Война на двоих (страница 7)
Мари вжалась в Иссура своим тонким телом, дрожа от ужаса. Военный от ярости покраснел до ушей, поток ругательств лился из его рта, он поднял к небу свои толстые ладони, и, закатив глаза, воззвал к Всевышнему с просьбой жестоко покарать «детей Люцифера». Наконец спустя время, немного успокоившись, он вытер кистью руки лоб, сурово сдвинул брови, и вынес свой приговор:
– Теперь будете работать в два… Нет, в три раза больше нормы! Будете возвращаться в барак под утро, поняли?! Если еще хоть раз такое повторится, я вас… – военный вдруг запнулся и прижал два пальца к губам. Он выдержал паузу, кашлянул, вдруг развернулся и стремительно пошел к выходу.
– Что… вы нас? – вырвалось у Мари. У девочки все помертвело внутри, когда сторож остановился и, медленно обернувшись, остановил на ней свой взгляд. В нем закипало звериное бешенство.
– Ты еще смеешь что-то пищать в ответ? Ты, абсолютное ничтожество, смеешь со мной разговаривать?
Громко забренчала пряжка мужского кожаного ремня. Мари почувствовала, как Иссур впился пальцами в ее рукава и загреб ногтями грубую ткань.
– Эй ты, сзади, живо отошел, пока есть возможность! – прикрикнул сторож, стягивая и растягивая концы твердого пояса.
– Я… никуда не уйду.
– Марш, я сказал!
Военный пнул мальчика тяжелым ботинком в живот, тот упал и стукнулся головой о спинку чьей-то кровати. Мари вскрикнула и бросилась было к другу, но сторож перехватил девочку за предплечье, нагнул, спустил штаны и ударил. Острая боль. Противное жжение ниже поясницы. Злобный смешок позади, затем второй удар. И так по кругу. Мари вспомнила, как школьные попечительницы пороли ее палками за провинности. Тогда ей казалось, что ничего более позорного быть не может. А сейчас она, в вечерней полутьме, в сыром бараке, наполненном ледяным воздухом, стиснутая в руках военного, источающего отвратительный запах табачного перегара, прямо на глазах у Иссура, дорогого, милого Иссура, опускается все ниже и смешивается с желчью и грязью. Зарывается все глубже в землю с каждым ударом.
Спустя несколько минут сторож нацепил на себя ремень.
– Посмотрим, захочется ли тебе еще открыть свой поганый рот.
Он отвесил последний удар жесткой ладонью, отчего уже слегка расслабившаяся Мари вздрогнула и распласталась по земле. Садист вновь усмехнулся. Девочка чувствовала на себе его прожигающий взгляд и сытую улыбку. Гулкие удаляющиеся шаги наконец позволили Мари облегченно вздохнуть. Она приподнялась на локтях и отыскала взглядом Иссура. Тот сидел у стены и смотрел в сторону, потирая кровавый затылок. Мари привела себя в порядок и подошла к другу.
– Давай протру.
– Да мне не больно.
– Нет, я протру.
Девочка сбегала к своей койке и принесла карманный календарь. Вырвав из него пару листов, она размяла их в руках и приложила к шее Иссура. Страница с маем месяцем пропиталась кровью, цифры и крупные буквы с вензелями налились красным1.
– Мне очень жаль, что так вышло, – стеклянный голос мальчика разрезал тишину. Он не плакал, не морщился, не кусал губы. Вид беспомощной подруги в мерзких мужских руках врезался и протаранил ему голову как пуля крупного калибра. Внутри треснуло.
– Все хорошо, не думай об этом, – Мари сменила «салфетку».
Иссур развернулся и схватил девочку за запястья.
– Как я могу… не думать? Ты сейчас стоишь передо мной, такая добрая, заботливая, а буквально пять минут назад это дрянь измывалась над тобой всеми возможными способами. А я просто сидел и смотрел на это, смотрел как убогий, жалкий слабак!
– Иссур, ты не…
– Нет! Даже не начинай! Кто я, по-твоему, мужчина или изнеженная принцесса?
– Ты – мужчина, но ты не должен…
– Хватит! Устал слушать!
Иссур сдернул с затылка «салфетку», вскочил на ноги, и направился к выходу, потирая переносицу.
– Сейчас он ответит, сейчас он получит…
– Нет, не надо!
Мари перекрыла мальчику дорогу, раскинув в стороны руки.
– Пусти! Я ему покажу, как подобает обращаться к девушками!
– Иссур, я прошу тебя…
– Пусти! Пусть меня высекут, пусть пристрелят, но я не позволю трогать тебя!
– Дурак!
Девочка медленно сползла на землю перед другом, обхватила руками голову и наклонилась к земле.
– К чему сейчас твое глупое благородство? Ты умрешь, с тобой умру и я. Я потеряю единственного родного человека, Иссур. Ради этого ты сейчас пойдешь драться с военным? Убивая себя, ты приставляешь дуло и к моему виску! Бестолочь, когда же ты уже это поймешь?!
Мари закричала в землю. Закричала, как орлица, навсегда потерявшая птенцов. Как мать солдата, нашедшая в списке погибших заветное имя. Вся боль, накопленная за долгие месяцы заключения, выплеснулась в одну минуту, когда ее, казалось бы, железная воля дала слабину. Иссур опустился рядом с девочкой на колени. Его растерянный взгляд бегал по подруге, руки застыли в нескольких сантиметрах от драгоценных плеч.
– Почему ты такой?! Почему ты считаешь себя рыцарем, которому поручено спасать девицу из плена злобного дракона? Ты ведь говорил, что не веришь в сказки, говорил, что они обманывают людей. А в итоге сам оказался обманутым.
Иссур прикоснулся к щеке подруги.
– Ты права. Я сам себя обманул. Наивно думал, что смогу уберечь тебя от всего дурного. Но сам этот лагерь – воплощение зла, и мы с тобой обмазались в нем как поросята в грязи. Просто я хотел сделать так, чтобы ты страдала чуточку меньше.
Мари подняла на мальчика красноватые глаза.
– Страдала меньше, когда тебя бы расстреляли у той дальней стены? Страдала меньше, когда увидела бы твое безжизненное тело? Мы с тобой вместе и должны все беды переносить одинаково. На работу – вместе, с работы – вместе, на допрос – вместе, и на расстрел – вместе.
– Но ведь ты страдаешь больше…
– Да, мне может достается больше телесных пыток. Но ты переживаешь их вместе со мной, перенимаешь боль на себя. Так что всего поровну. Уж поверь мне. У меня по математике была твердая четверка.
– Отчего же не пять?
– Учительнице я не нравилась со своими выходками, вот она оценки и занижала.
Дети звонко рассмеялись. В темном бараке снова воцарился покой.
Глава IX
Однажды Мари заметила за собой пугающую вещь. Когда очередным промозглым утром на улицу выносили мертвого ребенка, она не почувствовала ничего. Ничего не кольнуло в груди при виде открытых в предсмертной судороге глаз, упирающихся в потолок. По телу не пробежала дрожь, когда сестричка умершего с плачем побежала за носилками, хватая военных за штанины. Мари испугалась внезапной пустоты и рассказала обо всем другу. Тот ответил:
– Ты уже привыкла к смерти, привыкла видеть ее каждый день, каждое утро. Потому больше на нее и не реагируешь.
Мари поежилась.
– А когда настанет мне время умирать, я буду бояться смерти?
– Мы боимся смерти только тогда, когда у нас есть стимул жить. У тебя он есть?
– Конечно. Ты.
– А страна?
– А что страна? Из-за нее я и погибну. Посуди сам. Кто послал меня сюда? Страна. Кто заставляет выполнять бессмысленную работу? Страна. Да, я люблю свою страну. Люблю до сих пор. Но тот, кто ей управляет, видно, ее не любит.
– Уж не знаю, что у этого управляющего в голове творится, но мне как-то тоже расхотелось для него работать.
– Тогда зачем мы до сих пор это делаем?
– Думаю, ради них.
– Кого?
– Них, – Иссур обвел рукой маленьких жителей барака. – Они работают вместе с нами, хотя во многом слабее нас. И мы должны сделать так, чтобы они выжили, выросли и помогли сделать нашу страну лучше. Через обычную постройку этих деревянных сараев, как ты верно подметила, мы ничего не добьемся.
– Получается, у нас будет своя цель и мы будем жить не зря?
– Да.
– Но ведь тогда мы будем бояться смерти.
– Нет, глупая, – улыбнулся Иссур, – Мы точно будем знать, что у нас остались потомки: эти ребята, наследники и продолжатели нашего «рода», наших идей, нашей правды. Над правдой смерть не властна. Так сказал этот… как его… Шокскир.
– А это кто?
– Какой-то очень умный человек. Мне о нем рассказывал отец, но я так до конца и не запомнил, как правильно пишется его фамилия.
– Ну, раз так сказал сам Шокскир, значит, стоит ему верить.
И друзья поверили – стали брать на себя дополнительную работу и раздавать обед другим ребятишкам. Дети постарше недоверчиво поглядывали на неожиданные дарования, но порой и они подходили за вторым кусочком хлеба. Разумеется, раздача проводилась за спинами военных. Страшно представить, что произошло бы, если бы этот нелегальный обмен едой был ими обнаружен. Взамен Мари с Иссуром получали улыбки. Самые разные. Широкие и открытые, робкие и стеснительные, кто-то улыбался одними губами, а кто-то лишь вздергивал их краешек. Кто-то молча уходил со своей порцией, а кто-то шептал на ухо слова благодарности, постоянно оглядываясь вокруг. Друзья каждый вечер засыпали выжатые и разбитые, но с теплым огоньком в груди. Однако погода всерьез решила развязать с детьми войну. Выпал первый снег: мокрый, рыхлый, превращавшийся под ногами в жидкую кашицу. Ступни рабочих приобрели красный цвет и ужасно нелепую схожесть с гусиными лапками. Мари с Иссуром и тут решили не унывать: по вечерам они, кроме танцевальной программы, изображали из себя уточек, смешно крякая и хлопая локтями как крыльями. Сзади к ним пристраивались развеселенные малыши и «птичий паровоз» несколько раз обходил барак, по пути собирая все больше и больше «уток». Так, разбавляя всеобщую тоску незамысловатыми развлечениями, лагерь и преодолел рубеж поздней осени.
– Иссур, ты иди… Иди, я тебя догоню.
Мари бросила кирпичи и облокотилась на колени. Мальчик, шедший рядом, тоже отложил груз в сторону и наклонился к подруге.
– Тебе плохо.
– Нет, мне хорошо, все в порядке. Сейчас, минутку передохну, и снова в бой!
Мари натянула бодрую улыбку на лицо. Иссур недовольно покачал головой и взвалил девочку к себе на плечи.
– Опусти, я сама…
– Сиди уж.
Огромные хлопья беспрерывно летящего из плотных туч снега кололи глаза. Иссур быстро моргал и снимал с ресниц снежинки, мгновенно растворяющиеся на подушечках пальцев.
– Вот мы с тобой, старушка, и до зимы дожили, – подшутил он.
– Как я по ней скучала…
Мари мечтательно вздохнула и закинула наверх голову, подставляя ее всем ветрам.
– Мне всегда казалось, что зима – самое загадочное время года. В преддверии Рождества мы становимся на шажок ближе к волшебству. У меня, например, в декабре появляется особое настроение, я будто чего-то жду и надеюсь на чудо.
Если бы Иссур услышал эту фразу от подруги несколькими месяцами ранее, он бы посмеялся и назвал ее выдумщицей. Но, узнав Мари лучше, мальчик понял, что она просто на этом выросла и этим живет, несмотря даже на то, в каких жестоких реалиях ей приходится жить. Поэтому в ответ на длинное высказывание подруги он коротко кивнул и промолчал. До фундамента осталось несколько десятков метров. Вдруг Мари ощутила под собой содрогание.
– Иссур? Что такое?