Донские части под напором конницы противника отошли в район Лимака и Ямполя. Остальные части переправились у Рубежного. Вся армейская группа, которая переправилась через Донец, к дальнейшим боевым действиям неспособна.

Все мои сообщения относительно состояния конницы есть горькая правда, которой не имею нравственного права скрывать от Вас. Генерал Улагай.

Науменко передал ленту Деникину. Главнокомандующий обессилено опустился на стул.

– Я лично могу засвидетельствовать правдивость слов Улагая, – сказала Науменко. – При мне несколько дней назад полк донских казаков добровольно разоружился. Они бросили свои винтовки, пики и сабли дабы их не послали в атаку. После отхода донского полка с позиций, полк кубанских казаков драться с красными также не пожелал. У меня не нашлось и эскадрона для боя, господа. Казачки с наших плакатов, что рвутся рубить красных – это миф. Господа. Никто не желает воевать!

– Наши части стоят до конца! – сказал командир корниловцев. – Как и дроздовцы!

– Это дела не решит, – сказал Науменко.

– Именно так и решаются дела на этой войне, генерал!

– Я рассказал вам то, генерал, что видел своими глазами, – парировал Науменко. – Если у вас есть боеспособные части, то в моем корпусе их нет.

– Но почему же никто не остановит предателей? Или больше никто не желает спасать Россию?

– Господа! – сказал офицер контрразведки полковник Вольский. – Я знаю, что красные в листовках заверяют кубанцев, что они признают независимость Кубанской республики. Потому воевать им больше не за что. А какое им дело до России?

– Мы оставляем Украину, господа, – прервал начавшуюся перепалку генерал Романовский. – Наши пехотные части отступают почти не встречая красных. Морозы и небольшое количество снега позволяют пехоте делать громадные переходы. Но нет снабжения продовольствием. Тыловые службы совершенно не справляются со своей задачей.

– Нет к тому никакой возможности, – сказал начальник тыла генерал Деев. – Подвижного состава на железных дорогах нет. Госпиталя в катастрофическом состоянии. Никаких лекарств нет. Медперсонала не хватает. В городах свирепствуют тиф и холера.

Деникин понимал, что красным даже не было необходимости усердствовать в своем наступлении. Ему ежедневно докладывали неутешительные вести с фронта. Главнокомандующий хорошо понимал, что его ударной силой была кавалерия. А основу её составляли казачьи части с которых и начался развал. Кубанцы награбив достаточное количество добра в начале осени воевать больше не хотели. Они рвались обратно в свои станицы. Сепаратистские настроения среди них нарастали…

Станция Чалтырь, недалеко от Ростова.

22 декабря, 1919 год.

Поручик Лабунский наблюдал за тем, что происходило на станции из окна штабного вагона. Полковник Кальве пристроил его к штабу тыла к генералу Дееву, и они отступали с комфортом.

– Как вам все это нравится? – спросил Кальве, подойдя к Лабунскому со спины.

– Вы уже вернулись, Густав Карлович? Какие новости?

– Был в армейском штабе на станции. Первый Дроздовский полк отходит походным порядком. Наши оставили Краматорскую и отходят по направлению Константиновка – Ясиноватая.

– А что будет с этим? – поручик показал на многочисленные склады с разным военным имуществом. – Смотрите сколько здесь вагонов. Солдаты таскают тюки с обмундированием, которого так не хватает на фронте. И сколько боеприпасов.

– Я и сам это вижу. Но эвакуировать всё это возможности нет. Сотни вагонов, но подвижного состава нет. А вон те тюки, про которые вы упомянули, будут сожжены.

– А раненые? – спросил Лабунский. – Нет паровоза и для эшелонов с красным крестом?

– Кто станет думать в такое время о раненых, поручик. У нас о живых и боеспособных никто не думает.

– А наш поезд?

– Нас скоро отправят. Наше штабное начальство только погрузит ценности, и мы тронемся.

– Ценности?

– Несколько ящиков золота и разное там барахло. Архивы и еще кое-какое имущество.

– В этом поезде можно было разместить несколько сотен…

Кальве прервал его:

– Я все знаю, поручик. Но не я здесь командую. Я и вы временно прикомандированы к штабу тыла Добровольческой армии. И распоряжаются здесь тыловики. Ни одного лишнего человека мы взять права не имеем без приказа генерала Деева.

– А вы…

– Я говорил, поручик. Все говорил и не один раз. Но мне указали на мое место.

В вагон запрыгнул офицер в потертых шароварах, Лабунского поразили его сапоги, полностью развалившиеся с подошвой перевязанной бечевкой. Вместо шинели на нём была куртка инженера путей сообщения с погонами подполковника.

– Командир артдивизиона подполковник Гиацинтов! – представился он.

– Полковник Кальве.

– Поручик Лабунский.

Подполковник внимательно смотрел на чистые дорогие мундиры и хорошие сапоги штабных офицеров.

– Имущество штаба тыла охраняете, господа? – усмехнулся Гиацинтов. – А у нас пушки вывозить не на чем, господа. Или в армии больше нет нужды в пушках?

Кальве пожал плечами.

– Я три месяца на передовой! Три! Без смены и отдыха. Ничего нет. Ни сапог для артиллеристов. Ни снарядов. А здесь, сколько всего, господа! Валенки обливают бензином и сжигают. Мои солдатики с отмороженными ногами ходят. Говорят, нет в наличии!

– От нас с поручиком ничего здесь не зависит, подполковник.

– А от кого хоть что-то зависит?

– Задайте этот вопрос начальнику тыла генералу Дееву. Если сумеете добиться приема у его превосходительства.

– А я вас знаю, поручик, – Гиацинтов вдруг вспомнил, что видел Лабунского в Новочеркасске. – Вы служили в Дроздовской дивизии?

– Я и сейчас офицер этой дивизии, – поручик показал на Дроздовский знак на своей груди. – Временно прикомандирован к штабу тыла Добровольческой армии.

– Здесь собралось много наших из Новочеркасска. Вот судьба, – сказал Гиацинтов.

– Много?– не понял Лабунский.

– Я совсем недавно видел на станции капитана Штерна.

– Штерн здесь? – удивился Лабунский.

– Во главе пулеметной команды.

– И где он сейчас?

– Да сразу за складами. Вон там, где костры. Видите? Идите туда и вы его застанете. Все равно скорой отправки вашего поезда ждать нельзя.

– Это еще почему? – спросил Кальве.

– Конница Будённого прорвала фронт в Дебальцево. Марковская дивизия в полном окружении. Это дополнение ко всем нашим бедам, господа офицеры. А вы сами понимаете, что это значит.

– Красные станут продвигаться к Ростову! – Кальве посмотрел на Лабунского. – Наши армии оставят Донбасс.

– Ну, зачем так мрачно, полковник. Мы отойдем, и сможем провести перегруппировку войск. Красные также растянули фронт и их части несут большие потери. Нам бы порядок навести в тылу.

– И я здесь по приказу командующего корпусом. В штабе получен приказ, господа. Где ваш генерал Деев? – спросил Гиацинтов.

– Скоро будет в салон-вагоне, – ответил Кальве. – Это соседний с нами. Но попасть туда не так просто как к нам, подполковник.

– Я лично вынужден заниматься проблемами госпиталя, господа, – сказал Гиацинтов. – Моих раненых офицеров никто не собирается спасать.

– И вы хотите, чтобы это сделал Деев? – усмехнулся Кальве.

– Ему придется выделить вагоны под госпиталь.

– Вы шутите? Этот вопрос многократно обсуждался. Генерал скажет, что имущество армии много важнее чем раненные, о которых толку ныне нет никакого.

Гиацинтов спорить не стал, а только сказал:

– До вечера ваш поезд отсюда никто не выпустит. Придется освободить три вагона для эвакуации раненных.

– Деев не согласится, – повторил Кальве.

– Его согласие никому не нужно, полковник. На станции распоряжается не ваш генерал. Здесь полковник Манштейн, командир 3-го Дроздовского полка. Тот самый кого зовут «однорукий чёрт».

– Теперь я понимаю, почему Деев задерживается.

Поручик спросил Кальве:

– Я могу навестить друга? Ведь время у нас ныне есть.

– Не сомневайтесь, поручик, – сказал Гиацинтов.

– Идите, поручик, – кивнул головой Кальве. – Но не задерживайтесь. А вас, подполковник, прошу за мной…

***

Лабунский нашел Штерна. Тот со своей командой укреплялся на позициях на станции Чалтырь. Петр еще издали узнал капитана. Он как раз откинул башлык и снял с головы шапку.

–Два пулемета в тот и в тот угол! – Штерн отдавал приказы простуженным голосом. – И больше мешков с песком! Больше!

Поручик подошел к капитану.

– Здравствуйте, капитан!

Штерн резко обернулся.

– Поручик!

– Так точно! Поручик Лабунский собственной персоной!

Друзья обнялись.

– Ты как здесь, Пётр? Судя по «оперению» все еще при штабе?

– Временно прикомандирован к штабу тыла Добровольческой армии к генералу Дееву. Я хотел добиться перевода в действующую армию. Но полковник Кальве просил меня остаться. Мы вместе отступаем от Воронежа. А ныне такое твориться, что поди разберись, кто и где.

– Это верно. Я здесь с Третьим Дроздовским полком.

– Это меня удивило. Ты ведь был откомандирован из Воронежа в Самурский полк.

– Я туда и отравился. Но затем получил приказ присоединиться к 1-му Дроздовскому полку Туркула. Дрался с ними под Дмитровом и Льговом. Совсем недавно меня перебросили в распоряжение полковника Манштейна с пулеметной командой. Но пойдем в помещение. Нам выделили вон ту часть вокзала.

– А может ко мне?

– Куда это?

– Здесь недалеко стоит поезд генерала Деева. У меня там свое купе.

– Не могу надолго бросить позиции. Лучше ты к нам.

– Хорошо. Идем.

В помещении у печки офицеры грели руки, и Лабунский коротко рассказал о своих приключениях. О том, как они последними оставили Воронеж.

– И что потом? – спросил Штерн.

– Мы выехали в штабной машине. И сразу лишись сопровождения. Наш конвой из взвода кубанских казаков покинул нас.

– И сколько вас осталось?

– Полковник, я и шофер-прапорщик. Три раза едва не нарвались на красные отряды. Дважды нас атаковали какие-то оборванцы. Именовались партизанами. Благо шофер позаботился о ящике гарант и ручном пулемете «Льюис». Отбились. Затем на узловой станции увидели наш бронепоезд. Авто пришлось бросить.

–Это еще почему?

– Бензин, капитан. Никак нельзя было его достать. Пересели на простую крестьянскую телегу. Наш прапорщик реквизировал её у какого-то крестьянина. Хотя он отдал ему взамен автомобиль.

– Без горючего? – засмеялся капитан. – И долго вы путешествовали на телеге?

– Недолго. Немногим больше недели. Полковник Кальве всюду имеет связи и пристроился к штабу тыловой группы генерала Деева. С тех пор я с комфортом путешествую в генеральском вагоне, как не стыдно мне в этом признаваться. Тебе несладко пришлось?

– Какое там! Я постоянно на передовой. Надо же кому-то сражаться с красными. С юнкерами Слуцкого переведён в полк Манштейна. У них не было пулеметной команды.

– И Слуцкий с тобой?

– Да. Скоро вернется в расположение.

– Ты укрепляешь позиции, капитан?

– Приказано создать заслон, если появятся красные. Третий полк занимает позиции по всей линии.

– Какой линии? Здесь я не заметил никакой линии обороны, капитан.

– Они называют это линией обороны, Петр. Хотя укрепления хлипкие.

– Если правда, что конница Будённого прорвала фронт у Дебальцево, то неужели ты думаешь…

– Они прорвались, поручик. Сведения верные. Ныне идет бой у села Алексеево-Леоново. Там Марковская дивизия стоит. И в ней эскадрон штаб-ротмистра Аникеева. Хотя людей у него не больше пятидесяти.

– Я не такой знаток тактики, капитан…

– А и не нужно быть знатоком, поручик. Мы отступаем по всему фронту. Марковцам позиций не сдержать. Они обречены. Им никто не поможет. И скоро мы оставим и Ростов и Новочеркасск. Все города, с которых мы с тобой начинали, поручик.

– В штабе у Деева говорят, что это временно. Даже поговаривают о замене командующего.

– Что? – Штерн посмотрел на Лабунского.