– Да,– коротко ответила я.– Дорабатываю август и приеду.

– Как жаль, что мы не можем уехать вместе.

– Ничего страшного, ты пока родственников подготовишь,– усмехнулась беззлобно.

– Я забронирую тебе билет?

– Да,– ответила и крепко прижалась к Кириллу.

А в глазах металась картинка с Ярославом, облепленном дешевыми телками.

Все-таки он был подлецом! Никаким талантом бизнесмена, шеф-повара не прикроешь свою суть. И как у меня возникла хоть капля восхищения им?! Фр-р-р! Грязное животное! У-у, только попадись на глаза! Хоть одно слово о договоре – глаза выцарапаю!

Хм, и чего я так бесилась? Все! Стоп! Закрыли тему!

На том мы и порешили. Через три недели я помашу Алуште счастливой ручкой.

А вот что было потом…

В понедельник я, как и всегда, вышла на обед в местное бистро (слава богам, оно единственное недалеко от почты было не под началом Македонского). Антоновна на обед поехала домой: что-то приключилось с Валюхой.

И вот перехожу я дорогу к бистро, как раздается звонок мобильника. Все ограничители вызовов давно отключила, поменяла все мелодии, и теперь трудно было сразу сообразить, кто звонил.

Я достала трубку и всмотрелась в мигающий дисплей. Это был номер дома.

– Сортировщица на обеде слушает?– ответила весело.

– Полина, ты где?– раздался тревожный голос мамы.

– Я иду на обед, ма…

– Тут Ярослав приезжал… Очень пьяный, сам за рулем, тебя искал,– со вздохами огорчения сообщила она.

– Мам, все нормально. Не волнуйся. Он хорошо вел себя с тобой? Ничего там не разнес?– уточнила со странным спокойствием.

– Нет. Но, Полин, его видел и слышал Кирилл и ужасно разозлился…

Вдруг как током шибануло: там же был Кирилл!

Только почему-то я об этом поздновато вспомнила. Вот откуда спокойствие показалось странным. Вот тормоза-то напали!

– Что?!– тревожно спохватилась я.

– Он уехал…

– Уехал?! Ничего не сказал?!

– Да.

Мгновенно так напряглось в груди, в животе, будто каждый орган по отдельности схватила судорога. Ноги влипли в асфальт. В голове все перемешалось: мысли с чувствами, физика с химией. Так резко оборвалось все, что делало беспечной и счастливой.

Тут охватила такая ярость, что, казалось, глаза из орбит вылезут, так распирало от обиды, возмущения и жалости к самой себе.

Я остановилась посреди улицы, крепко сжав в пальцах телефон, и зажмурилась так, что веки онемели.

Это было лицемерие, бездушие и жестокая насмешка. Откуда в нем все это?

– Ну и пусть катится!– проговорила тихо сквозь зубы и бросила сотовый в сумку.

Тогда я точно ничего не понимала. Меня бросил Ярослав, хотя и не страдала по нему вовсе, и снова бросил Кирилл. И единственное, что билось в голове – это пульс. Все разумные мысли растворились в воздухе.

Вот сволочи! Зачем нужно было приезжать? Чтобы снова плюнуть в душу? Растоптать и посмеяться? Причем сбежал, как последний трус!

Я даже не понимала, о ком точно думала. Лицо одного сменялось пьяной рожей другого.

Вернись ко мне! Любовь! Любовь! Такое ощущение, как будто она вся создана для козлов?!

И странно было то, что в тот момент злилась не на Ярослава, который появился у меня дома, не на Кирилла, который, безусловно, был тем еще подонком, а на себя, что снова позволила заморочить себе голову романтическим бредом.

Из сумки вновь раздался звонок мобильника. На этот раз номера не узнала. Но что-то подсказало, что это был Македонский. Я не хотела отвечать, но стало жутко любопытно, что он скажет теперь.

– Полина, ты где?– прогундосил в трубку пьяный Ярослав.

– Стою на краю пропасти,– ответила глухим, безжизненным голосом и слегка качнулась на носочках от резкого порыва ветра.

Эти слова мгновенно протрезвили Ярослава, но не включили мозги.

– Где ты стоишь?!– испуганно прокричал он.– Стой, я сейчас приеду!

– А ты что, спасать меня собрался?– усмехнулась, сойдя с дороги на тротуар.

– Полин, ты что, издеваешься надо мной?– наконец до него дошло.

– Да у тебя нервы железные и мозги чугунные. Что ты так раскалился-то, а? Или от красоток адреналин еще не рассосался?

– Полина, ты где?!– уже сердито и требовательно спросил Ярослав.

Ой-й, что было делать-то? Дурдом на колесах!

– Если немедленно выйдешь из машины и больше не сядешь за руль в таком состоянии, скажу.

– Ладушки, меня Серега довезет,– торопливо согласился он.– Ну?..

– На Ленина,– сдалась я.

По-моему, мне уже было наплевать на все и всех.

– Возле «Шхуны»?

– Ну, если свернуть метров на сто назад, то да.

– Не уходи, я буду через десять минут… Полин, ты слышишь? Через десять минут… даже через пять.

– Ух ты,– бросила без энтузиазма и поморщилась.

– Полин, не уходи. Жди меня в кафе, слышишь?

– Слышу,– ответила и отключилась.

И какого черта ему от меня нужно? Наверное, все-таки Серега узнал меня на пляже и доложил ему, что видела его голопопую команду. А зачем я-то ему? Неужели, чтобы оправдаться? Не понимаю!

Но промахом было то, что напрочь забыла об условии, которое ставил Ярослав в начале нашего пути. Видите ли, что бы ни произошло, последним должно было стать его слово. А тут я со своим Кириллом разгулялась по городу. Конечно, ему обо всем доложили.

Я не пошла в бистро, а прошла через улицу к кафе Македонского. Эмоции улеглись. В «Шхуну» вошла другим человеком. Выбрала самый отдаленный от живности столик и, как старик, стала ждать у моря погоды.

В тот момент настроение было на отметке «О». И это было опасно тем, что любое следующее действие угодных или не угодных людей могло перевесить либо в минус, либо в плюс. Эдакое затишье перед бурей неистовой радости или ярости.

Но, видимо, удача была не на стороне Ярослава. Ему не удалось попытать счастья с игрой на моем термометре. В кафе оказалась Виктория Эдмондовна Крэнус.

– А, Полиночка!– приторно любезно заулыбалась она от соседнего столика.

– И тебе до свидания,– открыто продемонстрировав пренебрежение, сказала я.

Сгинь нечистая, пока не накостыляли!

– Какая ты резкая,– проигнорировав выпад, продолжила Виктория и, не спрашивая разрешения, села за мой столик.

– Неужели ты проснулась сегодня и поняла, что без моей дружбы тебе не обойтись?– съязвила я.

– А может быть, у меня к тебе дело?– загадочно подмигнула та.

Скривив губы в насмешливой улыбке, я скрестила руки на груди и протянула:

– Ну?

– У меня к тебе одно славненькое предложение,– хитро щурясь, проговорила она и разложила пальцы с длинным маникюром на столе, будто веер.

– Что-то тухлым попахивает?– заметила я.

– Да нет же. Я сделаю тебе предложение, от которого ты точно не сможешь отказаться.

– Как там тебя, Вика, да? Давай попроще и молнией. У меня заказ прокиснет, еще не прибыв на стол.

– Ой,– манерно огорчилась она, закатив глаза к потолку,– и где же тебя такую воспитывали? Сбавь обороты, девочка. Я же для тебя стараюсь.

– С какой радости?– уже раздражаясь, полюбопытствовала я.

– Сейчас все расскажу, Полиночка.

Дамочка вынула из сумки визитницу, перебрала пальцами несколько отделений, выложила на стол четыре стильных визитки и с непонятной радостью придвинула их ко мне.

– Вот… Это очень влиятельные и состоятельные люди.

Я нахмурила брови и вопросительно качнула головой.

– Что, если ты проведешь несколько часов в обществе этих господ? По очереди, разумеется…

– А ты что, к Власу Крючко нанялась сутенершей?– съязвила я от смеси возмущения и смеха.

– Они щедро тебя отблагодарят. Кругленькая сумма получится,– с усмешкой продолжила она.

И тут меня, словно пулей в висок, прошибло. Она намекала о сделке с Ярославом. Он все-таки распустил свой паршивый язык! Интересно, когда успел это сделать? До или после секса с ней? Урод! Безмозглая скотина, не знаешь ты, на кого напал!

Наверное, лицо перекосило от ярости, что эта стерва довольно улыбнулась. Впервые счет был один – ноль в ее пользу.

– Не нуждаюсь в благодарностях,– холодно бросила я, но внутри такая буря поднялась, что если бы не люди вокруг, придушила бы ее здесь своими руками.

– Но от Яры ты их принимаешь?– злорадствуя, заметила Виктория.

– Думаешь, дерьмом меня облила?– равнодушно пожала плечами и пошла в наступление:– Ради меня мужчины такие деньжищи готовы выложить, а ты, прости, кажется, не замужем? Все стелешься, стелешься, да никак не подстелешься!

– Шлюха!– процедила сквозь зубы Виктория.

– А тебе завидно, что он со мной, а не с тобой, да?

– Ха-ха, да у меня таких, как он, полный воз,– рассмеялась Виктория, но меня не обмануть: смех был напряженным, почти истеричным.

Это задело ее самолюбие. Да, тонкая же у нее была броня.

– Да, вижу, как ты из кожи вон лезешь, чтобы он обратил на тебя внимание. А он не замечает фифу с тремя высшими образованиями, благородным происхождением, с манерами светской дамы, гордой осанкой, дорогим маникюром… и смотрит только на девчонку, у которой ни гроша за душой, отвратительное чувство вкуса и дурная привычка говорить то, что думает. Какая жалость! А ты не задумывалась, что ему с тобой скучно?– громко выдала я и презрительно усмехнулась.– Да каждая вторая ему интереснее, чем ты!

Виктория чуть не подавилась от возмущения. Вся ее радость от мнимой победы улетучилась. И тогда она сказала то, от чего меня лихорадило еще неделю после встречи с язвой.

– То-то от тебя, такой веселой, Кирилл сбежал?!

– Кирилл?!– беззвучно выдохнула я.

Услышав имя бывшего мужа, я напряглась от нестерпимого ощущения, будто все иголки, которые обычно выпускала наружу, обернулись против меня. Я поняла, что она говорила со знанием дела.

Но откуда она знала обо мне такое… Нет, откуда она знала Кирилла?!

– А какое ты имеешь к нему отношение?!– привстала я.

– Да самое прямое, деревня, что повелся Кирилл на твой экзотический характер. Был мужчина как мужчина, и вдруг пропал.

На это у меня не было ответа, как будто вывернули наизнанку, протерли наждаком и оставили на палящем солнце.

Чем же была моя жизнь с Кириллом? Неужели самообманом?! А я еще думала о нем посекундно! А этот, ресторатор хренов, тоже был хорош! Отомстил! Вывалял в грязи! Урод!

Охватила такая жуткая обида на саму себя, что позволила такое с собой сотворить. В ту минуту предельная жалость сделала такой беззащитной, уязвимой. Я потерялась в собственных мыслях, потеряла ориентацию в происходящем, поплыла от слабости во всем теле. Хуже всего было то, что тогда же я потеряла способность постоять за себя, была полностью обезоружена и подавлена.

Я зажмурилась, медленно накинула сумку на плечо и так же медленно вышла из кафе.

На работу я уже вернуться не могла: не было ни физических сил, ни моральных, чтобы держать лицо. А разрыдаться на людях, принять все унижение и правду, не могла. Но и домой не пошла. Забилась в угол одного из дворов и молча, то краснея, то бледнея от жара и озноба, просидела на лавочке до позднего вечера.

Трезвонил телефон, пока не села батарея. Капали и высыхали слезы. Менялись картинки перед глазами. Воздух становился прохладнее. На улице темнело. Вокруг бегали собаки, дети с мячом. А я разглядывала окна домов, двери подъездов, мусорные баки, доски скамейки, исписанные ножом…

Какое унижение! Все играли против меня! Вранье, лицемерие, похоть, выгода – сплошные добродетели!

Потом в один момент просто встала и пошла по темной улице вдоль редких столбов с горящими лампами.

Центральная площадь и дорога наполнялись такими же полуночниками; их переполняла жажда веселья, отрыва по полной программе и приключений на свою пятую точку.

Я вот лично эту программу выполнила с лихвой.

Все шла и шла…