Она осеклась, понимая, что хватила лишку, а дементорша, вдруг резко отвернувшись, подошла к окну, за которым сгущалась тьма.

– Любила. Я ведь не машина, хотя именно такими вы нас представляете.

– Извините… – пробормотала Нина, а дементорша продолжила:

– Извиняю. Ну хорошо, будем говорить начистоту. Вы, Нина Петровна, правы, ведь, по сути, это невинное хобби: шляться по великим и не очень произведениям и заниматься там черт-те чем. Какая разница, кто убийца: судья или старая дева. И кто погиб под колесами поезда – Анна Каренина или все же ее старый муж?

Нина усмехнулась – дементорша была явно в курсе приключений самой Нины в «Анне Карениной».

– Разве это что-то меняет? Ну да, в их мире все, а в нашем?

Она снова уставилась на Нину, и та медленно произнесла:

– В нашем, наверное, тоже. Не всегда, но потенциально такая возможность есть.

Она вспомнила одного литературного пришельца, который, желая исправить измененное ею же в литературном мире, явился в наш – и терпеливо ждал этого двадцать с лишним лет.

Много чего при этом наворотив.

Дементорша, усевшись за стол, с грохотом отложила испачканный кремом нож и сказала:

– Не просто обладает, и не наверное. Каждое путешествие меняет что-то не только там, но и тут! Пусть мелочь, незначительную деталь, но меняет. И за этим нужен контроль, потому что если шастать туда беспрестанно и все менять в тех мирах, кое-что может измениться и в нашем, причем кардинально.

Посмотрев на нее, Нина выдавила:

– И вы именно этим и занимаетесь?

Дементорша энергично кивнула.

– В том числе и этим, Нина Петровна. Но вернемся к нашему парижскому другу…

Она постучала пальцем по опусу французского профессора, и Нина вдруг воскликнула:

– Понимаю! С личностью убийцы в «Десяти негритятах» каким-то образом связаны возможные существенные изменения в нашем мире?

Дементорша впервые за все время улыбнулась, причем не натужно, а по-настоящему.

– Это вы сказали, учтите, а не я! Я вам ничего такого не говорила, это я отмечаю так, на всякий случай!

Их что, подслушивали? Или, вернее, прослушивали?

Тик-так, тик-так, тик-так.

– А что именно изменится, если… если убийцей окажется не Уоргрейв? – спросила Нина, а дементорша сурово ответила:

– Не вашего ума дело, Нина Петровна!

Обидевшись, Нина заявила:

– Раз не моего, так сами туда и отправляйтесь. И штурмуйте со своими ребятками Негритянский остров, берите под стражу всех приглашенных туда, проводите очные ставки, пытайте, засовывайте в канализацию к Пеннивайзу или отправляйте на изысканное суаре к Ганнибалу Лектеру – в качестве десерта. Зачем вам я?

Дементорша, вздохнув, помолчала, а потом сказала:

– Вы сами знаете, что через литературный портал пройти может не каждый, кто пожелает, а только избранные. Наш парижский друг страстно этого желает, но он не избранный.

Нина заметила:

– Ну, пусть ваши ребятки не в состоянии, но вы-то можете, раз с танцующим клоуном Пеннивайзом встречались.

Дементорша упрямо качнула головой.

– Никто из нас не может, это железное правило. Чтобы не было соблазна.

Нина заявила:

– Но вы-то с клоуном встречались – или вы все мне наврали?

– Встречалась. Я с вами честна, как ни с кем ранее.

– Ну, тогда у вас была возможность открывать портал, а потом исчезла, что ли? Я о таком только слышала.

Она осеклась и, вскочив из-за стола, да так, что задела при этом о край – чашки загрохотали – и выпалила:

– Господи, да это не вы в мир Пеннивайза перемещались, а он в наш! Ведь так?

Дементорша, мрачно глядя на нее, ничего не отвечала, и Нина в ужасе поняла: да, именно так.

– А он… точно уничтожен? – спросила она срывающимся голосом, и в этот момент раздался невинный звук: капля, оторвавшись от протекавшего с некоторых пор кухонного крана, упала на металлическую мойку.

Раньше бы Нина попросила Женю, ее Женю, озаботиться починкой крана, а теперь она в страхе уставилась на мойку, словно ожидая, что оттуда…

Прямо оттуда, из канализации, донесется сатанинский хохот?

И как после этого она будет ванну принимать?

Дементорша дернула головой и снова встала.

– Уничтожить его нельзя, но мы сумели вернуть его в литературный мир.

Нина облегченно выпалила:

– Надеюсь, в его литературный мир, а не в какой-то другой…

И снова осеклась, осознав: именно что в другой.

Девушка истошно закричала:

– Куда вы сбагрили этого монстра? Неужели в «Десять негритят»? А теперь на полном серьезе заявляетесь ко мне и хотите, чтобы я наведалась туда? Вы что, с ума сошли?

Дементорша прервала ее крики.

– Это вы, Нина Петровна, с ума сошли. Нет, он совсем в ином литературном мире, там, где даже такой твари, как этот Пеннивайз, не поздоровится.

Это в каком таком?

– В рассказы Лавкрафта, что ли, его отправили? К Ктулху и иже с ним? – предположила она, и дементорша поцокала языком.

– Это государственная тайна. Если я вам скажу, и вы, и я окажемся там, откуда мы уже никогда больше не выберемся. Вы же этого не хотите?

Нина не хотела.

– Но точно не в «Десять негритят»? Точно? Или там не Пеннивайз, а какой-то иной монстр?

Дементорша же, выйдя в коридор, вернулась с портфелем, из которого извлекла папку и положила ее на стол перед Ниной. Та раскрыла ее и увидела пожелтевшие листы с текстом на английском, напечатанном на машинке.

– «Мое признание. Кто же всех их убил».

И, уставившись на дементоршу и тотчас забыв о веселом клоуне Пеннивайзе, выпалила:

– Это же признание судьи, ведь так? В романе он все изложил на бумаге, засунул в бутылку и бросил в море. А ту спустя какое-то время выловили рыбаки и передали в Скотленд-Ярд.

Нина лихорадочно пролистала страницы. Ну да, это текст из романа Агаты Кристи – точнее, текст признания судьи Лоуренса Уоргрейва, именем которого и было подписано разоблачение этих жуткий деяний.

– Да, это так, – согласилась дементорша. – Рыбаки с траулера «Эмма Джейн» извлекли запечатанную сургучом бутылку в порту Плимута. Это тот же самый текст, который представляет собой финал романа Кристи. Признание судьи и описание того, как он всех убил.

Нина, вчитываясь в строчки зловещего признания, от которого у нее пошли по коже мурашки, сказала:

– Ну, тогда и причин отправляться в «Десять негритят» нет. Убийца, без сомнений, судья.

Дементорша сказала:

– Да, но на острове не нашли остатков сургуча и кастрюльки или иной тары, в которой судья должен был растопить его, чтобы запечатать бутылку.

– Ну, он мог элементарно выбросить кастрюльку в море.

– Мог, но зачем?

Нина сообразила.

– Чтобы прибывшим на остров следователям это не помогло выйти на его след. Ведь он хотел одурачить всех, сделать так, чтобы никто не понял, кто же убийца, а потом довериться судьбе, бросив бутылку с признанием в море: найдут – узнают, может, вообще через триста лет, а нет, значит, так навсегда и останется тайной.

Дементорша удивленно посмотрела на нее.

– Вы, Нина Петровна, явно не дура.

– Благодарю, я в курсе. Но, вижу, у вас есть иные аргументы. Какие, к примеру? Может, мы найдем всему объяснение и мне никуда не понадобится вояжировать?

Дементорша кивнула.

– Бутылка особая, напитков в такой таре на острове не было: ни полных в кладовке, ни пустых в отходах, ни в комнатах жертв.

Нина усмехнулась.

– Проще простого! Судья привез ее с собой. Он заранее знал, что ему нужна особая, не простая, легко разбивающаяся, бутылка, видимо, из толстого стекла, и он взял ее с собой на остров. А там мог просто поставить в кладовку или еще куда-то, ведь на пустую бутылку все равно никто не обратит внимания. А потом, когда все закончилось, по крайней мере, для его жертв, взять и вложить в нее признание, запечатать также привезенным с материка сургучом и швырнуть с обрыва в море.

Дементорша, взирая на нее в явном восхищении, заявила:

– Вам только у нас работать, Нина Петровна! У меня как раз место заместителя освободилось…

Ее заместитель, как выяснилось, и был помощником того самого информатора и пришельца из литературного мира, который едва не убил Нину и приложил колоссальные усилия, чтобы очернить в глазах литературных дементоров Женю.

Ее Женю.

Интересно, куда несчастного предателя сослали – в тот же мир, куда удалось выпихнуть Пеннивайза?

– Да нет, как говорится, уж лучше вы к нам… – пробормотала девушка и добавила: – И это все? Ну, тогда вояж отменяете, вы оставляете нас с Женей наконец в покое и…

Дементорша кашлянула, и Нина поняла, что нет, не все:

– Признание, как вы видите, написано не от руки, а напечатано на печатной машинке. На острове одна такая была обнаружена, но совсем другой модели и с совершенно иным шрифтом.

Нина заявила:

– То же, что и с кастрюлькой с сургучом. Судья привез машинку с собой, а потом швырнул в море – все элементарно, Ватсон!

Она явно гордилась собой.

– Ну что же у вас все в море сбрасывается, Нина Петровна, прием избитый! Да и экологический баланс явно не улучшает. Ну хорошо, а что вы скажете на то, что на рукописи не обнаружено ни единого отпечатка пальца. Повторяю, ни единого! Кто-то приложил огромные усилия, чтобы избежать этого!

Нина, несколько озадаченная подобным поворотом, нашлась с ответом:

– Судья все делал в перчатках.

– Зачем, Нина Петровна, зачем? Он ведь и так подписал признание своим именем и детально все изложил, к чему пытаться скрыть свои отпечатки?

Действительно, как-то глупо получалось. А старый судья Уоргрейв глупцом уж точно не был.

Нина не сдавалась.

– Ну, мало ли почему он не снял перчатки. Такой у него был пунктик.

Дементорша заявила:

– Перчатки у него нашли, как и летнее пальто и котелок, но, вероятно, вы, Нина Петровна, скажете, что он пользовался другими, которые потом швырнул в море.

Нина поняла, что дементорша подтрунивает над ней.

– Скажу, да! Разве это так уж невероятно? Может, как-то странно, но допустимо, вы не находите?

Дементорша медленно кивнула и ответила:

– Да, все это допустимо, хотя в некоторых случаях и с большой натяжкой, и мы бы на этом закрыли дело судьи Уоргрейва, если бы не одно последнее «но»…

Она сделала драматическую паузу, и Нина, не выдержав, спросила:

– Какое еще но?

Дементорша наконец принялась говорить.

– В тридцатые годы все, даже самые тупые преступники, слышали об отпечатках пальцев и старались не оставлять их, дабы не быть изобличенными. Но о ДНК никто еще представления не имел. Тот, кто бросил это признание от лица судьи Уоргрейва в море, соблюдал все меры предосторожности почти столетней давности. Отпечатков, и это правда, нет, но есть микроскопические, глазу не заметные, частицы кожи, которые попали на бумаги, прекрасно сохранились и были подвергнуты анализу.

Нина ахнула.

– Вы раскрываете преступление из литературного мира методами из нашего? С ума сойти!

Дементорша слабо усмехнулась.

– Повремените. Много этот анализ не дал. Тем более что все тела давно рассыпались в прах, по крайней мере, в том мире, и пробы для сравнительного анализа взять негде. Однако все исследования показали одно и то же: эти микрочастицы, которые попали на признание судьи при его написании, несут в себе ДНК не мужчины, а женщины! Причем все – одной и той же!

Нина потрясенно молчала, а потом предположила:

– А судья точно был… мужчиной?

Дементорша захохотала, наверное, первый раз в своей жизни.