– И куда вы отвезете меня, Степан Елисеевич?

– Я бы не хотел отрывать вас от дома и удовлетворился простым домашним арестом, но мне приказано содержать вас в казенном доме и потому я препровожу вас в канцелярию Сыскных дел. Вам там будут выделены помещения. И там вы будете пребывать до окончания следствия.

– Могу я взять с собой служанку? – спросила Салтыкова.

– Как вам будет угодно. Одна служанка постоянно может находиться при вас, и такоже вы можете получать обеды от вашего личного повара или заказывать их в любом трактире или ресторации по вашему выбору.

– Вы весьма любезны, господин Соколов. Я могу собраться? Могу сменить платье на более подходящее для тюрьмы?

– Как пожелаете, Дарья Николаевна.

Через час карета в сопровождении конной охраны выехала из ворот дома на Сретенке. В карете были Соколов и Салтыкова. Двое солдат ехали на запятках.

– Ваша вязла, господин Соколов. Но сие токмо пока. А что будет в дальнейшем – посмотрим, – произнесла Салтыкова ледяным тоном.

– Я служу закону, Дарья Николаевна. И личной неприязни у меня к вам нет.

– Закону? Но никакой вины за собой я не знаю. О каком законе вы говорите?

– О законе Российской империи, по которому помещик не властен над жизнью и смертью своих крепостных. А вас обвиняют в убийстве более ста человек. А кто-кто считает, что ваших жертв было больше.

– Я никогда не признаю себя виновной. Вы слышите, Соколов? Смешное дело. Помещицу судят по навету крепостного холопа.

– Но сей хлоп утверждает, что вы убили трех его жен.

– Ложь! Или вы уже полностью удостоверились в том, что мой холоп не лгал в своем мерзостном доносе? Отчего вы верите ему, а не мне?

– Сие дело я еще не прояснил для себя. Но не кажется ли вам странным, что жалобы подавались именно на вас многократно? Почему именно на вас крестьяне делают вот такие наветы. Какая им от того выгода? Расскажите мне всё, и я приму вашу сторону, если вашей вины в смертях людей нет.

– Примете мою сторону? – Салтыкова засмеялась. – Полноте, Степан Елисеевич. Вы хоть и не берете взяток, как иные чиновники вашего ведомства, но не пойдете же вы против императрицы. А она желает показать на моем примере торжество монаршего правосудия.

– Я в этом деле не ищу милостей императрицы, Дарья Николаевна. Я хочу докопаться до истины. И в том, что вы давали взятки нашим чиновникам – сомнения у меня нет. А зачем вам сие нужно было, если вы полностью невиновны?

– Степан Елисеевич, вы даже представить не можете себе всех корней того дела за которое взялись. Вы видите токмо стебель, но корни оного уходят глубоко.

– Так просветите меня..

– А вы уверены, что захотите сего просвещения? Истинные причины весьма опасны. Кляуза крепостного сие всего лишь вершина сего дела, и многие не желают, чтобы кто-то до его корней докопался. Корни сии ядом смертоносным дышат.

– Но мне желательно докопаться именно до корней. А яду я не боюсь.

– Вы хотите признания? Так вы его все равно не получите, господин Соколов.

– Тогда мне трудно считать вас не виновной, Дарья Николаевна.

– Вы напрасно пытаетесь меня испугать. Я столбовая дворянка. Да и решение этой загадки совсем рядом с вами лежит, господин коллежский секретарь.

– Рядом? – не понял Соколов.

– Именно рядом. Вы просто не желаете его видеть. Красный бархат с золотыми ободками.

– Бархат? – снова не понял Соколов. – Вы говорите загадками?

– Думайте сами, господин Соколов.

На этом их разговор был окончен и до конца пути ни он, ни она более не произнесли ни слова…

3

В доме статского советника Бергофа в Москве.

Иван Александрович Бергоф в домашнем халате и туфлях бегал по своему кабинету от шкафа к столу. Федор Петрович Дурново расположился в кресле и спокойно маленькими глотками пил кофе.

– Не стоит тебе так переживать, Иван Александрович, – произнес он. – Ничего пока не случилось.

– Не случилось? Ты в уме, Фёдор Петрович? Глебова с должности согнали!

– И что с того? Нам какое дело до Глебова? Салтыкова ему, должно, взятку давала через Хвощинского, и ты здесь каким боком? Глебов не с нами был связан.

– Ничего ты не понимаешь, Федор Петрович! Ежели там захотят, – статский советник поднял палец вверх, – то всех найдут и всех накажут. Дабы другим не повадно было. А ниточка то ко мне приведет, а от меня к тебе. Или ты желаешь сухим выйти из воды? А мы с тобой деньги брали! И закладные подделывали. И имение за то в Тульской губернии получили.

– Да не о том ты говоришь, Иван Александрович. Не о том. Разве я от тебя словно Иуда какой отрекаюсь? Нет. Да и имение-то между нами еще не поделено. Но пока ничего не случилось. Ну, заарестовали Дарью Николаевну. Ну, посадили её за караул. И что с того? У Соколова пока против неё ничего нет.

– Но он проведет повальные обыски и много чего сможет найти! Знаешь, как клубок разматывается?

– До обысков дело сразу не дойдет. Сие быстро не делается. Да и мороки с ними много. Пока он иным путем пойдет, – уверенно сказал Дурново начальнику.

– И как же он, по-твоему, поступит? Ответь, коли ты такой умный.

– Да просто поступит. Станет пока Салтыкову «давить», дабы сама во всем призналась. Но сего не будет. Я её знаю, и против себя она и слова не скажет.

– А как ты думаешь, Федор Петрович, она и вправду больше ста душ загубила? Или враки то?

– Да кто его там разберет? Может и правда, а может и нет. Дело темное и нам до него касательства лучше не иметь. Так оно спокойнее.

– Но еще спокойнее будет, ежели мы от Соколова избавимся, Федор Петрович.

– Сие сделать непросто. Да и нужно ли?

– Что ты говоришь? Конечно, нужно. Сам знаешь что…

– Ты, Иван Александрович, как хочешь, но я больше рисковать не желаю. И документы у Соколова я забрал по Тютчеву. И у священника я был. Я по башке его ударил. И его шпагой священника заколол. Пусть бог отпустит мне этот грех. Не заради себя старался. А ты? Ты в случае чего в стороне думаешь остаться?

– Но не могу же я сие сам делать, Федор Петрович. А имение мы поделим. Я уже и документы стал готовить. И чин я для тебя очередной истребую.

– Все документы у священника я сжег.

– Нам за то Хвощинский заплатил две тысячи рублей серебром.

– Но скажи мне, Иван Александрович, почему ты Соколова не схватил? Я ведь все сделал как надобно. По башке его огрел. С бродягой его к трактиру доставил. Бродягу убил и в канаву бросил. А сверху Соколова положил с его шпажонкой кровью измазанной. Он там тепленький был.

– Дак мы думали, что он сам признается. Честный ведь человек. Но он ни в какую. В доме священника не был и того самого николи не видал. Что тут сделаешь, Федор Петрович. Свидетелей-то нет! Как прижать его? Не могу же я сказать, что ты сам все видел. Тогда тебя приплести нужно.

– Не иначе Цицианов про все упредил мерзавца. Ты прав, не стоит нам с огнем играть, Иван Александрович. Противу нас ведь нет ничего. А если станем слишком активны, то и нас заподозрить могут. Не стоит нам Соколова более трогать.

– Дак кабы знал, где упадешь, соломки бы подстелил. Иванцов, собачий сын, из Петербурга сенатским секретарем вернулся. Говорят самой императрицей обласкан! Молодехонек, а скачет-то как? Этак он и меня в мои годы обскачет.

– А ты знаешь, сударь, что салтыковское-то дело политикой высокой попахивает? Тут тебе не простое взяточничество и холопей убийство. Кому вообще холопишки надобны? Ты сам покумекай. Вчерась майор Гаврилов своего крепостного по пьяному делу палкой забил до смерти. И что Гаврилов такоже в узилище за то сидит? Ничуть не бывало. С неделю назад я дело увозил для хранения архивного по помещику Федяшеву. Тот с девками молодыми баловал в своем имении. И одного мужика, что за невесту свою вступился, палками велел по пяткам лупить. И от того мужик помер. И чего было за сие Федяшеву? Снова ничего. И таких дел хош сто, хош двести найти можно.

– Оно так. Но в политику лезть не стоит.

– Вот и отрешимся от дела то. Я денежки заберу и затаюсь немного.

– Как затаишься? – не понял начальник канцелярии.

– Больным скажусь. А ты, Иван Александрович то подтвердишь.

– Время ли, Федор Петрович?

– Самое время, Иван Александрович…

4

Сыскная канцелярия в городе Москве.

Февраль, 1764 год.

Дарья Николаевна разместилась в отведенных ей комнатах со всеми удобствами. Были привезены из ее дома на Сретенке ковры, дорогая мебель, два сервиза, любимые собачки помещицы.

С полицейскими чиновниками она говорить отказывалась и принимала у себя только прокурора сыскного приказа Хвощинского, который и оградил помещицу от всяких тягот.

Допросить её в сыскном приказе Соколову не удалось, как он на то надеялся. Весь февраль он воевал с сыскной канцелярией и потерпел в этой войне полное поражение. Даже увидеть Салтыкову он не смог.

Хвощинский так ловко все обделал, что законного основания придраться к нему не было. И приказа он из столицы не нарушал, и арестовать Салтыкову позволил, но делу следствия тайно мешал. Однако последнее нужно было еще доказать.

Надворный советник Вельяминов-Зернов сообщил Соколову о том, что допрос помещицы Салтыковой придется отложить на один месяц по причине прояснения обстоятельств дела. Причем, какого дела Вельяминов-Зернов не пояснил.

– Мы сняли с Дарьи Салтыковой допрос и все записи по сему допросу будут вам предоставлены в ближайшее время, господин Соколов.

– А когда наступит сие «ближайшее время», господин Вельяминов-Зернов? – спросил Степан Елисеевич. – И почему вы взяли на себя обязанности, что поручены мне?

– Госпожа Салтыкова находится в Сыскном управлении, а сие наше ведомство, господин Соколов. Вы же сможете допросить госпожу Салтыкову после. А о дне, когда наступит «после», вас уведомят.

– Но мне от самой государыни императрицы велено провести следствие как можно быстрее.

– Так и будет, господин Соколов. Так и будет. Веления матушки-государыни – закон.

Соколов вышел из Сыскного приказа. Он понял, что большего не добьется. В санях его ждал Цицианов.

– Ничего не добился? – мрачно спросил князь, все поняв по выражению лица Степана.

– Стена, князь. Нам с тобой стену создали, а мы лбы расшибаем о неё. Но лбом-то стены не прошибешь. Об том мы забыли. Сколь служу, не перестаю удивляться юстиции нашей российской.

– Когда мы сможем допросить Салтыкову?

– Не ранее чем через месяц. И то нас уведомят об том особо. А пока придется довольствоваться допросными листами, что сняли люди Хвощинского.

– И где сии опросные листы?

– Также пока нам их не дали. Обещали погодя.

– Тогда у меня есть план, Степан Елисеевич. Садись в сани. Поедем. А то чего здесь попросту торчать?

Соколов сел в сани, и князь приказал кучеру трогать. Тот свистнул и щелкнул кнутом. Сани рванули с места. Морозный ветер стал щипать лица следователей.

– И что ты предлагаешь? – Соколов сунул голову в ворот лисьей шубы.

– Права допрашивать Салтыкову у нас покуда нет? Так?

– Так и что?

– Но мы можем послать к ней священника согласно традиции.

– Священника? Для бесед душеспасительных? Но зачем?

– У меня на примете есть такой батюшка, что кого угодно разговорить может.

– И что это за священник?

– Священник московской церкви Николая Чудотворца Дмитрий Власьев. Говорун каких мало. Правда вино любит безмерно. И не так давно, с полгода тому назад, он ушел в запой и дом свой разворотил.

– Как так? – спросил князь.

– Напился и схватил палку. Чертей по дому гонял. Попадью огрел по спине, и козу в сарае убил. Утверждал, что она суть сатана и есть.

– И такому можно дело доверить?

– Можно.…

5

Дом помещицы Салтыковой в Москве.