–Это плохо. Я бы скрыл ваше штабное прошлое, но меня слышали солдаты. Уже ничего не изменить. Но вы всего лишь поручик. Возможно, что это будет к вашей пользе.

–Скажите мне, вы слышали хоть что-то о миссии Красного Креста в Феодосии? Что с ними?

–Ничего не слышал, поручик.

–Может они успели эвакуироваться?

–Я не знаю. Хотя в госпиталях полно раненых из вашей армии. Вывезти многих не успели. А вас интересует персонал?

–Да.

–Я ничем не могу помочь. Простите.

Лабунскому пришла в голову мысль сообщить о себе в ЧК. Ведь если Анна Губельман узнает о нём, то может вытащить и поможет найти Софию.

–Можете помочь, – сказал он командиру.

–Что вы сказали?

–Вы сможете мне помочь, если захотите.

–Чем?

–Сообщите в ЧК обо мне.

–В ЧК? Вы шутите, поручик? Они вас сразу к стенке поставят. Эти господа церемониться не любят.

–Я прошу вас, просто сообщите в ЧК, в главный отдел ЧК при вашей армии. Я не знаю, как это у вас называется.

–И что мне им сказать?

–Что поручик Лабунский арестован.

–И все?

–Да.

–Хорошо. Я постараюсь выполнить вашу просьбу…

***

В городе стразу был организован Особый отдел ЧК при Феодосийском Военно-революционном комитете. Его возглавили бывшие подпольщики Феодосии и сразу же начали расправы с врагами революции.

Командир роты в Иркутской дивизии выполнил просьбу Лабунского и сообщил начальнику Особого отдела товарищу Хромову о пойманном поручике.

–И что мне до этого поручика? – спросил Хромов.

–Я сообщил вам его имя, звание и должность.

–Я все еще вас не могу понять, и что мне до этого поручика? Да знаете, сколько у Врангеля поручиков при разных штабах? Не одна сотня. И мне перебирать всю эту контру?

–Но возможно…

–Офицерьё мы станем расстреливать, товарищ командир. Для того и организован наш Особый отдел. Я врагов знаю. Лично провел в здешнем подполье больше года.

–Но ведь им обещали жизнь, товарищ Хромов.

–Врага нужно уничтожить любой ценой. Или вы забыли, какой кровью нам далась эта война? Вы давно в Красной армии?

–С 1918 года.

–Тогда вы и сами все знаете, товарищ командир.

–Но, возможно, вам стоит сообщить про этого поручика вашему начальству. В штаб армии, например.

–Зачем?

–Я не знаю, но возможно, что он представляет интерес…

Хромов не хотел себя утруждать, но потом передумал и сообщил начальнику Особого отела армии в Севастополь. Оттуда отстучали по телеграфу, что сообщение принято к сведению…

Феодосия.

Бывшие казармы Виленского полка.

День, 16 ноября, 1920 год.

Лабунского поместили в казармах Виленского полка с другими офицерами.

–Поручик Лабунский?

Пётр оглянулся и увидел старого знакомого еще по Воронежу 19-го года.

–Поручик Васнецов?

–Он самый. Рад вас видеть. Как вы здесь? Вы же не офицер Виленского полка.

–А вы поручик? Вы ведь ранее служили в Марковской дивизии.

–Я был в госпитале и меня взяли там. Отправили сюда.

–А я сам прибыл в Феодосию из Севастополя.

–Зачем? Там, насколько я слышал, эвакуация прошла удачно. Не то, что здесь.

–Так повернулись обстоятельства. Не пришлось мне сесть на корабль в Севастополе.

–Вам не повезло. Впрочем, как и всем здесь присутствующим. И выхода у нас с вами нет, поручик.

–Это еще почему? Ведь они обещали рыцарское отношение к пленным, – сказал Лабунский.

–На вокзале вчера массово стреляли офицеров. Это по-рыцарски?

–Но это в горячке боя, поручик. Но теперь горячка прошла.

–Вы сколько на фронте, поручик?

–С весны 1918 года.

–И вы так и не изучили большевиков? Вас ведь уже приговаривали к расстрелу. Вы рассказывали это в Воронеже.

–Было дело, поручик.

–Тогда вас дрозды спасли. Так?

–Да, – подтвердил Лабунский.

–А ныне кто спасет? Нет. Нам с вами не выбраться. Уж если они женщин Красного Креста не щадят, то что говорить про нас.

–Женщин? Из Красного креста? А что случилось? – спросил Лабунский.

–А вы не знаете?

–Откуда. Я только пришел в Феодосию и сразу был арестован.

–Сказали, что солдаты 30-й дивизии красных как заняли госпиталь, так и поставили к стенке пятерых врачей и с десяток сестер милосердия.

–Не может быть!

–Здесь есть люди, что сами это видели, поручик. Поверьте мне, что с нами церемониться они не станут. А на вас еще и аксельбанты остались. Почему не сняли?

–Не успел. Они под шинелью были. Но шинель с меня товарищи красные сняли. Хотели и сапоги стянуть, но передумали. А шинельку их солдат забрал уже у самых ворот нашей «тюрьмы». Сказал, что больно хороша.

–Сейчас снимите.

–Зачем? Я ведь признался кто я такой и мои документы у них.

–Все равно снимите. Они как красная тряпка для быка, поручик. Вы видели рожи наших охранников.

Лабунский снял аксельбант и положил его в карман галифе.

Офицеры расположились в глубине помещения.

Казарма была под завязку наполнена людьми к вечеру. Сюда садили не только офицеров и солдат белой армии, но и некоторых гражданских лиц.

Лабунский и Васнецов уступили место на лавке женщине средних лет.

–Кто вы, мадам? – спросил Васнецов.

–София Аврамовна Мендель.

–И за что вас арестовали?

–Меня арестовал мой бывший работник по фамилии Цывин. Я, господа, была владелицей пекарни. И этот Цывин работал у меня. Но был уволен два месяца назад. А ныне он состоит при отделе ЧК в Феодосийском Военно-революционном комитете. Так он мне представился и назвал буржуйкой и кровопийцей.

–Понятно, мадам.

–Со мной арестовали и моего пекаря господина Баранова. Я сказала им, что это простой работник. Но Цывин сообщил, что Баранов ярый контрреволюционер и заслуживает смерти. Но я, господа, так и не поняла, что он сделал.

–Поддерживал Врангеля, наверное, мадам. Но разве товарищам нужна причина для расстрела?

–Господа! Неужели вы думаете, что нас могут расстрелять? – спросила госпожа Мендель.

Офицеры не стали пугать женщину…

Феодосия.

Бывший кинотеатр «Иллюзион».

Допрос.

Утро. 17 ноября, 1920 год.

На следующее утро офицеров стали переписывать. И одним из первых вызвали на допрос Лабунского. Его привели к командиру ОСНАЗ товарищу Воронкову. Так тот сам представился. Это был плотный мужчина средних лет в кожаной куртке и с кобурой шикарного «Маузера» на боку.

–Этот тот самый? – спросил Воронков у конвойного солдата. – Тот самый, что с побрякушками был?

–Точно он. Наш командир его и заарестовал. А ныне он побрякушки-то с себя снял, товарищ Воронков. Видать большая птица.

–Садитесь, – строго приказал Воронков Лабунскому. – Мне нужно знать кто вы такой?

–Но ваши солдаты завладели моими документами. И я не скрываю, что носил аксельбанты адъютанта.

–Я спросил вас кто вы такой? – снова задал вопрос Воронков.

–Поручик Лабунский, офицер для особых поручений при генерале Артифексове.

–Вот как? Поймали стало быть золотую рыбку! Из самого врангелевского штаба. Отпетый враг! Как оказались в Феодосии?

–Случайно. Отбился от штаба и не смог попасть в Севастополь. Потом узнал, что там красные и бежал в Феодосию.

–А здесь также красные, господин поручик. И вы решили сдаться, после того как сражались против народной власти? Хотите вымолить себе пощаду?

–Я ни о чем не просил, господин Воронков.

–Товарищ Воронков. Но ведь мы с вами не товарищи, не так ли?

Лабунский пожал плечами.

–Так вот, господин поручик, если конечно вы поручик, а не кто-то покрупнее. Староваты вы для простого поручика. Но дело не в этом. Мы разделяем военнопленных на две части. На «чисто-белых», это люди что постоянно служили врагам, и «бело-красных» что были в Красной армии, но по какой-то причине оказались среди белых. Вот вы у нас кто?

–Я «чисто-белый».

–И вы это признаете?

–Я сам не могу себя охарактеризовать. Но с весны 1918 года я служил у белых.

–А до весны 18-го чем изволили заниматься?

–Во время войны служил в кавалерии.

–Где именно?

–В лейб-гвардии уланском полку, – честно признался поручик.

–О! Так вы из дворян, господин поручик! Враг идейный. Чуждый элемент. Из тех про кого товарищ Лацис¹⁹ сказал, «истреблять поголовно как класс».

Лабунский не знал, кто такой товарищ Лацис и потому спросил:

–Мой отец был гимназическим учителем. Дед состоял офицером в русской армии.

–В императорской армии вы хотели сказать?

–Тогда иной русской армии кроме императорской не существовало.

Писарь товарища Воронкова записал все ответы Лабунского и попросил его подписаться.

–Если вы согласны с тем, что здесь написано, то поставьте подпись вот здесь.

Лабунский расписался. Воронков отдал приказ его увести.

Казармы Виленского полка.

Доктор Фарли.

День. 17 ноября, 1920 год.

В помещении казарм Лабунский снова встретил Васнецова.

–Как вы, поручик?

–Привели вот с допроса.

–И кто вас допрашивал? – спросил Васнецов.

–Некто по фамилии Воронков.

К ним подошел незнакомый поручик. Он услышал фамилию.

–Воронков? И вас не расстреляли?

–Как видите, нет.

–Тогда вас ждет нечто худшее, чем расстрел.

–И что это? – поинтересовался Лабунский.

–А красные мастера на такие сюрпризы. Сегодня 32 человека из наших в казармы не вернулись. Расстреляли на мысе Святого Ильи за городским кладбищем. И завтра будут стрелять. Но вы интересовались Красным крестом. Не так ли?

–Да. А что такое?

–Дак доктора к нам посадили из Красного Креста.…

–И где он? – вскричал Лабунский.

–Да вон сидит рядом с мадам Мендель.

Доктором оказался американский гражданин Грем Фарли. Он действительно был сотрудником Американской миссии Красного Креста в Феодосии.

–Доктор! Вы ведь из Красного Креста?

–I understand Russian very poorly.²⁰

–Are you a doctor from the Red Cross? – спросил Лабунский.²¹

–That's right. I am an employee of the Red Cross mission. My name is Dr. Graham Farley. ²²

Лабунский узнал, что София Николаевна фон Виллов не была расстреляна вместе с русскими представителями Красного Креста. Дело в том, что пять женщин сумели укрыться в американской миссии. Большевики не посмели расстреливать американских граждан. Из Москвы поступил строгий приказ – граждан США не обижать! А доктор Фарли попал под арест совершенно случайно во время городской облавы. Чекисты, которые его взяли, не понимали по-английски и потому загребли его вместе с другими.

–Mister Farley, Sofia Nykolaevna really alive?²³

–Yes. She is in perfect health. She is fluent in our language. And it was not difficult for her to impersonate a US citizen. ²⁴

Баронесса выдала себя за американку и потому оставалась надежда, что красные о ней не узнают.

–Я прошу вас, доктор, спасите Софию Николаевну.

–Но я сам арестован, господин поручик. Они не стали меня слушать.

–Скоро найдётся человек, понимающий по-английски с их стороны, и все прояснится. Вас освободят.

–Я много раз повторял, что я гражданин Соединённых Штатов. Неужели и этого они не понимают?

–Нет. Но иностранцев они не расстреливают. Я так думаю.

–Думаете?

–Вы ведь врач. Врача они не тронут. Но если они узнают, кто есть София Николаевна, то ей грозит расстрел. А может и нечто похуже расстрела.

–Я обещаю, что помогу ей. Неужели у кого-то поднимется рука на такую красивою и молодую девушку?

–Здесь расстреливали даже детей. И я думаю, что ныне это снова повторится.