Ей, видимо, казалось, что девушка не найдет в этих словах ничего особенного или обидного, однако получилось как в детском стишке:

Укушенный не пострадал,
А вот собака сдохла.^[22]

Молли ясно услышала иронию в тоне мисс Кларинды, хотя не сразу осознала ее причину, а вот мисс Фиби в этот момент слишком увлеклась вывязыванием пятки на чулке, чтобы проникнуться словами и подмигиванием сестры.

– Да, мы сблизились, и молодой мистер Хемли был очень добр ко мне, – с некоторым вызовом проговорила Молли, не желая вдаваться в подробности глубокомысленного замечания мисс Браунинг, пока не поймет его смысл.

– Должно быть, мечтаешь вернуться в Хемли-холл? Но он ведь не старший сын. Фиби! Не утомляй меня бесконечным подсчетом петель, а лучше включись в беседу. Молли как раз призналась, что много общалась с мистером Роджером и что он хорошо к ней относился. Я тоже не раз слышала, какой это приятный молодой человек, дорогая. Расскажи о нем поподробнее! Фиби, а ты послушай! В чем именно проявлялась его доброта, Молли?

– О, Роджер советовал, какие книги надо прочитать, а однажды прочел целую лекцию про пчел…

– Пчелы, дитя? При чем здесь пчелы? Кто-то из вас двоих, должно быть, не в себе!

– Ничуть. Оказывается, в Англии живет больше двухсот видов пчел, и Роджер рассказывал, чем они отличаются друг от друга. Мисс Браунинг, я понимаю, к чему вы клоните, – заметила Молли, густо покраснев, – но все это неправда, вы ошибаетесь. Если мои рассказы наводят вас на такие мысли, то больше вообще не произнесу ни слова ни о Хемли-холле, ни о мистере Роджере.

– Подумать только! Юная леди отчитывает старших! Мысли, возможно, и неразумные, вот только живут они в твоей голове. Позволь заметить, Молли, что ты еще слишком молода, чтобы думать о поклонниках.

Раз-другой Молли уже называли дерзкой и даже грубой, и вот сейчас эти ее качества опять заявили о себе.

– Я не уточнила, мисс Кларинда, какие именно неразумные мысли! Разве не так, мисс Фиби? Разве все это не собственное толкование вашей сестры, и отсюда нелепый разговор о поклонниках?

Молли пылала негодованием, однако обращалась за справедливостью не к тому человеку. Мисс Фиби попыталась восстановить мир так, как это делают те, кто не способен мыслить здраво и делать логические выводы:

– Поверь, дорогая, я ничего об этом не знаю. По-моему, ты просто неправильно ее поняла, а может, неправильно тебя поняла она. Или ничего не понимаю я. Так что лучше больше не говорить на эту тему. Кстати, сколько ты готова заплатить за половики в столовой мистера Гибсона, сестра?

Таким образом, взаимное раздражение мисс Кларинды и Молли продолжалось до конца дня, и спокойной ночи они пожелали друг другу крайне холодно. Девушка поднялась в крошечную, но чистую и аккуратную спальню с лоскутными шторами на кровати и окнах и таким же покрывалом, с туалетным столиком в японском стиле, буквально заваленным множеством крохотных коробочек, и небольшим зеркалом над ним, безжалостно искажавшим лицо каждого, кто имел неосторожность в него заглянуть. Эта комната с детства казалась Молли одним из самых чудесных мест на свете, особенно по сравнению с ее собственной голой спальней с белыми канифасовыми занавесками. И вот теперь она ночевала здесь в качестве гостьи, а все волшебные украшения, на которые прежде удавалось лишь взглянуть одним глазком, поскольку они были завернуты в папиросную бумагу, были в ее распоряжении. Только вот не заслуживала она этого заботливого гостеприимства, вела себя дерзко, рассердилась! Молли заплакала горькими слезами раскаяния и рыдала до тех пор, пока не услышала легкий стук в дверь. Открыв, девушка увидела на пороге мисс Кларинду – в необыкновенно высоком ночном чепце и легком ситцевом халатике поверх короткой нижней юбки.

– Боялась, что ты уже спишь, дитя, – проговорила та, закрыв за собой дверь. – Хочу сказать, что сегодня мы обе почему-то неправильно себя повели. Думаю, виновата я. Фиби не следует об этом знать, потому что она считает мое поведение безупречным. Пусть думает, что старшая сестра всегда права. Однако я готова признать, что высказалась чересчур резко. Давай больше не будем об этом говорить, Молли, но ляжем спать друзьями. И навсегда останемся друзьями, дитя мое, не так ли? А теперь поцелуй меня и больше не плачь, не то глаза покраснеют и распухнут. Да, и аккуратно задуй свечу.

– Я была не права, сама во всем виновата, – возразила Молли, целуя мисс Браунинг.

– Вздор! Не перечь мне! Раз я сказала, что это моя вина, значит, так и есть.

На следующий день вместе с мисс Клариндой Молли отправилась смотреть, как идет ремонт в родном доме, и вынуждена была признать, что изменения ужасны. Светло-серый цвет стен в столовой, хорошо гармонировавший с темно-красными плотными шторами и после уборки казавшийся не грязным, а сдержанным, уступил место очень яркому розово-лососевому оттенку, который никак не сочетался с наимоднейшими новыми занавесками цвета морской волны.

– Очень живенько, по-моему, – заметила мисс Браунинг, и Молли не осмелилась возразить, надеясь, что новые коричнево-зеленые половики немного приглушат эту жутковатую «живность».

Повсюду стояли лестницы и подмостки, а между ними с ворчанием бродила недовольная Бетти.

– Давай поднимемся наверх. Посмотришь спальню мистера Гибсона. Сейчас, пока идет ремонт, он переехал в твою.

Пусть и не слишком отчетливо, Молли помнила, как трехлетней малышкой ее привели в эту комнату, чтобы попрощаться с умирающей мамой. Помнила белое белье, муслин, бледное, изнуренное, печальное лицо с большими глазами, горевшими желанием в последний раз прикоснуться к мягкому теплому комочку, которого уже не хватало сил заключить в объятия. Потом, входя в эту комнату, Молли всякий раз представляла дорогое грустное лицо на подушке, очертания фигуры под одеялом. Девочка не боялась подобных видений – напротив, ценила их как напоминание об облике матери. С полными слез глазами она поднималась следом за мисс Браунинг, чтобы увидеть спальню в новом убранстве. Изменилось почти все: положение кровати, цвет мебели. Появился новый большой туалетный стол со стеклом на поверхности вместо примитивного комода с наклонным зеркалом, верой и правдой служившего маме во время недолгой замужней жизни.

– Надо все тщательно подготовить для леди, которая провела так много времени в особняке графини, – заметила теперь уже вполне смирившаяся с женитьбой доктора мисс Браунинг.

Приятная работа по обновлению дома соответствовала ее вкусам и наклонностям.

– Мебельщик Кромер пытался убедить меня купить диван и письменный стол. Эти торговцы готовы на все, лишь бы продать побольше вещей. Но я ответила: «Нет-нет, Кромер. Спальни предназначены для сна, а гостиные – для приятных бесед. У всего есть своя цель, так что даже не пытайтесь ввести меня в заблуждение». Да, если бы матушка поймала нас с Фиби в спальне днем, то отругала бы не на шутку. Вещи для игр на улице мы хранили в специальном шкафу внизу, а руки мыли в специально для этого отведенном аккуратном местечке. Подумать только: запихивать в спальню диван и стол! В жизни о таком не слышала. К тому же сто фунтов не бесконечны. Боюсь, в твоей комнате, Молли, ничего сделать не смогу!

– Чему я очень рада, – весело отозвалась девушка. – Почти все в ней сохранилось в том же виде, как при маме, когда они жили здесь с моим двоюродным дедушкой. Ни за что бы не согласилась что-нибудь изменить. Очень люблю свою комнату.

– Опасность не грозит, так как деньги заканчиваются. Кстати, Молли, тебе купят платье подружки невесты?

– Не знаю, как-то не думала об этом, как и о том, что буду подружкой.

– Непременно поговорю об этом с мистером Гибсоном.

– Пожалуйста, не надо. Сейчас у него и без меня большие расходы. К тому же я, если бы мне позволили, с радостью не пошла бы на свадьбу.

– Глупости, дитя. Весь город будет обсуждать это событие, ради отца тебе придется участвовать в церемонии и хорошо выглядеть.

Мистер Гибсон хоть ничего и не сказал дочери, поручил будущей жене подобрать платье для Молли, и скоро из столицы графства приехала модистка и привезла с собой простой и элегантный наряд. Платье сразу очаровало мисс Гибсон, а когда его подогнали по фигуре, девушка устроила для мисс Браунинг показательную примерку. Прежде чем спуститься в гостиную, она подошла к зеркалу и едва ли не испугалась собственного преображения. «Неужели я? Какая хорошенькая! Конечно, все дело в платье. Бетти сказала бы, что в красивых перьях любая птичка хороша».

С румянцем смущения представ перед хозяйками, Молли встретила восторженный прием.

– Честное слово! Ни за что бы тебя не узнала!

«В красивых перьях», – подумала Молли, чтобы обуздать проснувшееся тщеславие.

– Ты по-настоящему красива. Правда, сестра? – воскликнула мисс Фиби. – Право, дорогая, если бы всегда так одевалась, то выглядела бы лучше своей мамы, которую все считали очень хорошенькой.

– Да, так и есть, хотя ты совсем на нее не похожа: копия отца, – а белый цвет всегда выгодно оттеняет смуглую кожу, – вставила старшая сестра.

– Но разве она не красавица? – не сдавалась мисс Фиби.

– Даже если так, в этом заслуга Провидения, а вовсе не ее собственная. Да и модистке надо отдать должное. Что за восхитительный муслин! Наверняка стоит немало!

Вечером накануне свадьбы мистер Гибсон и Молли отправились в Эшкомб в единственной в Холлингфорде желтой почтовой карете. Им предстояло стать гостями мистера Престона, а точнее, самого милорда, в главном особняке поместья. Особняк вполне соответствовал своей репутации и очаровал Молли с первого взгляда. Каменное, со множеством фронтонов и разделенных средниками окон здание украшал виргинский плющ и яркие плетистые розы. Молли впервые увидела мистера Престона: управляющий стоял на пороге и встречал гостей – и тут же ощутила себя юной леди, поскольку даже не догадывалась, что он награждает комплиментами и одаривает кокетливыми взглядами каждую женщину моложе двадцати пяти лет. Мистер Престон был очень привлекательным мужчиной и прекрасно сознавал это. Светлокожий, с гривой каштановых волос и бакенбардами, блуждающими серыми глазами в окружении темных ресниц, он обладал к тому же прекрасной фигурой благодаря активным занятиям спортом, что обеспечило ему доступ в высшие круги общества. Он превосходно играл в крикет, а стрелял настолько метко, что любое уважающее себя семейство считало за честь пригласить его на охоту двенадцатого августа и первого сентября.^[23] В дождливые дни мистер Престон учил молодых леди играть в бильярд, а при необходимости мог один отправиться в лес и добыть дичь. Молодой человек знал наизусть множество театральных пьес и был незаменим в постановке их на местной сцене. Для флирта с Молли у него имелись особые причины. Во-первых, пока вдова жила в Эшкомбе, он изрядно с ней развлекался, а теперь хотел, чтобы она увидела контраст между ним, таким красивым и ухоженным, и немолодым мужем. Во-вторых, мистер Престон питал глубокую страсть к другой – ныне отсутствующей – особе и считал необходимым эту страсть скрывать, а потому, хотя «малышка Гибсон», как он называл ее про себя, была и не столь привлекательна, как дама сердца, решил посвятить ей ближайшие шестнадцать часов.