Дрозды. Последний оплот (страница 45)
–Русские ужасный народ. О! Простите меня. Я не то имел в виду, господин поручик.…
Феодосия.
Гостиница «Астория».
Военно-революционный комитет Феодосийского уезда.
20 ноября, 1920 год.
16 Ноября 1920 года приказом № 1 была объявлена обязательная регистрация всех бывших военнослужащих Русской армии. 17 ноября, на следующий день, объявили о регистрации всех иностранных граждан, которые прибыли в Крым за время отсутствия там Советской власти.
20 ноября в Феодосию прибыла Анна Генриховна Губельман.
Её принял сам начдив 30-й дивизии Федько.
– Начдив 30-й дивизии, Федько. Товарищ Губельман? Мне сообщили о вашем прибытии.
–Рада знакомству, товарищ Федько. Но я Анна Генриховна.
–Иван Федорович.
–Иван Федорович, у меня не так много времени. Мне нужен один из офицеров, которого вы арестовали.
–Я?
–Ну не вы, так ваши люди по вашему приказу.
–Мои люди берут только врагов, Анна Генриховна.
–Я вас ни в чем не обвиняю, Иван Федорович. Но ныне к вам случайно попал наш человек.
–Ваш?
–Именно так. Из иностранного отдела ВЧК. Он доложен был уехать из Крыма с кораблями Врангеля, но по странной случайности задержался здесь.
–Его фамилия?
–Я проверила списки и узнала что он среди арестованных, Иван Фёдорович.
–Но вы можете назвать его фамилию?
–Нет. Он отправляется в Константинополь под своим именем. И его никто не должен знать кроме узкого круга людей. Слишком многое поставлено на карту, товарищ комдив. Я даже вам его имени назвать не могу. Или вы сомневаетесь в моих полномочиях?
–Нет. Мне известно кто вы. Говорите, что делать.
–Вам придется отпустить не одного моего человека, а еще 19 офицеров с ним.
–Так много?
–Если там узнают, что среди них есть агент, то пусть подозреваемых будет больше…
Феодосия.
28 ноября, 1920 год.
Анна навестила поручика ночью, чтобы никто не знал о её визите.
–Ты сошел с ума, Пётр! Зачем ты не отправился с флотом из Севастополя?
–Так повернулись обстоятельства, Анна.
–Тебя могли расстрелять. В Феодосии уже расстреляно почти 500 человек. И это еще будет продолжаться. Только прошу тебя, избавь меня от лишнего разговора о жестокости большевиков. Не всем нравится то, что здесь происходит. Но распоряжаюсь этим не я, а товарищ Землячка25 с товарищем Бела Куном26.
–Хорошо я не стану про это говорить.
–Вытащить тебя стоило громадного труда. Либерзон хотел вообще бросить тебя на произвол судьбы. Вместе с тобой освободили еще 19 офицеров. И этого он добился через Москву и лично через Дзержинского.
–Анна…
–Я знаю ради кого ты прибыл в Феодосию. С твоей баронессой ничего не случится. Тем более что она очаровала американского доктора и скоро станет его женой.
–Что?
–А тебя это удивляет? Фарли не беден, занимает положение в Нью-Йорке. Чем плохая партия для Софии Николаевны? И выехать ей будет легче. Ведь ты знаешь, что будет, если наши узнают кто она.
–Она так молода, что…
–Тебе стоит знать о той характеристике, что дали твоей баронессе. Вот слова одного из офицеров дивизии Эрдели: «Нестерпимо жутко было видеть, как к толпе испуганных пленных подскакивала молодая девушка и, не слезая с коня, прицеливалась и на выбор убивала одного за другим. И самое страшное в эти минуты было её лицо: совершенно каменное, спокойное, с холодными глазами»27.
–Это не про Софию.
–А она тебе ничего такого не говорила? Нет?
–Анна, это ложь.
–Нет, Пётр. Ты ведь совсем не знаешь юной баронессы фон Виллов. Это слова одного из её сослуживцев. Он сам это видел и сам дал показания. Без всякого давления. Так что если она станет миссис Фарли – это ей поможет.
–Пусть поступает, как будет лучше для неё.
–Скоро американцы покинут Крым, и супруги Фарли отправятся в Нью-Йорк. Но тебе никогда не нужно подавать о себе вести для баронессы. Запомни это, Пётр.
–А почему?
–Потому, что она не должна знать, что ты жив.
–А если нам придется встретиться случайно?
–Мир слишком велик для вас обоих. Но если это произойдет, то Софию Николаевну нужно будет убрать. Потому не подвергай её жизнь опасности, Пётр.
–Так я служу в ЧК?
–Теперь да. Ведь ты сам сообщил о себе и не пожелал быть расстрелянным с твоими товарищами по оружию. Или я что-то путаю?
Лабунский признал, что все верно.
–Тебе не хочется умирать, Пётр. И это твое желание понятно. Тем более что и твоя вера в Белую идею уже много раз была поколеблена.
–Что же теперь? – спросил он.
–Через неделю ты будешь в Константинополе. Тебя переправят на небольшом судне, как в свое время переправили господина Деева.
–Я с ним там встречусь.
–Возможно. Для начала тебе стоит найти себе там скромное жилье и незаметно прожить около месяца. Внимания к себе привлекать не стоит. Все должны думать, что ты продал некую фамильную драгоценность и существуешь на эти деньги.
–Откуда у меня фамильные драгоценности.
–Пусть не фамильные. Но пара побрякушек вполне могла завестись в твоем кармане за время войны, Пётр.
–А дальше?
–Не стоит тебе загадывать, что будет дальше, Пётр. Наслаждайся тем даром, который тебе оставили. Даром жизни.
Пётр Лабунский подумал в тот миг, что это не так уж и мало…
Глава 19
Чёрное море
Транспорт «Витязь».
14 ноября, 1920 год.
Подпоручик Слуцкий загрузился на транспортный корабль «Витязь» одним из последних и потому для него нашлось место только на палубе. Впрочем, жалеть об этом ему не пришлось. В трюмах людям было еще хуже. Спали там вповалку: солдаты, казаки, офицеры, их жены, дети, сестры милосердия, гражданские.
На палубе соседями Слуцкого были офицеры дороздовской и корниловской дивизий, казаки корпуса Шкуро. Ранее он никого из них не знал. Все они воевали в разных полках и во время войны их пути не пересекались.
Капитан корниловского ударного офицерского полка Горохов, поручик из офицерского дроздовского ударного батальона Иванов Второй, есаул Норкин из кубанской дивизии, штабс-капитан Корнеев из конной бригады Шатилова.
Хороших отношений между попутчиками не сложилось, ибо все были озлоблены.
Капитан-корниловец Горохов, со знаком первопоходника на выцветшей гимнастерке, которая была видна из-под накинутой на его плечи шинели, видел всё в черных тонах:
– Радуетесь, господа? – вдруг спросил он офицеров, которые смотрели на удалявшийся Крым.
– А чему радоваться? – спросил поручик-дроздовец Иванов Второй.
– Дак мы среди счастливчиков. Ушли от большевиков, – сказал Горохов. – А ушли то далеко не все.
– Может и верно, что не ушли, – сказал Корнеев. – Куда идем, господа? Кто нас там ждет?
– Вы верите красным, штабс-капитан? – Иванов посмотрел на кавалериста. – Они бы вас сразу к стенке и поставили.
– Говорят красные нас и там встретят, – злобно усмехнулся Горохов.
– Где там? – спросил Слуцкий. – В Константинополе?
– Какой Константинополь? Кто даст нам туда дойти? Говорили, что две красные подлодки уже нас поджидают. У них приказ!
– Какой? – тревожно спросила молодая медсестра, что проходила мимо, и её заинтересовали слова Горохова.
– Топить нас! – зло засмеялся Горохов.
–Что за ерунду вы говорите, господин капитан? – спросил Слуцкий. – Какие подводные лодки? У красных нет здесь подводных лодок.
Горохов махнул рукой и сказал:
– Так говорят. А там кто знает.
– Зачем же девушку пугать? – спросил Слуцкий.
– А разве кого-то из нас еще можно хоть чем-то напугать, подпоручик? Или не отбоялись за эту войну? Те, кто поумнее нас с вами, уже давно покинули Россию. Они-то видели, чем все это закончится! А вот я, дурак набитый, поверил тогда Корнилову, что надобно Россию спасать!
– Стыдитесь, капитан!
Горохов с усмешкой посмотрел на Слуцкого.
– Тебе сколько лет, щенок, что ты меня стыдишь? Я с лета 1914 года на фронте! И все на передовой. Всегда под огнем! И посмотри на меня теперь? Пять ранений. Два креста! И пустые карманы. Из вещей ничего нет! А вон там, – Горохов показал на верхние палубы. – В каютах сидят штабные и интенданты. Слышишь крики? Это они гуляют и пьют вино. И золотишко звенит в их карманах. А я только вшами стал богат на этой войне.
Слуцкий спорить не стал. Впрочем, Горохову и не был нужен спор. Он говорил сам себе…
***
Подпоручик отошел в сторону, и к нему подошла медсестра.
– Меня зовут Таня, – сказала она.
– Подпоручик Слуцкий. Алексей.
– Таня Варнек. Я в госпитале работала в Севастополе.
– А я служит в Самурском пехотном полку. Всю войну. Вот бегу из России.
– И я бегу. Но уже думаю, не ошиблись ли? Что нас ждет? Скажите Алексей.
– Не знаю, Таня.
– Вы только посмотрите на их лица, Алеша. Они злы на весь мир.
– И есть, отчего злиться, Таня.
– Ваше лицо это редкое исключение. Я ведь ухаживаю за ранеными. В трюме их много. Какие они все мрачные и грубые. А женщины, что следуют за своими мужьями?
– А чему радоваться, Таня?
– Вы правы, Алёша. Радоваться нам нечему. Но можно остаться человеком и здесь.
– Не говори мне «вы», Таня. Я в 1918-ом году поступил в армию, и мне было тогда 17 лет. Ныне уже 19-ть. Хотя могу выглядеть старше.
– И мне только 19 лет, Алеша. У тебя там кто-то остался?
– Не знаю. Возможно, никого из моих и в живых нет. А у тебя?
– Тоже не знаю. Я ведь сама из Петербурга. В гимназии училась, когда война началась. В 1917-ом году пошла на курсы медицинских сестер. Хотела фронту помогать. Но так и не успела.
– Революция? – понимающе спросил Слуцкий.
– В феврале как мы радовались, когда царя свергли! Все с красными бантами. Свобода. Люди обнимались на улицах и поздравляли друг друга.
– И вот итог, – Слуцкий кивнул в сторону исчезнувшего за горизонтом Крыма. – Полстраны в развалинах и миллионы трупов. Да здравствует свобода.
– Кто же мог знать, Алеша? Мне кажется, что мы с тобой давно знаем друг друга. Отчего это?
– Не знаю, – ответил Слуцкий. – Возможно потому, что только сейчас смогли осмотреться, Таня? У меня ранее времени не было, как записался в Дроздовский полк в 1918-ом году, так и закружился в войне.
– Ты студент?
– Был студентом. Стал солдатом. А кем буду там? Не знаю. В моих карманах как и у этого несчастного капитана нет ничего.
– А у меня есть кольцо, – Таня достал из кармана золотое колечко с камнем. – Мамино кольцо…
***
Через два дня Таня снова нашла подпоручика.
– Здравствуй, Алеша.
– Я уже думал, что ты забыла про меня.
– Не забыла, но работы много с ранеными. А знаешь, что в трюмах творится? Там людей сотни и условий никаких.
– Скоро будем в Константинополе, Таня.
– Вас хоть кормили, Алеша?
–Нет. Сухари от поручика Иванова, которые он разделил с нами, и все. Хорошо хоть воды дали.
– С пресной водой плохо. Слишком много людей. Раненые умирают. И помочь нечем. А с туалетом в трюме беда. Люди под себя ходят. Запах стоит ужасный. Многие уже жалеют, что покинули Крым. Говорят лучше красная пуля, чем такое. А там дети и женщины, Алеша.
Таня достала из своей сумки две копченные скумбрии и отдала Слуцкому.
– Возьми. Это для тебя твоих товарищей.
– Откуда, такое богатство, Таня?