–Война все разрушила, капитан – сказал Лабунский. – А как мы, молодые офицеры, в 1914-ом приветствовали войну! Как радовались. Как рвались на фронт.

–Война? – спросил капитан. – Францию-то война не разрушила. И Англию не разрушила! Дело не в войне. Развалилась Австро-Венгрия и развалилась на части Россия. Империи рухнули, ибо в них все прогнило внутри. Фасады красивые остались, а внутри гниль. Потому мы и имеем вот это. Мужика то надо в кулаке держать, Петя. Он ведь только кулак и понимает. Ему в зубы, а он кровищу утрет, и сапоги тебе лижет! А если с ним по-доброму, вот как ты, он тебе нож в спину и вставит. Вот что произошло.

–Упрощаешь, капитан. Ты все упрощаешь! И я тебе вот что скажу, всё это произошло от того, что мужика в зубы били постоянно, а он утирался. А вот надоело ему утираться. В 1905 году, когда людей на Дворцовой площади побили! По-доброму они сделали? Нет! Они, как ты сказал, в морду дали. Думали, напугается мужики в щель забьется. И вот царя и его семью расстреляли! Те самые мужики и расстреляли. Подняли руку на помазанника божия.

–И как ты думаешь, мы сможем выйти из всего этого?

–А вообще начинаю сомневаться, что это возможно.

–Сколько раз в России такое было. Смуты и бунты. Но все налаживалось. И на этот раз все наладится. Хоть и крови будет много.

–Это и страшно, капитан…

***

1 октября конница генерала Шкуро ворвалась в Воронеж. 8-я армия красных была практически окружена, но новый командарм Ратайский (поставленный после смерти Селивачева) и начальник штаба Горчаков смогли вывести основные силы из окружения. Несмотря на то, что часть военачальников и командиров 8-й армии перешли на сторону белых. Это был самый массовый переход командиров к противнику за всю историю гражданской войны на Юге России…

***

Сразу после прихода белых было восстановлено полицейское управление. Ныне оно именовалось Управление Государственной стражи. В город въехал уже назначенный военный губернатор полковник Кальве и отдал приказ призвать на службу всех бывших чинов полиции и жандармерии, которые еще остались в Воронеже.

Но особенно никто из бывших на службу не рвался. Красный фронт ушел совсем недалеко, и никто не был уверен в прочности новой власти. Капитан Васильев через день после занятия города навестил своих товарищей в их каморке.

Он был в новой форме с погонами и аксельбантом.

– Господа офицеры! Вам пора выйти на свободу!

– Капитан? Вы уже преобразились?

–Наши в городе захватили склады с обмундированием. Большевики их не вывезли. На станции полно вагонов с добром. Амуниция, боеприпасы, оружие.

–Разве контрразведка уже в городе?

–Нет. Чего им сюда приходить? Контрразведка 1-го армейского корпуса в Ростове, а контрразведка Добровольческой армии в Харькове. Воронеж, город все еще прифронтовой.

–А что значит ваш аксельбант, капитан?

–Я временно призван состоять при новом военном губернаторе Воронежа в должности начальника Государственной стражи. Мне приказано искать бывших офицеров полиции и жандармерии. И направлять их в Управление Государственной стражи.

–Но ни я, ни поручик не служили в полиции.

–Это ничего. Сейчас и вы пригодитесь, господа. Тем более что сейчас вы состоите в контрразведке Добровольческой армии. Так что прошу вас следовать за мной.

–И что мы будем делать в этом управлении?

–Восстанавливать порядок и законность в городе Воронеж, господа офицеры. Завтра будет объявлен приказ о создании Земской и Городской управы.

–Но в городе постоянно стреляют, – сказал Лабунский. – Мы с капитаном ночью слушаем эту «музыку».

–Казаки Шкуро получили город на три дня. Сами понимаете – право победителя.

–Но это русский город, капитан.

–И что? Здесь до нас были большевики. Казаки своей кровью оплатили право «победителя». Да и людей мало. Как восстанавливать порядок? Военный губернатор трясет меня. А что я могу? У меня с десяток людей. Но, несмотря на это, уже вышел первый номер «Воронежского телеграфа». И через неделю Шкуро дает большой банкет и бал, господа офицеры! Можете себе представить – бал! Вы когда были в последний раз на балу, поручик?

–Когда получил свои первые офицерские погоны и был зачислен в лейб-гвардии уланский полк, – ответил Лабунский.

–Для начала я велю вас переодеть, господа. У меня и парадные погоны для вас найдутся. И знаки нашей Дроздовский дивизии.

–У меня есть при себе свой. Я ношу как талисман, – сказал Лабунский.

–И я тоже, – Штерн достал из кармана красно белый знак с литерой «Д».

***

В газете «Воронежский телеграф», которую презентовал Лабунскому Васильев, было сказано в передовице:

«Добровольческая армия, начертав на своих знаменах лозунг «Единой и неделимой России», стремится к восстановлению в стране правового порядка, к созыву народного собрания на основах всеобщего избирательного права, установления областной автономии и широкого местного самоуправления. Главнокомандующий генерал Деникин по вопросу о разрешении земельного вопроса в России постановил немедленно приступить к земельной реформе для установления земельной нужды трудящегося населения, малоземельным наделение землей произойдет за счет казённых и частновладельческих земель!»

–Не желаешь почитать? – Лабунский протянул газету Штерну.

Но тот отмахнулся. Он примерял новый френч с только что пришитыми погонами.

–Я заранее знаю, что они там написали. Всюду одно и тоже. Законность и порядок. Самоуправление. Рабочее законодательство. Защита труда от капитала. Частная собственность. И все прочее. Нет! Меня больше волнует бал. Васильев обещал нам достать приглашения. Говорят, будет много дам.

–Куда он еще нас определит на службу?

–Одевайся. Что ты смотришь на френч? И погоны не пришил до сих пор.

***

Утром капитан Штерн был назначен командиром особого отряда и вместе с поручиком и десятком солдат полицейской команды обходили восточные районы города.

–Вот вам и новая служба, капитан.

–Временная. Пока не установим в городе крепкую власть.

–Красные отошли от Воронежа совсем недалеко.

–Сюда их уже никто не пустит. Есть приказ генерала Деникина о наступлении на Москву по всему фронту.

Они вышли к товарной станции и им навстречу выбежал мужчина в поношенном пиджаке и картузе.

–Ваше благородие! – обратился он к Штерну. – Там красный.

–Кто?

–Краснопузый с винтовкой.

–Какой еще краснопузый? Их неделю назад выбили из Воронежа. Тебе не показалось ли спьяну?

–Не пил я ничего уже два дня, ваше благородие. Там у линии складов, что ранее за купцом Вавиловым были, стоит солдат со звездой. Стоит на посту. Я-то мимо проходил и он меня отогнал. Я еще удивился, откуда красный то? А он стоит.

–Часовой? – удивился Лабунский. – Странно все это.

–Веди, посмотрим.

Штерн подумал, что мужчина что-то напутал. Не мог здесь остаться русский часовой, поставленный у складов красными. Да и конники Шкуро давно были в городе. Как это могло получиться, что он все еще стоял?

Но это оказалось правдой. Только часовой был не русским, а китайцем, полк которых сражался на стороне Красной армии. Никакой русский солдат так долго бы не выдержал. Но китаец есть китаец. Понятие дисциплины у них иное.

Штерн оставил отряд у стены соседнего здания, а сам пошел к часовому. Он вскинул винтовку и остановил его окриком.

– Стоять на месте!

– Ты что стоишь здесь?

– Приказ командира! Стоять на месте!

– Какого командира? Твоего командира давно след простыл, дурак.

– Нельзя никого пускать. Меня командира поставила. Командира пустить не велела.

Штерн сделал еще шаг, и китаец передёрнул затвор. Капитан выстрелил первым. Китаец упал.

Лабунский подбежал к Штерну.

– Вот что такое дисциплина, поручик. Издохнет на посту, а не уйдет. А наши что? Бросил все, и деру в сторону родного дома. Пусть другие воюют. А ты давеча говорил о том, что в морду бить мужика не надо. Вот их и лупят почем зря. Вот результат.

Лабунский ничего не ответил командиру. Он смотрел на мёртвое тело часового, который исполнил свой долг до конца…

***

– Поручик Лабунский здесь? – спросил адъютант военного губернатора Воронежа поручик Петров.

– Здесь Лабунский!

– Прошу вас следовать за мной, поручик. Приказ губернатора!

– Иду за вами, поручик. Но что случилось?

– Военный губернатор полковник Кальве назначает вас, поручик, младшим адъютантом в канцелярию военного губернатора.

– Адъютантом? Меня? Но у меня нет никакого опыта такой работы, поручик. Я строевой офицер.

– Но полковник помнит вас по уланскому полку. А вы? Вы не помните полковника?

– Ротмистр Кальве? Мы вместе служили в 1915 году! Как же мне его не помнить.

– Теперь он полковник. И как только услышал про вас, сразу захотел видеть вас при себе. Работа совсем нетрудная. Всеми делами ведает старший адъютант капитан Рихман. И у нас два младших адъютанта, я и прапорщик Егоров. Теперь еще и вы, поручик.

***

Воронеж

Поручик Лабунский

15 октября, 1919 год.

Пётр Лабунский действительно в 1915 году несколько месяцев воевал под командой ротмистра Кальве. Они даже сдружились тогда и однажды Лабунский спас жизнь своему командиру. Затем война разбросала их и более они не виделись. И вот судьба снова столкнула двух офицеров лейб-гвардии уланского полка.

– Петр! Ты совсем мало изменился!

Полковник горячо пожал ему руку.

– Густав Карлович. Искренне рад вас видеть.

– Я узнал, что ты уже неделю в Воронеже и даже не дал о себе знать.

– Если бы я знал, что новый военный губернатор это вы, Густав Карлович. Мне ведь даже фамилии нового губернатора не сказали.

– А вот я как узнал, что в роте капитана Штерна в полиции служит поручик Пётр Лабунский, сразу понял, что это ты. Давно в Добровольческой армии?

– С весны 1918 года.

– У тебя Дроздовский знак на мундире. Ты в дивизии «Дроздов»?

– В последнее время служил в Самурском пехотном полку, дивизии Дроздовского. Но потом меня перекинули в Воронеж. Тогда еще красный Воронеж. Сами понимаете, Густав Карлович, о цели я сообщить не могу.

– А капитан Штерн тоже из Самурского полка?

– Да. Мы с ним вместе поступили к Дроздовскому весной 1918 года.

– Что скажешь о нем?

– В прошлом офицер Кексгольмского гвардейского полка. Хороший офицер. Командовал у самурцев 3-м батальоном. И командовал хорошо. Я с ним не один пуд соли съел.

– Хорошо. Но не стану говорить о делах, Пётр. Прошу ко мне. Будь моим гостей сегодня. У нас столько есть рассказать друг другу. Я ведь прибыл сюда из Парижа, Петр.

– Из Парижа? – удивился Лабунский.

– Да, был в нашей военной миссии. И возвращаться не собирался. Но полгода назад принял решение присоединиться к генералу Деникину. И вот я здесь и получил назначение.

– Скажу вам правду, Густав Карлович, что зря вы вернулись в Россию.

– Вот как? С чего у тебя такое мнение, Пётр?

– Наверное, я разуверился в этой борьбе. Не знаю. Хотя, возможно, это результат пережитого в последнее время. Некоторые наши офицеры считают, что мы через два месяца возьмем Москву. Наши армии растут, и наши союзники нас поддерживают.

– Союзники? – полковник Кальве усмехнулся. – В ноябре 1918 года была достигнута договоренность о посылке в Россию 12 дивизий наших так называемых союзников. Должны были прибыть французы и греки. Войсками командует генерал Ансельм. Его главная квартира в Одессе.

– Нам все это объявляли, Густав Карлович. Какой тогда был энтузиазм в войсках.