Будь со мной честен (страница 10)
– Да, пятнадцатого апреля тысяча девятьсот пятьдесят пятого года. Эйнштейн сожалел, что в тысяча девятьсот тридцать седьмом году подписал письмо ученого по имени Лео Силард, адресованное Франклину Рузвельту, в котором тот предупреждал политика об опасности изобретения нацистами ядерной бомбы, которое многие связывали со знаменитым уравнением Эйнштейна. Такая бомба могла привести к беспрецедентному кровопролитию. Убежденный пацифист Эйнштейн считал, что письмо, написанное Силардом, тоже связывает его с легендарным Манхэттенским проектом…
– В рамках которого ученые пытались придумать более доступное жилье в Нью-Йорке? – перебила я.
– Не понимаю, о чем ты, – растерянно произнес Фрэнк, явно выбитый из колеи.
Опять я пошутила без предупреждения!
– Тук-тук. Продолжай.
– Манхэттенским проектом, который привел к изобретению американскими учеными атомных бомб, сброшенных в конце Второй мировой войны на Хиросиму и Нагасаки. А ты знала, что самолет «Энола Гэй», который сбросил первую атомную бомбу, был построен в Омахе в тысяча девятьсот сорок пятом году?
– Нет, не знала, – сказала я. – Фрэнк, ты, наверное, любишь школу. Ты знаешь больше, чем все знакомые мне взрослые.
– Другие дети говорят, что я умственно отсталый.
– Ты же говорил, они считают тебя сумасшедшим.
– И это тоже.
– Может, их просто бесит, что ты умный и получаешь хорошие оценки. Дети порой такие глупые. Зато тебя любят учителя, правда?
– Знаешь, что говорит мама? Учителя терпеть не могут, когда их исправляют.
Час от часу не легче!
– Надеюсь, ты этого не делаешь?
– Только если они делают фактические ошибки.
Я посмотрела в зеркало. Фрэнк не втянул голову в плечи, хотя надел очки.
– Уинстон Черчилль провалил экзамены за шестой класс, – добавил он.
– Неужели?
– Да. Великий архитектор Фрэнк Ллойд Райт не окончил среднюю школу. Равно как и Кэгни, Гершвин, знаменитый фотограф Энсел Адамс и Ирвинг Берлин. А Чарли Чаплин и Ноэл Кауард – даже начальную.
– Ты точно знаешь?
– У мамы в прикроватной тумбочке лежит список. Если не веришь, загляни туда на досуге.
– Я тебе верю.
– Поехали домой.
– Да, капитан, – сказала я и на ближайшей развязке свернула с магистрали.
До конца поездки никто из нас не проронил больше ни слова. Мельком глянув в зеркало, я увидела, что Фрэнк спит, как младенец, очки-авиаторы висят на шее, а щека прижата к стеклу.
Подъехав к дому, я услышала через открытое окно барабанную дробь пишущей машинки. Не успела я заглушить двигатель, как Фрэнк выскочил из машины и понесся к дому, точно электрический кролик, преследуемый настоящими гончими. Я нашла его под дверью Мими. Он сидел на корточках, раскачиваясь в кресле, невидимом обычным землянам вроде меня.
– Что с тобой? – прошептала я.
– Просто хочу посидеть с ней немножко.
Я его понимала. Все бы отдала за возможность посидеть вот так со своей мамой.
– Ну, хорошо. Только не мешай ей работать, ладно?
Он кивнул, и я ему поверила. Пройдя на кухню, я вытащила из кармана обжигавший руки мобильный Мими и бросила на стол – пусть забирает. Достав из другого кармана список врачей и больниц, забила в свой телефон. После этого разобрала почту, захваченную на входе, то есть отсортировала рекламные буклеты от счетов. В почтовом ящике почти никогда не бывало ничего другого. Изредка попадались письма от фанатов, которые можно было узнать по адресу, написанному от руки, и маркам. Хуже, если марок на измятом послании не было. Это означало, что его просунул в щель почтового ящика сам поклонник. Каждый раз, когда я протягивала Мими кусочки чьего-нибудь сердца, заключенные в конверт, она выбрасывала их, не читая.
Сегодня почта порадовала нас открыткой с изображением несуразной хижины, заваленной плюшевыми игрушками – из тех, что выигрываешь на ярмарке и потом таскаешь за собой весь день, не зная, как избавиться. Я перевернула открытку, приняв ее за дурацкую рекламу строительной компании или невероятно грустного детского сада, и обнаружила, что она адресована Фрэнку. Я не собиралась читать, просто слова, написанные крупными буквами, невольно бросались в глаза.