– О нем есть только донесение от 13 марта 1908 года. Составлено донесение на имя начальника харьковского охранного отделения. Также имеется копия этого документа на имя начальника департамента полиции города Харьков. Но эти донесения касаются только смерти профессора Пильчикова. В графе «Причина смерти» написано: «Самоубийство».

– Это все?

– Большего в указанном вами архиве нет, господин барон. Там не указано даже место жительства профессора в Харькове.

– Его адрес мне известен, но там больше 20 лет располагалась какая-то советская организация. Для меня отыскали бывшего счетовода этой конторы. Но он ничего про профессора Пильчикова даже не слышал. Все что мы с вами узнали, Ганс это пустышка! Два месяца работы и ничего!

– Но многие документы были вывезены русским. Возможно, что и бумаги Пильчикова были среди них.

– Не думаю, что это так, Ганс. Бумагами Пильчикова никто не интересовался. Ни один опрошенный нами сотрудник университета даже не слышал про архив профессора.

– Многие не слышали и про самого профессора, господин барон.

– Ученик профессора инженер Бекаури был в Харькове в 1920 году. Это ведь вы нашли эту запись, Ганс.

– Да. И меня привлек факт, что Бекаури был учеником Пильчикова. Но что это нам дает? Бекаури давно умер.

– Мне прислали из Берлина интересную папку, Ганс.

– Это та самая, что была доставлена в пакете специальным курьером?

– Да.

– Но на ней гриф «Секретно».

– Это совсем старые секреты, Ганс. Я могу открыть их вам. Инженер Бекаури возглавлял Особое техническое бюро, которое занималась разработкой военной техники для Красной Армии. В 1925 году агент донес, что русские провели испытание прибора под названием «Беми» в Балтийском море. И на испытаниях был их тогдашний военный и морской министр²⁶ Фрунзе²⁷! Пять фугасов уложили в отдаленном уголке Ленинградского порта. Там же зарыли в землю приемное устройство для подрыва фугасов. В море на расстоянии 40 км от места положения фугасов с радиостанции тральщика был передан сигнал для взрыва. И эти испытания прошли успешно.

– Вы хотите сказать, что Бекаури использовал разработки профессора Пильчикова?

– Думаю, что это так. Мы выяснили, что Бекаури приезжал в Харьков в 1920 году! И сюда он приезжал за разработками профессора.

– Забрал архив?

– Не думаю, что ему отдали архив, но покопаться в нем он смог. И доказательством служит еще один документ, присланный мне в той самой секретной папке.

– И что это за документ? Донесение агента?

– На этот раз нет. Это выписка из отчета Комитета по делам изобретений за год 1920-й. И пункт 40 отчета говорит нам: «Бекаури. Мина заграждения. За отчуждение в собственность республики – 10 миллионов рублей. За полное отчуждение изобретения в собственность РСФСР с обязательством изготовления образца в 6-месячный срок со дня выдачи этой суммы – 5 миллионов рублей дополнительно за испытание образца».

–Значит, этот самый Бекаури продал разработку своего профессора?

– Но сам Пильчиков был к тому времени уже мертв. Бекаури присвоил себе его разработку. А что это нам говорит?

Лейтенант пожал плечами.

– Это говорит о том, что архив профессора все еще здесь! Бекаури не стал обнародовать документы, которые взял с 1920 году. Он выдал все это за свою собственную разработку. А Бекаури был у красных важной фигурой. С 1921 года он возглавил Особое техническое бюро! И в 1925 году они испытали беспроводную мину.

– Вы правы, господин барон. Но что нам делать дальше?

– Искать! Мой отец не зря обратил в своих записях внимание на этот Архив. Его никто не пожелал слушать. Но архив Пильчикова в Харькове!

– Что вы прикажете мне, господин барон?

– Отдыхай, Ганс. Ты слишком много работал в последние шесть дней. А я должен навестить этого надутого индюка полковника Лайденбаха.

– Нового коменданта? Думаете, он будет лучше полковника Вагнера?

– Не думаю, но визит ему нанести стоит…

***

Харьков.

Улица Сумская.

Федьдкомендатура.

Апрель, 1942 год.

Резиденция военного коменданта полковника Лайденбаха.

И вот полковник барон Фридрих фон Рунсдорф удостоил Лайденбаха своим посещением.

– Господин барон фон Рунсдорф, рад знакомству.

– И я рад, полковник Лайденбах.

– Надеюсь, ваше пребывание в городе ничем не омрачено?

– Какое там, полковник. Я уже два месяца в Харькове и не нашёл то, что найти должен. Что мне докладывать в Берлин? Местная полиция мне совершенно не помогает! Местное гестапо занимается своими делами и не может выделить мне толковых помощников. У меня хороший адъютант, но что он может один? Он потратил на уцелевший архив охранного отделения почти неделю. Я топчусь на месте. Ваш предшественник ссылался на то, что работа тыловых служб еще не налажена. Но сколько мне ждать?

– Я охотно помог бы вам, барон, если бы знал, что вы ищете в Харькове?

– Архив одного местного профессора.

– С этим проблем быть не должно, – удивился Лайденбах. – У меня имеется список профессуры города Харькова. И тех, кто уехал с большевиками, и тех, кто остался.

– Но меня не интересует список советской профессуры, герр полковник. Профессор Пильчиков был ученым еще в царской России.

– Это до большевиков? О! Тогда сведений у меня в настоящее время нет. С этим будет сложнее. Но можно привлечь гестапо. У них есть специальная картотека.

– Я уже пробовал идти этим путем. Ничего. Да и что им мои поиски? Разве они способны понять? Но я узнал что вы, герр полковник, человек весьма образованный.

Барон польстил самолюбию Лайденбаха.

– Это так, но я совсем недавно в своей должности. Хотя я думаю, что смогу вам помочь.

– Вот как? – барон оживился. – Был бы вам весьма благодарен.

– В нашем распоряжении есть областной архив.

Барон махнул рукой:

– Я половину своей жизни провел в архивах, герр полковник. Но в здешнем архиве после большевистской эвакуации ничего найти нельзя. Я пробовал. Варварское отношение к историческому прошлому.

– Вы возможно ничего и не нашли, барон. Но в комендатуре есть один сотрудник по фамилии Лимоненко. Работает письмоводителем. Отлично печатает на машинке.

– И чем он сможет мне помочь?

– Он был архивариусом.

– В здешнем архиве?

– А вот этого я не помню, герр полковник. Я только знаю что он архивариус.

–А вам был нужен архивариус?

– Нет. Мне нужен человек, который грамотно печатает на машинке. Вы не поверите. Но такого найти оказалось сложно.

– Где он сейчас? – спросил барон.

– Архивариус? На работе. На своем месте.

– Здесь?

– Именно так в этом здании. Вы даже можете слышать, как стучит его пишущая машинка.

– Я хочу говорить с ним немедленно! Вы позволите, герр Лайденбах?

– Он в вашем распоряжении, господин барон. Я пришлю господина Лимоненко сюда. Но вам придется немного подождать, барон. И ещё одно – Лимоненко весьма плохо говорит по-немецки.

– С этим нет проблем. Я говорю на шести языках, герр Лайденбах. А мой отец говорил на восьми…

***

Лимоненко мужчина лет пятидесяти-пяти, худощавый с землистого цвета лицом и круглыми очками на носу, сразу барону понравился. Это настоящий архивариус. Он вы глядел так, словно всю жизнь провел в пыли старых документов.

– Здравствуйте, герр Лимоненко. Моё имя барон фон Рунсдорф.

– Рад познакомиться, герр барон!

– О, прошу вас не утруждаться, – Рунсдорф перешел на русский.

– Вы словно родились в России, герр барон. У вас такой выговор словно, вы учились русскому языку в петербургском университете.

– А вы сами, господин Лимоненко?

– Я выпускник харьковского императорского университета. Но это было давно. Еще в той жизни.

– И вы работали в архиве?

– И в городском архиве также, герр барон. Но по большей части я занимал должность счетовода. Это оказалось важнее архивной работы при Советской власти.

– А сейчас вы сотрудник городской управы?

– Именно так, герр барон. Имею паек и тем содержу хворую жену и двух внучек. Они остались сиротами после смерти своих отца и матери.

– Сочувствую вам, герр Лимоненко. И готов обещать вам деньги и продукты, если вы сможете мне помочь.

– В чем?

– Мне нужен один человек. Вернее, если правильно сказать по-русски, мне нужны сведения про одного человека. Ныне покойного.

– Кто вам нужен? Если это человек известный, то…

– Профессор Пильчиков.

– Николай Дмитриевич Пильчиков? Приват-доцент Харьковского университета?

Рунсдорф даже не поверил сначала своему счастью. Неужели его мытарства в Харькове завершились?

– Вы знали профессора Пильчикова?

– Нет, герр барон. Самого Пильчикова я не знал. В харьковском университете он преподавал до 1894 или 1898 года. В начале века, в 1902-1908 годах, он работал в харьковском технологическом институте. Хороший ученый! Блестящий! Был удостоен золотой медали русского географического общества. Ведь его даже приглашали во Францию, и он был избран почетным членом Тулузской академии, если память мне не изменяет.

– Как мне повезло, что вы это знаете!

– Как можно этого не знать, барон. Это один из самых известных ученых в России прошлого века.

– Но ваши коллеги, с которыми я говорил до сих пор, его не знают.

– Это так, господин барон. Но я не стал бы винить их в этом. Старые царские архивы в университетах при Советах хранились плохо. Но в городском архиве сведения быть должны. Пильчиков опубликовал больше 100 научных работ.

– А вы не помните основные направления в которых работал Пильчиков?

– Я знаю, что профессор Пильчиков предложил российскому военному министерству разработанный им прибор, который позволял взрывать заложенные мины на значительном расстоянии, не имея с ними никакого сообщения кабелем или проволокою. Также Пильчиков предлагал модель минной подлодки, которая без экипажа могла подрывать вражеские корабли большого класса, – сказал архивариус. – У Пильчикова были работы по оптике, электротехнике, радиотехнике. Да и много еще чего. Как я уже сказал, талантливый был человек. Но его работами давно никто не интересовался. Разве один из его студентов по фамилии Бекаури. Но это было давно. Году этак в 1920 или 21-ом.

– Бекаури?

– Да. Я даже знавал его в прошлые годы. Но ныне он умер. Еще до войны.

– Я хочу передоложить вам работу, герр Лимоненко. Я стану вам хорошо платить.

– Кто же откажется в такое тяжелое время от работы, господин барон. Я уже не так молод и обременен семьей. А детей нужно кормить.

– И кормить хорошо, герр Лимоненко. Я вас понимаю. Уже сегодня к вам домой доставят продукты питания по моему приказу. Голодать вы не будете.

– Сердечная благодарность, господин барон…