Алексашка сел. Гордей налил водку в ковш – и подал ему. Алексашка выпил и закусил мочёным яблоком. И тут вдруг он заметил, что наступила гробовая тишина. Когда он огляделся, то понял, что все, находящиеся в комнате – и Гордей с Прохором, и гуляки, и хозяин постоялого двора, и даже толстый купец, ужинавший в гордом одиночестве за столом в углу – все смотрели на него.

   –Что? – решился наконец спросить Алексашка

   –Что-что? Рассказывай уже, наконец! – нетерпеливо крикнул Прохор

   –Что рассказывать-то?

   –Всё рассказывай, что нам с Гордеем рассказывал! Про врагов рассказывай!

   И Алексашка, в который уже раз за сегодняшний день, принялся рассказывать то, что знал. Пока он рассказывал – все сидели молча, но когда Алексашка замолк, то как он и ожидал, все разом заговорили:

   –Сейчас, поди, они у Бенгаловки уже. Ежели возьмут её – оттуда дорога одна – сюда, на Ершовку. – важно стал рассуждать хозяин.

   –Тьфу ты, пропасть, не было печали! То чёрные кочевники – нехристи окаянные, теперь ещё и эти! И откуда только, их чёрт принёс?! – горячился один из гуляк.

   Но другой гуляка, молодой парень, чуть постарше Алексашки, начал увещевать мужика:

   –Да ничего они нам не сделают! Наши стены от какого угодно врага защитят! Никогда никто Ершовку не брал – и никогда не возьмёт!

   –Цыц ты, сын собачий! – разозлился на парня гуляка, – Ещё молоко на губах не обсохло, а уже старых людей учишь! Да ещё и хмельное пьёшь!

   –Ты что ли, мне это хмельное наливал? – смело парировал парень.

   Но больше всего, история Алексашки, казалось, произвела впечатление на рыжего мужика, который как слушал с открытым ртом, так всё с открытым ртом и сидел, повторяя время от времени одну и ту же фразу:

   –Это как же это? Это как же это? Это как же это?

   Словом все кричали, галдели, спорили, чуть было до драки дело не дошло. Неизвестно чем бы кончилось дело, если бы вдруг не заговорил, доселе молчавший купец:

   –Слышь, парень. – сказал он, обращаясь к Алексашке, – А ты сам-то этих самых, как их там, ну которые на Западный Форпост напали, – ты их видал, аль нет?

   –Я же сказал, что не видал. – ответил Алексашка.

   –А вообще кто-нибудь их видал хоть?

   –Митька и видал.

   –То есть всё, что ты знаешь об этих «врагах» – ты знаешь только со слов этого Митьки?

   –Ну да. – Алексашка не мог понять, к чему купец клонит.

   –Аааааааааааа….понятно. – многозначительно протянул купец.

   –Что понятно-то? Что понятно?

   –А то понятно, что прохвост твой этот Митька, вот что! Подшутить он над вами решил, ты ещё не понял что ли? – И купец захохотал.

   И вдруг все люди, до этого мрачные и подавленные этим неожиданным известием – тоже вдруг все разом захохотали. Что было самым странным, хохотали почему-то над Алексашкой, а не над кем-то другим.

   –Поверил! Он тебя надул – а ты и поверил!

   –Ещё и за 50 вёрст помчался сюда!

   –Простофиля!

   Алексашка пытался всех разом переспорить – доказывал, что всё правда, что завтра он идёт на воинский совет к воеводе – но этим только ещё больше раззадоривал хохотавших. От дружного гогота трясся стол, кое-кто от смеха попадал с лавок.

   Наконец Алексашка понял, что вразумить пьяную хохотавшую толпу ему не удастся, плюнул на всё – и пошёл спать.

XX. Мегалополис

   Китеж-град уходил под воду, а на берегу стояли люди и с грустью смотрели на него. Стояли тут все – и жители Китежа, давно перебравшиеся на берег, и те, кто перебрался только пару дней как. Бабы голосили, мужики – молча крестились.

   Город как будто почувствовал, что все люди уже на берегу и всё что нужно было перевезено – а потому стал уходить под воду всё быстрее и быстрее. Крепостные стены всё ниже и ниже поднимались над озёрной гладью, и наконец, полностью скрылись под водой. На берегу поднялся крик, стон, плач. Люди смотрели на озеро и кричали «На кого ж ты нас покинул! Несчастные мы сироты-сиротинушки!».

   Люди жившие в Китеже выглядели спокойней, ведь у них уже был свой кров, они не чувствовали себя столь несчастными. Но всё же, чувство какой-то невосполнимой утраты наполнило сердца всех людей.

   И вдруг, когда все люди скорбели об утрате спасшего их города – были сказаны слова, надолго вселившие надежду в сердца людей.

   На берегу стояли старый дед с внуком лет пяти. Дед перекрестился и грустно сказал:

   –Горе нам, горемычным! Ушёл под воду, утонул наш Китеж-град!

   На что пятилетний внук, глядя на него снизу вверх, сказал:

   –Ну и что же, что ушёл под воду, деда! Не навсегда же он ушёл, он ведь снова на озере выплывет, да?

   Кругом стоял такой шум, что слова эти услышать никто не мог, однако они были услышаны. Стоявший рядом молодой мужик посмотрел на мальчика и гаркнул по-молодецки:

   –А ведь верно! Верно, говоришь, малец! Не навсегда наш Китеж-град под воду ушёл! Ещё появится он на Великом Озере, выплывет из пучины вод!

   Громкий голос мужика услышало уже гораздо больше людей. И тут же, прямо на берегу, вместо слёз и причитаний начались пересуды:

   –И впрямь! – говорили люди – С чего мы вдруг решили, что никогда его больше не увидим?

   –И то! Он ведь уже раз ушёл под воду – да поднялся снова на свет Божий, почему бы и второй раз ему не подняться?

   –Поднимется! Увидим мы ещё наш Китеж-град!

   –Увидим!

   –Обязательно увидим!

   Однако надо было продолжать жить, и устраиваться на новом месте. Люди из Китежа, полные тоски и жалости – звали всех к себе в дома – чтобы приютить несчастных. Люди нагрузили на лошадей всё, что ещё оставалось на берегу, и пошли по дороге от Великого Озера к Китежу.

   К вечеру в Китеже почти все перепились. Пили много, и сами не знали от чего. Кто говорил, что это были поминки – поминали ушедший от них Китеж-град, другие, кому слова о возвращении его запали в душу – наоборот кричали, что уже совсем скоро, они увидят свой город снова.

   В Китеже творилось нечто неясное – то ли горе, то ли веселье. Кто плакал, кто плясал, кто песни горланил. Поздно ночью, наконец, стало тихо – люди уснули.

   А Китеж-града больше в Великом Крае никогда не видели.

XXI. Ершовка

   Наутро Алексашка проснулся, и понял – что очень хочет есть. С удивлением он понял, что в последний раз ел ещё в Бенгаловке. За всё время его короткого путешествия – у него ни крошки во рту не было, кроме мочёного яблока, которым вчера вечером он закусил поднесённый ему ковш водки.

   Хозяин уже суетился внизу. Алексашка спросил его, есть ли что из еды.

   –Каша перловая, солонина, маисовые лепёшки, вино.

   У Алексашки прямо дух захватило – этот нехитрый набор показался ему с голодухи царским пиром. Он сказал хозяину, чтобы нёс всё.

   Ещё дымящаяся перловая каша была подгорелой, солонина – слишком солёной, маисовые лепёшки – чёрствыми. Но Алексашка ел так, что аж за ушами трещало, и обильно запивал вином. Когда на столе ничего не осталось, хозяин подошёл к Алексашке и сказал:

   –Рупь с полтиной.

   –Что? – обернувшись к хозяину, спросил Алексашка, всё ещё мысленно пребывая где-то далеко.

   –Рубль с полтиной, плати.

   И тут Алексашка понял, что Ерофей, отправляя его в Ершовку, не дал ему с собой ни копейки денег. «Вот это влип» – пронеслось в голове.

   Впрочем, смущение Алексашки длилось лишь секунду. Он посмотрел на хозяина, и неожиданно даже для самого себя выпалил:

   –Эти заплатят. – И указал на спящих на лавках Прохора и Гордея.

   Глаза хозяина сразу сузились, и он подозрительно посмотрел на Алексашку:

   –Заплатят? Да они же вчера кажись все деньги у меня и прогуляли.

   –Нет, у них кажется ещё деньги есть. – сказал Алексашка, встав и подбираясь к входной двери.

   –Кажется, или есть? – хозяин всё так же подозрительно смотрел на него.

   –Кажется есть. – сказал Алексашка, и распахнул входную дверь.

   –Эй, стой! – закричал хозяин, видимо окончательно решив, что его надули.

   Алексашке меньше всего сейчас хотелось выяснять отношения с хозяином, а потому он решил его успокоить. И Алексашка, как можно более добросердечно сказал:

   –Да вернусь я, куда ж я денусь? Вещи-то мои на постоялом дворе остались. – и побыстрее прошмыгнул за дверь. Хозяин больше не кричал, но всё так же неодобрительно смотрел ему вслед.

   «Потом, всё потом. – говорил Алексашка про себя – Займу денег у воеводы, или у Ефима, или хоть у этих двух, если у них что осталось – займу и отдам. Но всё потом. А сейчас – к воеводе».

XXII. Мегалополис

   Люди, перебравшиеся на берег недавно – поначалу хотели обосноваться в самом Китеже. Те, кто жил в Китеже – вызвались даже им помочь с постройкой, и уже было закипела работа, но тут-то и произошёл конфликт.

   Участие, с которым отнеслись береговые жители к тем, кто перебрался с озера – вдруг исчезло, и обратилось в насмешку. Нет, жители Китежа и правда не отказывались помогать возводить дома, но при этом считали своим долгом зло и язвительно подтрунить над новыми соседями – над ними смеялись, злобно шутили, и называли «тришниками» – по имени Тришки, который первым заметил приближение воды к Китеж-граду.

   То тут, то там вспыхивали перебранки и драки – но до поры до времени их удавалось гасить. Однако ничем хорошим закончиться это не могло, да и не закончилось – вылилось это в массовую драку между теми, кто перебрался на берег давно, и теми – кто недавно. Убить, говорят, слава Богу – никого не убили в той драке, но кости друг другу пересчитали знатно.

   И тогда большинство тех, кто перебрался на берег недавно – заявили, что тут, в Китеже – они больше не останутся. Некоторые, правда, всё же остались – но их было очень немного. Остальные же люди снова стали вязать брёвна в плоты, а после чего – поплыли на них по Великому Озеру вдоль берега. Часть скарба нагрузили на плоты, а часть – везли берегом на лошадях.

   Куда именно они держат путь – люди представляли себе слабо. О том, чтобы последовать за Ростиславом Брячеславичем, Саввой Буслаевым или Константином – не могло быть и речи. Никто не имел ни малейшего понятия, где они сейчас находятся. Да и далеко ли с брёвнами-то уедешь? Решение оказалось очень правильным, так как к тому времени все трое бывших претендентов на власть в Китеж-граде уже находились за сотни вёрст от Великого Озера.

   А люди, плывшие по озеру на плотах – далеко не уплыли. Отплыв несколько вёрст от Китежа – они решили основать там свои поселения. Так и появились на берегах Великого Озера множество маленьких деревень. Поначалу, у жителей Китежа с жителями окрестных деревень была вражда, однако со временем она стала мало-помалу сходить на нет. Оно было и понятно – многие парни и девушки из Китежа и деревень за это время переженились, и у них появились общие дети.

   Шли годы, и о вражде вспоминали всё меньше. Правда, название «тришники», надолго закрепилось, как обозначение тех, кто перебрался из Китеж-града в последний момент. Сохраниться – то оно сохранилось, но как это и бывает – со временем полностью поменяло смысл, и в первую очередь поменяло смысл для тех, кого этими самыми «тришниками» называли.

   Если поначалу это прозвище носило явно уничижительный характер, так как все помнили, что Тришка был никто иной – как горький пьяница, то со временем об этом забыли, и когда умер и сам Тришка, и все, кто его помнил – это имя стало обрастать легендами. Говорили, что Тришка был вовсе даже никакой не пьяница, а блаженный, и что он спас людей Китеж-града, предупредив о прибывающей воде, когда во сне ему явился архангел Гавриил.

   Тришка стал почитаться почти как народный герой, те, кого называли «тришники» – теперь уже с гордостью носили это имя, и с гордостью рассказывали своим детям и внукам, какой необыкновенный человек раньше жил среди них.