И меня тут же будто теплой волной захлестнуло от этих слов и сердце застучало сильнее. Пока закипал чайник, я напевала и пританцовывала от радости. А когда я заваривала чай для старичка на соседнем балконе, то чуть не обожглась от волнения и внезапного понимания ситуации. Я зла на себя, на себя, на себя! Я очень ждала от него письма или звонка, от него зависело мое состояние души, а мой здравый смысл протестовал против этого ожидания и всей нелепости ситуации. Зачем мне это? Мой мир наполнен смыслом, моя жизнь благополучна. Женя-ювелир, безусловно, близок мне, мне с ним интересно, у нас много точек соприкосновения. Но он живет на другом конце света, мы, может быть, и не встретимся больше, во всяком случае, если я сама не попрошу его приехать… А я ведь не попрошу?

Я вынесла поднос на балкон и передала старичку через перила. Он присвистнул от удивления.

– Вы так любезны! Настоящее ночное чаепитие! Даже с вареньем!

Я с удивлением воззрилась на поднос. На одном блюдечке – красиво выложены ореховое печенье и сырные крекеры, на другом – тонкие ломтики лимона, а посередине красовалась розетка со смородиновым вареньем. Я совершенно не помнила, как это сделала, видимо, машинально, пока размышляла о сложившейся ситуации.

– Угощайтесь, пожалуйста, – ответила я слегка растерянно.

– И чай заварен просто отменно, – продолжал нахваливать старичок. – А варенье, пожалуй, – еще одно явление, которое примиряет меня с реалом. Как здорово, что у вас оказалось именно смородинное!

– Да, – ответила я растеряно. – Это тоже мое любимое. Я раньше варила его сама, а сейчас покупаю в магазине. В Америке варенья и джемы в большом ассортименте. Мое умение варить прекрасное варенье никому не нужно.

Зачем я это говорю незнакомому человеку? Что со мной? Откуда эта печаль в моем голосе? Надо попрощаться и идти досыпать…

– О, тут вы ошибаетесь! Лишних умений вообще не бывает! – заметил старичок. – Но как я могу вас отблагодарить за угощенье, милая детка?

– Что вы? Не надо ничего. Я рада, что чай вам понравился.

– Ну тогда за мной должок. Меня зовут Ахх. Я – мастер решать неразрешимые проблемы. И я вам еще не раз пригожусь.

И тут муж позвал меня: «Полина, с кем ты разговариваешь?» Я вернулась в спальню, нырнула под одеяло, прижалась к его плечу и согрелась. Но только я собралась уснуть, как в сознании возник Женя. Какой же он интересный мужчина – карие глаза, чудесная улыбка и теплые руки.

«Кольцо в виде пустого конверта символизирует пустоту в твоем сердце», – сказал он мне. «А пустоты всегда заполняются, – тут же продолжил его мысль благообразный старичок в ветхом пальтишке. – Все пустоты – будь то квартиры, сознания или сердца. Это закон реала и ему невозможно противостоять».

«Ты стала мне очень дорогим человеком, – сказал Женя. – Я знаю, что ты выбрала покой. Я уважаю твой выбор».«С меня должок, милая детка. Можешь на меня рассчитывать, – зазвучал в ушах голос старичка с соседнего балкона. – Я решаю самые неразрешимые проблемы».

Да что за черт! Я взбила подушку и перевернулась на другой бок.

Суть человека проверяется в трудные минуты. В первые, самые сложные годы эмиграции я убедилась, что мой муж – самый верный, самый лучший и самый надежный. Однажды ночью, после обычного скучного секса, я даже стала молиться: «Господи! Я так виновата перед ним! Но я не по легкомыслию так поступила, а потому что не могла противиться чувству. Оно было сильнее меня. Но я больше так не хочу! Сделай так, чтобы я не влюблялась больше ни в кого – тогда я все выдержу».

Это было давно. До сих пор мне казалось, что моя молитва была услышана. Все было спокойно много лет. Но сейчас я опять повторяю как мантру: «У меня все прекрасно: семья, друзья, интересная работа. Я абсолютно счастлива! Все его письма уничтожены – надо жить дальше! А новых писем мне не нужно!»Надо взять себя в руки: неистраченные страсти должны улечься, утихнуть, а пары можно выпустить на беговой дорожке или бешено выплясать на берегу океана, и пусть летящие соленые брызги подарят иллюзию танца под дождем… И не думать о счастье. Никогда не думать о счастье.

Я твердила эту мантру все утро, и едва пробудившись, и за завтраком, и стоя под душем. Я надела купальный халат и протирала запотевшее зеркало, и вдруг представила себе, что Женя обнимает меня сзади, а его руки развязывают пояс на халате, распахивают его. Я даже ощутила его дыхание на своей шее и прикосновение его небритой щеки, вдохнула его запах. Женя повернул меня к себе, халат упал на пол…

Вывел меня из оцепенения телефонный звонок. Это был он!

– Полинка, ты не отвечаешь и я беспокоюсь. У тебя все в порядке? О, аромат лаванды!

– Как удивительно! Я только из душа и мыло у меня лавандовое…

– Ничего удивительного. Я чувствую тебя на расстоянии. Что это голос у тебя такой растерянный?

– Мне только что казалось, что ты рядом. Ты был небрит…

– Точно! Не успел побриться сегодня, – рассмеялся Женя.

Я перевела дух.

– У меня все в порядке. Собираюсь на класс йоги. Потом на работу, а вечером…

– Да ну… Ты не должна отчитываться передо мной. Я не хочу знать о рациональном – когда ты свободна, а когда занята. Я буду всегда ждать тебя. Расстояния я совсем не чувствую. Ты будто рядом все время.

– Я не знаю, что ответить тебе, Женя.

– Что есть. Не выбирать выражения – это классно. Вот я хочу сказать, что ты очень красивая, и говорю! Черты лица у тебя тонкие, глаза зеленые, а фигура женственная, это – порода!

– Женя! Я не хочу, чтобы в мой мир вмешивались другие люди… Да и живем мы так далеко друг от друга… в этом нет смысла.

– А если бы мы жили рядом?

– Ну, тогда я пришла бы к тебе в гости.

– И что?

– Я бы подошла к тебе совсем близко…

– А я бы гладил тебя, утешал, жалел…

– А потом?

– А потом я бы тебя раздел и трахнул.

– Ой!

– А ты разве не это хотела услышать? Но ты ведь знала это и без слов.

Я села на стул и закрыла лицо руками.

– Знаю, да. Но боюсь говорить об этом, Женя. Нет, «боюсь» – не то слово. Я заранее настраиваюсь на то, что когда это кончится, я буду страдать.

– А я не боюсь страданий, Полинка, но не хочу стать их причиной. Но думаю я не о страданиях, а о том, что счастье мне улыбнулось. Чувства эти без границ – и силы дают, но и сдавливают горло. Есть многое, в чем я хочу разобраться, милая моя. Но думать сейчас ни о чем не могу. Я просто счастлив, от того, что ты есть в моей жизни, от того, что ты такая.

От неожиданности, удивления и счастья мне хотелось разреветься… Да, счастья. Я подумала про него, и… ничего не случилось – ни пожарной сирены, ни грома и молнии. И вдруг стало легко и свободно, будто исчезла невидимая рука, что сжимала меня изнутри все эти годы.

– Говори, Полинка, не молчи, – попросил Женя.

Я рассказала ему о любовнике, который умер когда я уехала, о сожженных письмах, о том, что мой муж – самый лучший на свете…

– Я понимаю, – ответил он. – Раньше ты воспринимала любовь мужа как должное, а теперь научились дорожить и ею, и покоем своим. Я понимал это с первой минуты и не хотел тебя смущать. Но…

– Но это невозможно выдержать! – сказали мы одновременно.

И расхохотались.

Я опоздала на йогу.

***

На работу я не шла, а летела, улыбалась своим мыслям, и, вспоминая наш с Женей разговор, даже забыла свернуть в переулок, где помещался наш центр, пролетела два лишних квартала, потом опомнилась и вернулась. Увидела букеты и гроздья надувных шариков у порога и только тогда вспомнила, что сегодня праздник по поводу десятилетия создания нашего центра.

В обеденный перерыв директор вручил нам денежные премии и ценные подарки, коллеги развеселились, а доктор Хьюз напомнил, что вечером ждет всех к себе. В течение всего дня каждую свободную минуту мы говорили с Женей – то по телефону, то в видеочате. «Мы уже есть друг у друга. Мы – вместе. Теперь надо понять, что с этим делать. Боюсь спугнуть, боюсь все испортить. Боюсь не туда повернуть. Уж очень ты дорога мне», – говорил он. Я смотрела на его изображение на экране и мысленно касалась его лица, волос, шеи… Когда я рассказала Жене, что сегодня вечером вместе с коллегами иду к доктору Хьюзу, он слегка разволновался и попросил быть с ним на связи, мало ли что.

Жил доктор Хьюз у залива, в одном из самых престижных районов города. В сгущающихся сумерках я смогла разглядеть аккуратно подстриженные кусты, затейливые фонари, выложенную красными кирпичиками дорожку – все очень аккуратно и даже как-то слишком вылизано. Огромная гостиная тоже сверкала чистотой: паркет блестел, как зеркало, серебристые шторы, хрустальная люстра, дорогая светлая мебель… Коллеги изумленно оглядывались по сторонам.

– О, доктор, – восхищенно прошептала медсестра Лорен. – Как у вас красиво! И какой тонкий вкус!

– А кто поддерживает такую чистоту? – поинтересовалась Линн. – Может дадите адресок агентства домработниц? У меня хорошая домработница, но такой чистоты ей никогда не добиться.

– А с чего вы взяли что у меня есть домработница?

– Ну неужели вы, мужчина, причем такой занятой, сами тут все моете и пылесосите?

– Нет, тут вы не ошиблись – помощники у меня имеются.

– Все понятно, – хихикнула Лорен. – Какая-нибудь безумно влюбленная в вас женщина, отличающаяся редкой любовью к порядку, все тут убирает.

– Не угадали. Мои ассистенты помогают вести хозяйство, чтобы высвободить время для более важных дел – исследований в области психиатрии. Но довольно об этом. Сейчас я закажу хороший ужин из ресторана. Какую кухню вы предпочитаете? Японскую, итальянскую, корейскую, еврейскую, турецкую, а может быть, русскую? Я позвоню в ресторан «Жар-птица», и все принесут через полчаса. Впрочем, с нами диетолог сегодня, может она что посоветует?

Все посмотрели на меня.

– Мне все равно, – сказала я, с тоской подумывая о том, что опять придется есть то, что не хочется и слушать скучные светские разговоры. – Но если из «Жар-птицы», то мне закажите пирожков с маком, пожалуйста.

– А что, это самое лучшее из русской кухни? – удивился Хьюз. – Странный выбор. А как же блины с икрой или картошка с грибами? Впрочем, как вам будет угодно.

Действительно, что это я? Сказала невпопад, не думая. Что мне дались эти пирожки с маком!

Хьюз оказался на редкость радушным хозяином, он успевал уделить внимание каждому гостю: доктора Меррика увлек коллекцией игрушечных автомобилей, доктору Терцу подсунул под нос шахматный альманах, а дам развлекал веселыми историями. Как я и предполагала, за столом разговор почти сразу переключился на путешествия, автомобильные страховки, игру на бирже и покупку домов в южных штатах. Почему всегда и везде говорят об одном и том же? Если мне когда-нибудь понадобится информация о покупке недвижимости или автомобильной страховке, я потрачу пару часов, посещу агента и изложу ему свои требования и сомнения. Но когда люди начинают говорить об этом за столом, меня мгновенно охватывает скука.

Чтобы отвлечься от скучных разговоров, я стала незаметно наблюдать, как едят другие. Одни быстро сметают все, что перед ними, не замечая вкуса, – им лишь бы живот набить поскорее. Думаю, они и дома едят наспех, возле холодильника, не присаживаясь, откусывая и заглатывая большие куски. А другие долго ковыряют блюдо вилкой, крошат хлеб, мусолят салфетку и выковыривают изюм из сдобной булки. Третьи громко чавкают и губы рукавом вытирают. А некоторые – и Хьюз к ним относится – едят медленно, смакуя каждый кусочек. Гедонисты – я их сразу узнаю, потому что сама такая.

Хьюз, казалось, был искренне увлечен разговорами за столом, но, улучив момент, прошептал мне на ухо:

– Знаю, моя фея, что вам скучно и не терпится уйти домой. Но прошу вас, потерпите немного, возможно, мне удастся развлечь и вас.

Он подхватил меня под руку и повел прочь из гостиной. Мы прошли через длинный коридор, украшенный картинами и светильниками, поднялись на второй этаж. Здесь он открыл одну из дверей и мы оказались в уютной комнате с низкими креслами и журнальными столиками. В стене вспыхнул экран, а на нем появился длинный список музыкальных композиций.