

Настя выдохнула и решительно посмотрела на гвардейца, плечом прислонившегося к дереву.

– Кора мокрая. Ты рубаху запачкаешь! – заметила она.

– Тьфу ты! – Белов отпрыгнул и попытался отряхнуть рукав. – Ну вот, Васька теперь весь вечер ворчать будет!

– Ты грязь не размазывай, – посоветовала Настя. – Подсохнуть дай. И вот…

Она попыталась снять мундир и вернуть его владельцу, но Григорий замотал головой.

– Даже и не думай! – предупредил он. – Здесь воздух плохой, чахоточный. Все, кто приезжают – в миг болеют. А ты вон бледная, даже кровь не пустить!

– Простуду не кровопусканиями лечить надо, а баней и травяными настоями! – возразила Настя, но в мундир вновь закуталась. Слишком уж он был теплый… родной какой-то. – Гриш, ты не думай, я тебя неволить не буду. Как только папеньку из острога выпустят, я с ним уеду, да у себя постриг приму…

К ее удивлению, гвардеец возмущенно фыркнул, точно зверь.

– Ты что это удумала? А я потом всю жизнь слушать буду, как молодую жену со свету сжил да в монастырь упек? – ужаснулся он. – Нет уж, Настасья Платоновна, хочешь ты аль нет – мы с тобой теперь на всю жизнь связаны!

Девушка лишь опустила голову и подозрительно захлопала ресницами.

– Так… еще этого нам не хватало! – Гриша, моментально почуяв неладное, вытащил и протянул ей свой платок. – Ну-ка слезы вытри! Потом в комнате порыдаешь!

– Умный какой, – Настя шмыгнула носом, но платок взяла. – И где только научился? Небось, когда по фрейлинам бегал?

– Фрейлины меня не слезами встречали, а поцелуями! – Белов вдруг понял, что хорохорится, словно мальчишка. Поморщился и добавил. – Сестры у меня. Семеро…

– С-с-сколько? – ахнула девушка, моментально позабыв о слезах.

Она с ужасом представила, как её будут выгуливать в парке, передавая с рук на руки.

– Семеро, – Белов вновь усмехнулся, разгадав мысли невесты. – Да ты не переживай, они почти все замужем, свои семьи у них. Окромя Софьи никто не побеспокоит!

– А ей-то чего? – пробурчала Настя.

– Она меня, почитай и вырастила, – Григорий в миг стал серьезным. – Тяжело я родителям дался. Матушка после родов совсем слаба была, думали преставиться. Вот Софья со мной и нянькалась. А потом уже…

Гвардеец махнул рукой. Никому не стоило знать, что, когда Белов уже служа в полку в очередной раз увидел на лице у сестры следы побоев. Не выдержав, Гриша и обернулся волком, подкараулил мужа сестры и достаточно толково и быстро объяснил ему, что будет, если Горбунов еще раз тронет Софью.

Преображенец понимал, что за такое его вполне могли сослать на каторгу, но командир полка, Александр Борисович Бутурлин, вникнув в дело, вступился за своего офицера, хотя потом и сам потрепал Гришку изрядно, заставив месяц ежедневно сражаться с ним самим в звериной обличие.

Впрочем, Белов был лишь рад этому. Бутурлин слыл одним из самых опытных воинов и в схватке ему не было равных.

Софья же еще долго удивлялась, что муж внезапно предложил разъехаться, безропотно уступив и городской дом, и дачу в Питерсхоффе.

– В общем, на сестру мою не серчай, не враг она! – подытожил свое молчание Григорий. все еще зло сверкая глазами от некстати охвативших его воспоминаний.

Настя лишь повела плечами.

– Ты поговорить хотел, – напомнила она гвардейцу.

– Хотел, – подтвердил тот. – Я вот что думаю: приказ государыня не отменит, но про него еще никто не прознал, Марфа слишком злая ходила, да и надеется она, что я выкручусь.

– И что? – девушка с надеждой посмотрела на преображенца, неужели он знает, как и свадьбы избежать, и государыню не разозлить.

– А то, что, надобно нам с тобой изобразить, что мы по любви венчаться будем.

– Что?! – Настя даже взвизгнула, такой абсурдной показалась ей эта мысль. – То есть…

– То и есть! – не выдержав, передразнил Григорий, как вечно дразнил непонятливых сестер. – Я супротив императорской воли не пойду! Я государыне на верность присягал и любые ея приказы исполнять должен!

– Вот и исполняй, только меня в это не втягивай! – Настя почти швырнула вдруг ставший тяжелым мундир на траву, развернулась и направилась к фрейлинскому дому.

– Дура!! – крикнул ей вслед Белов. – Себя не жалеешь, так хоть об отце подумай!

Настя на мгновение замерла, а потом решительно поднялась по ступеням дома. В сердцах хлопнула дверью.

– Вот ведь! Одно слово – баба! – проворчал Григорий, поднимая с земли и отряхивая свой мундир. – Хорошо, хоть топтать не начала, с нее станется!

Он критически оглядел зеленое сукно, особо тщательно проверил красные обшлага, чтоб на них не было комьев земли. После чего надел мундир, достал из кармана парик, нахлобучил его на голову и направился во дворец, превращать свой план в жизнь. Настя еще одумается, пожалеет, что так говорила.

Глава 6

Дворец встретил Белова бестолковой суетой. Всюду ходили придворные, в двух малых залах на втором, парадном этаже играли в карты. Зеркала на стенах, поставленные друг напротив друга отражали эту пеструю, точно цыганскую толпу. Правда, вместо мелодичных напевов кочевников здесь был лишь гул голосов, напоминающий жужжание мух над вареньем.

Григорий огляделся, выискивая того, кто мог бы проводить его к императрице. За одним из столиков игра шла по-крупному: на зеленом сукне уже переливались драгоценные камни украшений, с некоторых пор используемых для ставок вместо денег.

Банк держал сам Рассумовский. Дородный, с простоватым лицом, бывший певчий, а ныне фаворит и сподвижник императрицы, «ночной император», как прозвали его в народе, Алексей Григорьевич одинаково добродушно реагировал и на выигрыши, и на проигрыши.

Поговаривали, что Елисавета Петровна давно тайно венчалась со своим полюбовником, но доподлинно было никому не известно. Во всяком случае, сам Рассумовский к власти не рвался, в дела государственные не лез, а то, что на приемах государственных по его настоянию борщ подавали, так оно и к лучшему – пусть послы иностранные русскую кухню опробуют, глядишь и у себя моду на русское введут.

При виде фаворита Белов воспрял духом. В его голове сразу же сложился иной план, более надежный, чем аудиенция у императрицы. Преображенец нарочно шагнул вперед и кашлянул, привлекая к себе внимание.

– Гришка! – заметив гвардейца, Рассумовский призывно помахал рукой.

Пришлось подойти и поклониться, согласно уставу: Алексей Григорьевич был почетным капитан-поручиком лейб-гвардии Преображенского полка.

– Ну что, волчара, – добродушно приветствовал гвардейца Рассумовский, относившийся к оборотням с большим пиететом. – Наслышан о твоих злоключениях! Елисавета Петровна мне за завтраком рассказала.

Белов скривился, понимая, что сплетни уже могли разойтись по дворцу.

– Ох, Гришка, Гришка, – продолжал Алексей Григорьевич, опрокидывая в себя очередной бокал с золотистым вином. – Мало тебя батюшка в детстве порол!

– Так вы исправьте, Алексей Григорьевич! – смело предложил преображенец. – Вы же капитан, вот приказ и отдайте!

– Ишь ты! Приказ… – протянул тот. – Вот возьму и выпорю за дерзость твою!

Григорий лишь усмехнулся. Он видел, что Рассумовский уже успел опьянеть, и не будет вставать, чтобы выполнить свою угрозу. К тому же лютовал Алексей Григорьевич лишь на охоте, входя в азарт, отчего его егеря, как правило, были биты. Но на охоте Белов предпочитал на глаза фавориту государыни не попадаться.

– Ладно, чего во дворец пожаловал? – Рассумовский, убедившись, что ему не будут перечить, обрел прежнее добродушие.

– Милости у ея величества испросить хочу, – преображенец оглянулся, заметив, что вокруг все навострили уши.

Стало быть, сплетня о том, что любимец женщин Белов попался в силки еще не облетела дворец. Скорее всего, Алексей Григорьевич, услышав занимательный анекдот за завтраком, позабыл об этой шутке и вспомнил, лишь когда увидел самого Григория.

– Мало тебе вчера было? – хмыкнул фаворит. – Ты учти, Елисавета Петровна про тебя решительно настроена. Перечить будешь, в сердцах и в Сибирь послать может!

– На все воля Божья и государыни нашей! – отозвался Белов. И чуть подался вперед, наклоняясь к Рассумовскому. – Алексей Григорьевич, на деле просьба у меня к вам. Наедине бы…

Тот вздохнул и тяжелым взглядом обвел комнату. От него не укрылись пристальные взгляды присутствующих. Ночной император почмокал губами, подыскивая нужные слова.

– А ну пшли вон! – наконец негромко приказал он.

Все засуетились, замельтешили, торопясь выйти сквозь золоченые двери.

– Вставать лень, – пояснил Рассумовский гвардейцу, весьма довольный собой. – Говори, что у тебя?

Григорий на секунду заколебался, а потом решительно сказал:

– Окажите мне милость: не говорите никому о приказе Елисаветы Петровны.

– А что так? – бывший церковный певчий с интересом посмотрел на преображенца. – Никак от свадьбы уйти хочешь?

– Хочу, – Белов не стал отрицать. – Только не дано это. Сами знаете, коли Елисавета Петровна решила что, отступать не будет!

– Верно, тогда пошто тайну хранить?

– Да вы сами подумайте! Как девки наши узнают, что невеста моя в фрейлинах ходит, они ж тогда ее со свету сживут! По углам все шушукаться будут, да пальцем тыкать! – Григорий покачал головой. – А я службу оставлять не намерен, вот и придется…

– Ты что, тайно венчаться решил? Ох, Гришка, после такого курицы наши точно жену твою заклюют!

– Мыслей о тайном венчании у меня и в помине не было, но… хочу представить, что по любви мы сошлись. Оно всем спокойнее будет.

– По любви-и-и, – протянул Алексей Григорьевич. – На обман, стало быть, пойдешь?

– Пойду, коль женщину защитить надо.