– Ты нанесла гашан? – развернул Элиссавет к себе лицом, чтобы освободить её тело, но она в панике вцепилась в ткань, не желая разжимать пальцы.

Махарадж едва не выругался. Если бы он не видел её сына, подумал бы, что у женщины до этого не было слияний – уж слишком нервной и испуганной она была, а поэтому выходило, что женщина противится слиянию именно с ним. В то время как его тело изнывало от желания, Элиссавет даже не думала, не желала его.

Мысли Махараджа были злые, ему было неприятно это осознавать, но он вопреки желанию просто сдёрнуть ткань – сдержался. Дал время успокоиться Элиссе и был вознаграждён тем, что через пару мгновений её пальцы разжались и руки опустились вниз.

Снять последнюю преграду к столь вожделенному телу уже не составило труда и ткань соскользнув, открыла его взору то, о чём он лишь догадывался по очертаниям под одеждой. Его фантазии были далеки от действительности: грудь женщины была большой, по его восприятию очень большой – у цисанок груди вообще нет, вскармливают младенцев низшие слои цисаноик, но их фигуры и грудь отвратительны. У Элиссавет грудь была такая, что руки сами тянулись к ней, чтобы огладить, приподнять и прочувствовать тяжесть в ладони. А ещё соски – гладкие, розовые с чуть выступающей вершинкой. Бёдра округлые, приятны взгляду, а вот ниже Махарадж не смотрел, он наслаждался пока только верхней частью тела Элиссавет, растягивал удовольствие от созерцания.

Положив ладони на гладкую, приятную на ощупь кожу женских плеч, Махарадж, прикрыв глаза, поглаживая, спустился ниже, приседая перед женщиной на корточки. И только потом распахнул глаза, чтобы увидеть то, что его когда-то очень удивило. Ещё в походе он обратил внимание на эти завитки огненных колечек, которые впечатались в его память и как бы он не откидывал эту мысль, как бы не противился – он знал, что более никогда не забудет того, что не давало ему покоя.

Женские руки взметнулись, чтобы прикрыть ладонями пах то ли в смущении, то ли в страхе. Элиссавет стремилась закрыться от его взгляда, но Махарадж, перехватив её запястья, не позволил этого сделать:

– Не прикрывайся, – сорвалось с его губ более хрипло, чем он мог себе позволить. Но сейчас ему было не до того, чтобы следить за тембром голоса, выдающего желание. Сейчас его заботило, что Элиссавет не нанесла мазь и теперь придётся ждать, пока снадобье подействует, а в его случае ждать – это тяжело.

Подхватив её на руки и уложив на матрас, Махарадж взял глиняный сосуд с мазью:

– В этот раз я нанесу гашан сам, но в следующий раз делайте это заранее, чтобы снадобье успело подействовать. Раздвиньте ноги, – велел и, в ожидании чуть не раздавил банку в ладони. Когда женщина всё же развела ноги в стороны, Махарадж едва удержался от того, чтобы тут же не кинуться к её телу.

Лёжа на спине, с завязанными глазами, в окружении огненного облака волос, её тело с такой светлой, нежной кожей, казалось Махараджу совершенным: большая грудь, мягкий живот раскинутые в стороны ноги – и вся она раскрыта, беззащитна. По её сбивчивому дыханию, по сжатым в кулаки ладоням, прикушенной губе, он сделал вывод, что она напугана. Но в тоже время это волновало так, что Махарадж, будь даже при смертельной опасности, не смог бы отвести взгляд от её тела.

Присев на корточки между согнутых в коленях и раздвинутых в стороны женских ног, положил ладонь на подрагивающий живот, спустился вниз к манящим, влекущим завиткам волос, к тому, что они прикрывали. Отвлёкшись на мгновение, Махарадж набрал совсем немного снадобья на палец и, раздвинув мягкие, нежные складки кожи, тяжело сглотнув, ввёл его в женское лоно.

Замер. Казалось, у него вырвется из груди бешено стучащее сердце. Стоило ему представить, что через некоторое время его орган дающий жизнь окажется там, где находился его палец: в этой гладкой, горячей и такой узкой глубине, обещающей наслаждение, что у Махараджа всё скручивало в паху.

Женщина дрогнула и от её движения, а может от испуга стенки лона сжались и обхватили мужской палец. Махарадж едва сумел подавить стон, а орган дающий жизнь дёрнулся от желания, которое было столь велико, что переходило в боль.

– Элиссавет, – Махарадж, вытолкнув её имя, на время замолчал, пытаясь совладать с голосом и одновременно то поступательно, то по кругу распределяя снадобье по стенкам лона: – постарайтесь успокоиться, не сжимайтесь. Я нанесу гашан.

Махарадж с трудом сдерживал безумное желание. Оно пульсировало не только в мужском органе, скручивало до боли, распирало, оно отдавалось в висках, вызывало подергивание рук и смешение мыслей. Но он не хотел быстро завершить слияние, он хотел растянуть время, чтобы насладиться каждым вздохом женщины, каждым мгновением.

Махарадж встал и, присев рядом с Элиссавет, провёл ладонью по женской груди, мягко огладил, сжал, наслаждаясь чувством наполненности и с удивлением заметил, как соски затвердели, сжались в розовые горошины, которые ему захотелось прихватить кончиками пальцев. Но женщина, вздрогнула от его прикосновений, и он вспомнил страх в её глазах, потому, подхватив её на руки, поставил на матрас, чтобы не приходилось нагибаться.

– Что вы делаете? – выдохнула Элисса, чуть качнувшись на мягкой поверхности, но Махарадж бы не позволил ей упасть: одной рукой поддерживал женщину за талию, второй же вновь обхватил её грудь, что так и просилась в его ладонь.

Осторожно, стараясь не причинить боли сжал, огладил, уделил внимание второй, наслаждаясь её весом, тяжестью и такой мягкостью, что не хотелось отстраняться. Успокаивало лишь то, что теперь тело Элиссавет будет в полной доступности для его взора, прикосновений.

Ладонью скользнул ниже по животу, ближе к лону и тут он понял, что больше не может сдерживаться, что желание перешло в боль, которая разрывала его орган.

Подхватив Элиссавет, поставил её на ноги рядом с матрасом:

– Примите позу, аншиасса, – хрипло сорвалось с его губ, но Элиссавет упрямо противилась слиянию, солгала, что не понимает. Это вызвало злое раздражение мужчины.

– Встаньте на колени, – произнёс резко, эмоции сдерживать уже не получалось. Когда Элисса выполнила требуемое, властно надавил ей на спину, вынуждая принять позу для слияния, ещё раз надавил, чтобы она прогнулась в пояснице и когда её ягодицы призывно приподнялись, он, чуть не сорвавшись, потребовал:

– Раздвиньте ноги, аншиасса, – только и хватило сил произнести, но ждать – нет.

Подхватив её бёдра, он сам коленом раздвинул её ноги и, обхватив дрожащей ладонью орган, дающий жизнь, направил в лоно, проникая внутрь одним толчком.

Не войдя и до половины, он стиснул двумя руками бёдра женщины, чтобы не упасть. Колени дрожали, как и руки, её лоно было горячим, узким и таким шелковистым, что Махарадж, не сдержавшись, застонал.

Он знал, что позже будет корить себя за несдержанность, за проявление слабости, но сейчас не мог контролировать дыхание и проявление наслаждения. Единственное желание, затмевающее всё в этом мире, было – движение. Глубже с каждым толчком, раздвигая стенки лона. Перед глазами всё сливалось и его хвалёная выдержка слетела, словно её никогда и не было. Он двигался как одержимый, рычал, дышал, как загнанный рашциз, до конца, до кульминации, с котрой из его горла вырвался рёв не испытанного никогда наслаждения!

Из цело́ма Элиссавет Махарадж практически сбежал. Второпях омылся, натянув шаровары, обтёр женщину и, не одеваясь до конца, выскочил за полог, на ходу натягивая кафтан и спеша на поверхность, где Зааншара наполовину показалась из-за горизонта.

На поверхности было пусто. Воины отдыхают, либо трапезничают, но его это только порадовало.

Вызвав здрада и присев на доставленную походную оттоманку, Махарадж замер с закрытыми глазами, старательно пытаясь отрешиться от всех мыслей. Но у него не получалось: в голове яркими всполохами крутились воспоминания тела Элиссавет, воспоминания испытанного наслаждения, гладкости её лона, тяжесть её груди.

Зарычав, предводящий вскочил и пнул ни в чём не повинную оттоманку, которая от удара мужской ноги взмыла вверх, улетев на приличное расстояние. Мужчина, словно зверь, метался по поверхности, пытаясь задавить в себе желание спуститься в цело́м Элиссавет и вновь склонить её к слиянию.

Как же был он наивен, когда думал, что стоит ему взять тело Элиссы единожды – он тут же успокоится, все его мысли и эмоции придут в норму.

Нет. Теперь он понимал, что всё испытанное станет его проклятьем. Его будет тянуть к телу Элиссы постоянно.

Зарычав, Махарадж с трудом заставил себя спуститься в свой цело́м, чтобы принять ледяное омовение.

* * *

Проснулась Елизавета в ужасном состоянии.

Накануне она первым деломвызвала здраду, узнала о Егоре и, услышав, что сын спит, искупалась, легла… и потянулось время, когда мысли не дают покоя. Затем пришла злость, а после – слёзы разочарования. В итоге, Лиза с трудом погрузилась в тревожный сон, а проснулась с головной болью.

– Самлеша, – позвала здраду.

Когда та принесла чаши для умывания, Лиза от неё узнала, что сын уже проснулся, успел поесть с наставником и занимается на поверхности.

– Подготовь мне пожалуйста одежду. Хочу посмотреть, как сын занимается, – Лиза вскочила, но здрада её остановила:

– Аншиасса, прошу простить меня, но вам нельзя на поверхность.

– Почему? – хмуро поинтересовалась Лиза, строя догадки одна хуже другой.

– Там, где воины занимаются физическими упражнениями, отрабатывают технику боя, женщинам нельзя находиться. Вы можете навлечь на себя гнев предводящего.

Елизавета нервно заходила по целому.

– А ты можешь посмотреть – как там Егор? Всё ли у него в порядке?

– Конечно, – здрада поклонившись, прошла в переход и явилась через минуту:

– Всё хорошо, аншиасса. Ваш сын смотрит на занятия воинов, а наставник ему объясняет, что и как делают воины.

– Спасибо, Самлеша, – Елизавета, облегчённо выдохнув, присела на матрас. – Ну что ж, тогда завтрак.

Есть в одиночестве было бы невыносимо, если бы Лиза не стала расспрашивать здраду:

– Самлеша, скажи, а эту мазь, которую ты мне вчера оставила – гашек…

– Гашан, – поправила её здрада.

– Да, гашан, ею пользуются цисанки?

– Конечно, – кивнула та. – Снадобье используют все цисанки, но только при слиянии с высшими, средними и низшими цисанами. У цисанов сословие – саанцишиссы, с ними женщины не используют гашан, но там и слияния полноценного не бывает, только удовлетворяются потребности организма, – сбивчиво поясняла Самлеша, а Лиза, вновь услышав об этом сословии, решила узнать подробности:

– То есть, в этом сословии, как я поняла, есть и мужчины и женщины? И они… как бы правильно выразиться-то, – замялась Елизавета, но здарада поняла, что она имеет в виду:

– Цисаны в этом сословии тоже заключают контракты. Им платят, чтобы их тела были в постоянной доступности для удовлетворения нужд. Если честно говорить, то некоторые цисаны из среднего и низшего сословия редко, но переходят в сословие – саанцишиссов. Всё ради оплаты реберниками и жиненными периодами. Но в договоре с саанцишиссами, нет запрета на принесение физического вреда. Есть запрет на неизлечимые увечья, но поверьте, много боли и унижений они переносят. Всё зависит от того с кем заключают контракт. Наш хозяин ни одной цисанке не причинил боли.

– И много таких контрактов у предводящего? – вырвался вопрос у Лизы, хотя здраду он похоже не удивил:

– Три с саанцишиссами и ещё дожидается аншиасса в его цело́мнище для заключения контракта.

Елизавета не поверила своим ушам! Три бабы у него в полной доступности! Ещё она и плюс ещё дожидается в его доме! В итоге – пять женщин! Лиза от злости чуть не погнула маленькую вилочку, которой накалывала тонкие ломтики мяса.