Стояло ранее утро. Мы возвращались со сбора ночных трав. В этот раз наш путь лежал на север, поэтому по возвращении нам необходимо было пройти через всю деревню. Этой ночью было довольно холодно, и я хотела быстрее попасть домой, чтобы забраться под своё пуховое одеяло. Мы пересекали совершенно пустую деревню. Было около половины четвертого, когда ещё даже самый бодрый петух сладко спал. Деревня выглядела пустой, без единого проблеска света, без движения и звуков. Холодный воздух проглатывал все запахи, и я внезапно ощутила себя в каком-то мёртвом месте. Словно время остановилось, словно это был не наш мир, а такой же, но чужой, враждебный. Это была редкая ночь без ветра, и никакое шевеление не могло выдать реалистичность картинки. Все застыло. Мы словно шагали по страницам иллюстрированной книжки детских страшилок, где талантливый художник нарисовал лишь чёрные силуэты домов и деревьев на фоне светлеющего неба.

У меня был сложный период. С одной стороны, мне хотелось в полной мере познавать тайные магические учения, с другой – в моей голове роились вопросы. Словно стая неугомонных пчёл, они прилетали и мучили меня. Иногда я получала ответы, которые чаще всего порождали ещё большее количество неугомонных пчёл.

– Почему травяные настои с заговором помогают человеку выздороветь? Мы идём в лес ночью, собираем травы, разговариваем с каждым кустиком, в надежде на его прощение за то, что мы срываем его, молим о помощи в дальнейшем. Потом сушим эти травы, храним, делаем настои, читаем заговоры. Неужели не легче просто купить лекарства в аптеке? – прервав тишину, заговорила я.

– Нет, – сухо ответила бабушка.

– Но почему? – воскликнула я.

– Потому что мы забыли, как лечить своё тело, – спокойно пояснила она.

«Ну вот, это произошло снова, – подумала я. – Опять она ответила так, что у меня возникло ещё больше вопросов, чем было в самом начале».

– А как мы лечили своё тело раньше? – немного раздражилась я.

– Всё в этом мире вибрирует. Если настроить себя на здоровые вибрации, то тело не будет болеть. Раньше человек знал, как себя вылечить. Он знал, как звучит его идеальная мелодия, здоровая и гармоничная. Общение с природой помогало ему услышать песню своего тела. Он понимал, где тело фальшивит, и перенастраивал себя, словно музыкальный инструмент. Жаль, что люди перестали испытывать благоговение и трепет перед возможностями Матери Земли, потому что без её помощи себя просто невозможно услышать и невозможно понять.

– Но как же настой может изменить мелодию тела? – в ожидании замыкания логической цепочки, вопросила я.

– Настой может вибрировать точно так же, как и человеческое тело. Маг готовит зелье здоровой вибрации и даёт его больному человеку. Если человек принимает эти вибрации, то и его тело начинает звучать по-другому, и в итоге становится здоровым.

– Принимает вибрации… То есть принимает настой? Ты так хотела сказать?

– Можно пить литрами настои и не излечиться, если человек не дал команду своему телу принять целительные вибрации. Принять вибрации – в первую очередь значит поверить в их действие и позволить своему телу услышать их.

Я многое не понимала тогда, и слишком многое на тот момент тяготило своей неясностью. Бабушка всегда старалась ответить на все мои бесконечные вопросы, но я не всегда могла осознать её ответы. Многое так и оставалось для меня словами без смысла с застарелым налётом деревенской мистики.

Мы свернули с широкой дороги, и перед нами предстала длинная улица с одноэтажными чёрными домами, в которых иногда проблёскивали такие же чёрные окна. Лишь одно из них в правом ряду было тускло-жёлтым. В этом доме кто-то не спал. Проходя мимо него, бабушка замедлила ход, будто прислушиваясь к звукам, которые могли донестись оттуда; но там было довольно тихо – ни голосов, ни шагов. Вдруг бабушка остановилась, на секунду задумалась и повернула обратно.

– Пойдём спросим, как идут дела, – сказала она мне, но вроде бы и себе тоже.

Я последовала за ней, когда она тихо постучала в окно.

Клетчатая кухонная шторка быстро отодвинулась, и на нас взглянула круглолицая женщина. Бабушка жестом вопросила: «Как ты?» Женщина, завязывая халат под грудью и махнула головой: «Заходи через веранду». Дверь открылась, из дома повеяло теплом. Я ликовала и быстро проскользнула в коридор. Совсем не сразу я узнала нашу клиентку. Она изменилась не только лицом; я неприлично долго рассматривала её огромный живот, который выдавал последние месяцы беременности.

А ещё Ольгу было трудно узнать без угрюмого и надменного взгляда. Нас угощала чаем доброжелательная, спокойная женщина, в глазах которой угадывались смирение и доброта. Исчезло это давящее выражение надзирателя и судьи. Сейчас она виделась мне умиротворённой, и, кажется, даже стыдилась посмотреть лишний раз бабушке в глаза.

– Ты сняла приворот?

Глава 4

– Да, сняла, баб Валя. Сейчас вспоминаю всё, как в тумане. Будто не я вовсе была, когда это делала, как наваждение какое-то. Вернуть бы время вспять, да что там уже говорить… – На её глазах проступили слёзы. – Гормоны у меня бушуют – буду плакать много, не обращайте внимания.

– Слезы чистят душу, вымывая из неё всё нехорошее своим потоком. Плакать полезно, вся грязь уходит, – сказала бабушка, погладив пухлую руку Ольги.

– Я весь день тогда думала о том, что сама рассказала вам. Однако смелости снять приворот не хватило. Тем вечером Максим пришёл домой очень пьяный и залепил мне с порога пощечину. Я пыталась укрыться от побоев, но он настигал меня снова и снова. Я закрылась в ванной, через мгновение услыхав, как захлопнулась входная дверь. Умываясь слезами, я боялась, что он вернётся до рассвета и просто убьёт меня. Я продолжила сидеть в ванной, как примерно час спустя, он вернулся. Услышав это, я приблизилась к двери и прислушалась. Было тихо, как вдруг что-то надо мной громыхнуло, а на голову посыпались щепки. Я упала на пол и подняла взор – в двери торчал топор. В ужасе я отползла к ванной и принялась кричать. Не знаю, слышал ли кто тот короткий звук, что мне удалось произвести на свет, но уже через секунду горло запершило, и мой голос, ровно как в ту первую ночь, пропал.

Ольга коснулась шеи и, помолчав, продолжила:

– Он все рубил и рубил… И что было, если бы он её прорубил, один Бог знает. Но на пятом разе он остановился. «Одумался», воодушевилась я, когда услышала бег босых ног по коридору. Голые подошвы шлепали по воде, а потом… – женщина закрыла лицо руками, словно не верила сама себе.

– Что? – не моргая тихо произнесла бабушка.

– А потом я услышала её смех. Такой задорный. Такой ясный. Я чуть не свихнулась тогда, баб Валя. Он пошел за ней. А я всё сидела, тело моё холодело от ужаса. Не шевелясь я просидела так до утра, пока в прорубленные расселины не пробился дневной свет. Только тогда я решилась выйти. Я отщелкнула засов и выглянула в коридор. В доме никого не было, но когда я взглянула на пол, у меня помутнел рассудок. Все доски были усеяны следами босых ног, выпачканных в грязи и болотной тине. Это не были следы Максима, нет. Тонкие женские ноги, это могли быть только Настины отпечатки. Ноги покойницы прошлись по моему дому. Не находя подобному вменяемого объяснения, я быстро проскочила в другую комнату. Но от увиденного закружилась голова и потемнело в глазах. Предо мной предстала необъяснимая картина, что по сей день является в кошмарах: стены дома, дверные косяки, шторы и потолок были усыпаны отпечатками женских рук. Кое-где по ним можно было предположить, что ночная гостья цеплялась за шторы, застывала, словно ящерица, под потолком, а затем, невиданной силой прибитая к нему, она ползала на коленях, оставляя за собой жуткие следы от грязной ночной рубашки. Сказать, что мне стало страшно – не сказать ничего!

– Да… Ну, и дела… – протянула ведунья. – А Максим что?

– Разумеется, меня мучил вопрос, где и с кем он. В каком он состоянии и на что способен. Но хочу признаться, что спасение собственной жизни беспокоило меня тогда намного больше. Пожалуй, я впервые поняла, что не имею настоящих чувств к своему супругу. Я не могла продолжать любить его алкоголиком и сумасшедшим. Более того, в тот день меня совсем не беспокоила его судьба. Я решила, что если он не может оставаться прежним, – она замолчала, разглядывая скатерть, – то нам с ним не по пути.

Ольга провела растопыренной ладонью по столу, сметая в край небольшие хлебные крошки так, будто пыталась очистить свою собственную жизнь от ошибок прошлого.

– Я быстро собралась и отправилась в город снимать приворот, – не дождавшись от бабушки реакции, продолжила она. – Сделавшая этот чёртов приворот колдунья весьма удивилась моей просьбе, сказав, что её рецепты очень качественные, работают долго и верно. Мне не хотелось рассказывать всех подробностей ночи, и я быстро перевела тему, сказав, что просто осталась недовольна браком. Она назначила тройную цену, а когда я согласилась, странно улыбнулась. Ведьма вытащила из старинной лакированной мебели какие-то листки бумаги и снова посмотрела мне в глаза, словно желая убедиться в моём решении. Эти неровные листки были обожжённые огнём со всех сторон, а посреди их виднелись растекшиеся тёмные капли. По всей видимости, это были капли крови. Она написала на одном из таких листков моё имя и какие-то знаки под ним. В следующее мгновение я снова увидела, как в её руке сверкнула огромная игла. Она сделала жест, прося протянуть ей указательный палец. Немного замешкавшись, я все же сделала то, о чем она просит. Не моргнув глазом, она вонзила в него почерневшую иглу. Кровь быстро закапала в хрустальную вазочку, а я лишь боялась, чтобы она мне заразу какую не занесла, ну и чтобы не напрасно все это было. Затем она дала мне ручку из вороньего пера и сказала исписать весь лист сделанной ей надписью, используя вместо чернил свою собственную кровь. Когда последний знак был написан, следившая за правильностью каждой написанной буквы колдунья вырвала у меня этот лист и придала огню, что-то невнятно бормоча. Лист догорел дотла, и дело было сделано. Мы не прощались. Я отдала ей деньги и вышла за дверь.

Всю дорогу домой я думала о Максиме. Где искать его, жив он или мёртв. Я ни с кем не говорила, не искала его. Я прибралась в доме, оттерла всю грязь со стен и с потолка. Наступил вечер, а его всё не было. Где-то глубоко внутри я была уверена, что Настя забрала его. По правде говоря, я не ждала его, а ждала вестей о нем… Ровно в полночь раздался стук в дверь, и я поняла, что сейчас узнаю правду. Внутри всё сжалось. Я подошла к двери и открыла её. За ней было пусто – тишина, темнота, больше никого и ничего. Ворвавшийся на мгновение лёгкий ветерок дунул мне прямо в лицо. Я закрыла глаза. Мне показалось, что это он пришел мне сказать последнее «прощай». Вдруг мной овладела невыносимая тревога, такая сильная тоска и беспощадное чувство вины. Весь страх куда-то испарился, все мои мысли были только о том, где мой любимый, что с ним, где его искать.

Посреди ночи я вышла из дома, даже не понимая, одета ли я по погоде. Я не ощущала более ни холода, ни страха. Единственной моей мыслью было найти Максима. Вернуть живым, пусть ценой своей жизни. Эти чувства окутали диким вихрем, буквально раздирая на части. Я не могла больше думать ни о ком, как только о нем. Мысль, что больше не увижу его глаз, не обниму его плеч, колола сердце как тысячи иголок. Вскоре я обнаружила себя бежавшей по просёлочной дороге и сама не заметила, как очутилась на пороге дома свёкра и свекрови. Свет там всё ещё горел, и я заколотила в дверь. Если мой любимый человек не там, то нельзя медлить ни секунды, необходимо брать подмогу и бежать в лес на его поиски.